Вечером Баженин уезжал в Москву, в сопровождении пары моих морпехов. У Федора работы было много, а у морпехов — всего одна, найти нашего капитана тайных, и привезти его в поместье. Не зная броду, не стоило лезть в бурлящую пираньями воду, к тому же, полную голодных аллигаторов. То есть, ехать в Москву, не выяснив, насколько сильно меня будут убивать. Небольшой запас времени для осторожности еще был.

Пожалуй, три дня, проведенные в поместье стали одними из самых приятных, за два года. Никто меня никуда не гнал, спал до состояния отлежания, никуда не торопясь, прошелся вокруг поместья, оценил, как прекрасно это место, и насколько глубокий тут снег. На второй день даже рискнул прокатиться на лошади. Все мои, кто меня знал, высыпали на мороз, и расселись на парадном крыльце — им только попхорна не хватало, для моей ностальгии.

Провел два занятия со студентками и присоединившимся к ним десятком рыцарей. Другой десяток рыцарей звенел мечами в холле. Звенели, кстати, боевыми мечами, даже не попытавшись тупить кромки или нечто подобное делать. Идилия.

Много общался с Ермолаем, говорили уже не вообще, о жизни, а о ближайших двух годах.

Делился с ним мыслями, что будем строить, и к чему нас это приведет, по моему мнению. Много спорили, так как мое мнение оказывалось, периодически, далеко от реальной жизни, которую мне так и не довелось узнать близко.

Написал письмо архиепископу, в Холмогоры. Просил при Холмогорской морской школе создать небольшую группу из двух десятков девятилеток — причем, создать прямо сейчас. Поселить их в отдельном домике внутри школы. Да, да — в том самом, на котором в плане стоит пометка «юнги». Если школу построили согласно моим планам, то он там должен быть. Воспитателя для них пришлю вместе с директором школы. Если все будет по плану, то воспитатель приедет еще с одним воспитанником. А Директор школы привезет еще два десятка опытных матросов-инструкторов, для курсантов школы. Еще раз попросил уделить максимум внимания группе юнг. Сделал пару намеков — архиепископ, человек понятливый. Канва письма заняла буквально треть страницы, а остальное место заполняли принятые тут пышные обороты и «нижайшие» просьбы. Надо срочно вводить гражданскую форму письма, и азбуку, и математику, и… впрочем, именно это стоит в ближайших планах. С ума сойти, где мне на эти планы времени взять?

А пока, отдал письмо Питеру-директору, он с инструкторами отправлялся в Холмогоры ближайшим обозом — принимать школу и осваиваться. Питер-адмирал оставался, вместе с греком, в Москве, ожидать воспитанника.

Вечерние посиделки с высшими офицерами мне, в целом, понравились. На должностях их утвердил — с испытательным сроком. А уж испытаниями — обеспечу.

Ермолай строчил письма, ставшие результатом наших бесед и моей жалобы на произвол Тульского духовенства. Но это письмо было мелочью, сей вопрос, решат мгновенно. А вот остальные письма, почти святого отца, существенно серьезнее — решался вопрос, как жить дальше будем, и как указы Петра церковь народу преподнесет. Сан у Ермолая не очень высок, по крайней мере, так говорит, и гарантировать он ничего не мог. Вот и обстреливал цитадель веры очередями писем.

Рыцари, глядя на повальное увлечение эпистолярным жанром, добавили свои пару залпов, отправив письма в Таганрог, с последующей передачей в Константинополь.

Только Тая с ученицами не отметились в этом деле. Посчитал это непорядком, и начали заниматься по черновикам букваря.

Эх, хорошее было время.

Потом вернулся тайный, и все испортил, сообщив, что меня ждут. Ждали дела, ждала Москва. Купечество, так не просто ждало, а облизывалось и затачивало ложки к трапезе, несмотря на ударную работу, проведенную Федором. Макаров еще не вернулся от Азова, но его ожидали со дня на день. Петр задержался в Воронеже, и когда он вернется, никто не знал — что было плохо, с ним мне спокойнее в столице. Расклад получался не очень. Радовало, что ключевая фигура моего плана выразила некоторую заинтересованность в сотрудничестве, и мой московский марафон начнется именно с него.

Таю оставляю с ученицами, со мной в Москву поедут только четверо морпехов и десяток рыцарей — буду вводить их в свет, а за одно ими прикроюсь.

Выехали на пяти санях. Время выхода подгадали к времени назначенного приема — не хотелось лишний раз ходить по минному полю, пока не найду себе минный тральщик.

На этот раз Москва встречала хорошей, морозной погодой, днем еще и солнце играло со снегом в зайчиков, а под вечер тени накрыли наш обоз. Тени башен первого круга стен Москвы.

Стараясь не опоздать к ужину, прибавили скорость, нам еще пол города объезжать. Чтоб было быстрее, поехали через Яузу и по южному берегу Москвы реки. Проскочили кремль, и, проскрипев по Всехсвятскому мосту, подъехали к подворью Федора Юрьевича.

Всю дорогу тайный рассказывал мне о привычках князя. Характер, у которого, весьма тяжелый, а основная ставка в этой партии на него — так что буду прогибаться слегка. Если с ним ничего не получиться — эвакуируемся из Москвы, и будем думать, что делать дальше.

На подворье заходили пешком, оставив сани за воротами, оказывали, так сказать, почтенье князю, и продолжили его оказывать при встрече.

Федор Юрьевич встретил нас на крыльце, вместе с сыном Иваном. Раньше видел их обоих, но не приглядывался. Теперь на это время было. Старший Ромодановский выглядел массивным стариком, лет шестидесяти, сильнее всего напоминающий казака, с такими же массивными усами и прищуренными глазами, словно в них постоянно дует ветер, и секут пески времени, оставляя тонкие морщинки по всему лицу. Младший выглядел уменьшенной копией, только менее посеченной временем, может из-за вполовину меньшего возраста, а может, он от ветра за отцовской спиной укрывался. Так сразу и не скажешь, надо общаться.

Представились, представил рыцарей, которые парой сопровождали меня на эту встречу. Специально выбрал самых родовитых, и тщательно это подчеркнул в представлении. Сообщил, что дела государственные привели нас к этому благословенному порогу и не уделит ли хозяин толику… ну и так далее.

Трапезничали, или вечеряли, ели, в общем. Не просто ужинали, а делали это по правилам. Хорошо, что извинился перед князем и посетовал ему, как в заморских странах, где не один год меня носили повеления государя, привык к иным манерам, а рыцари, так вообще на иных манерах выросли — и если что не так будем делать, то не по злобе или неуважению, а исключительно по незнанию. Видимо, сказал об этом вовремя, так как не раз ловил на себе неодобрительный взгляд князя. На рыцарей он почему-то так не реагировал, опять все шишки мне достаются.

Закруглив продуктовый ритуал, перешли в кабинет, и приступили впятером, вместе с его сыном непосредственно к делу.

Для начала, собирался дать подробные пояснения к Указам Петра. Надеялся проскочить этот момент быстро, а на деле потратили больше полутора часов. Князь оказался въедливым старикашкой, и было проще разложить всю картину преобразований, чем отвечать на массу вопросов. Так и сделал, упирая на необходимость перевооружить армию и в несколько раз увеличить численность населения. Иначе нам новые земли не освоить, а на не освоенные земли, как известно, быстро надеться другой хозяин и с ним вновь придется воевать. Ну и массу следствий из этого — необходимость кормить это возросшее население, необходимость в массе грамотных людей для армии и флота, так как новое оружие будет требовать особого к себе отношения. А без этого нового оружия потеряем в войнах много людей и опять же, некому будет новые территории осваивать. Необходимость в еще большем количестве грамотных людей, для производства этого оружия, и так далее, в том же духе. Рассказывал чистую правду, только выпирая нужные мне пункты. Под конец повествования немного успокоился. Князь слушал не враждебно, не перебивал выкриками, и анафеме не придавал, сразу, по крайней мере. Плавно перешел на указы, следствием которых и будет вся та благодать, которую ранее перечислил. Указы разбирал тщательно. В указе о Табеле упирал на местничество и его отражение в современности. Ведь страна растет, появляются новые должности и люди, вот и нужен табель, государем узаконенный, чтоб люди знали свое место. С паспортами и вольными возились дольше всего, так как князь сам был при поместьях и крестьянах. На нем отработал уже отлаженную схему аренды земли, только упирая уже не на то, что это способ обойти указ, а на то, что так больше времени на службу государю можно выкроить.