Когда бумага прогорела, Китаро последний раз переворошил пепел, чтобы убедиться, что ни единого клочка не уцелело. Все сгорело дотла, приказ был выполнен в точности. Китаро поднялся, пересек комнату и остановился настоятелем храма, который навзничь лежал на полу. Китаро опустился рядом на колени и приложил ухо к его груди. Терций не дышал, и ударов сердца тоже не было слышно. На лице его застыло выражение крайнего отчаяния. Китаро медленно покачал головой. Жаль, что так получилось. Он не должен был никого убивать…

— Я сделал, как ты сказал, — тихо проговорил Китаро, подняв глаза к низкому темному потолку. — Теперь я могу прийти к тебе?

На несколько минут он замер, прислушиваясь; лицо его было неподвижной бронзовой маской с отверстиями вместо глаз. Тишина отдавалась звоном в ушах. Не поднимаясь с колен, он потянулся к мечу, вынул его из ножен и положил на колени. Все его движения были неспешными, неторопливыми и выверенными, словно он проделывал их уже множество раз. Еще немного посидел, вперив взгляд в блестящую полосу клинка. Торопиться было некуда, время на холме богов течет не так, как в мире людей. Там свои законы.

Клинок был слишком длинным, и Китаро размотал тканый пояс-кушак, который охватывал несколько раз его талию. Один его конец обернул вокруг клинка, отступив приблизительно на ладонь от рукояти, а второй — оставил висеть свободно. Обеими руками Китаро взялся за импровизированную рукоять из кушака, и, нацелив острие меча себе под грудину, снова медленно, будто во сне, поднял глаза к потолку…

— Поздравляю, Лионель! — с удовольствием проговорил Безымянный. Его огромные золотые глаза вспыхивали едва сдерживаемым нетерпением. — Один твой посланник справился с заданием. Надеюсь, что и у второго тоже все получится.

Нэль не успел ничего ответить, мелодичный голос Безымянного, словно нож, вошел в него чуть ниже грудины и взялся прокладывать себе путь вверх, ровно и страшно продираясь сквозь мускулы и кости. Боль была невыносимой. Оглушенный ею, Нэль припал к полу и зашелся в кашле. Гладкие камни под ним окрасились кровью. То была не иллюзия, соленый вкус крови Нэль ощутил и во рту.

Он все понял через секунду. И не голос его вовсе пронзил, и не свою боль он чувствовал.

— Почему?.. — прохрипел он, корчась на полу.

— Полагаю, дело в людских верованиях, — отозвался Безымянный, который не двинулся с места, чтобы помочь ему. — Твой посланник верил, что после смерти взойдет на Холм Богов, где его встретят Борон и Рондра. И он, вероятно, ждал, что ты будешь с ними рядом. Никто не объяснил ему, насколько глубоко он заблуждается. Ни одна душа умершего никогда не была на Холме. Таков закон этого мира… Дыши глубже, Лионель. Боль скоро пройдет. И, знаешь, ты меня снова удивил. Ты уверял, что не владеешь ментальной магией, но сумел установить с этим человеком такую крепкую связь, что разделил с ним смерть.

Нэль хотел ответить, но ему помешала боль, слившаяся воедино с ненавистью и — удивительным образом — с магической энергией. Нэль открылся для магии, поток силы хлынул к Безымянному, сметая все на своем пути. Золотоглазый встретился с ним взглядом, засмеялся и махнул рукой. Но смех его вдруг осекся, а рука замерла в воздухе, как будто натолкнулась на невидимое препятствие. В золотых глазах мелькнула тень сомнения, и Безымянный вдруг вскинул раскрытые ладони в извечном примирительном жесте:

— Остановись! — его лицо напряглось, когда он пытался удержать магию ненависти. — Прошу тебя, остановись! В том, что случилось, моей вины нет! Твой посланник убил себя по собственной воле. Это был его выбор!

Нэль все еще не мог говорить — от злости намертво свело челюсти. Может, это и был выбор Китаро, хотел бы ответить он. Но ведь это из-за меня он оказался в ситуации, когда пришлось такой выбор сделать. Моя воля вела его. Мои указания. А я действовал под давлением твоей воли, Безымянный.

— Хватит! — прервал поток его мыслей собеседник. — Что с тобой, маг? Ищешь виноватого? Хочешь на кого-нибудь свалить ответственность?

И впрямь… Нэль опомнился и перевел дыхание. Вины Безымянного в смерти Китаро нет.

Нэль приподнялся. Ему было очень худо. Мышцы тела окаменели от напряжения, на лбу выступил пот, а ведь между ним и Китаро не было полноценной ментальной связи! Чтобы поговорить с ним, Нэль каждый раз должен был входить в состояние магического транса, вместо того, чтобы наладить прямой ментальный контакт… Будь Нэль настоящим ментальным магом, досталось бы ему, без сомнения, еще крепче.

Со стоном он выпрямился. Боль отступала, и даже кровь на полу бледнела, становилась прозрачной и испарялась с поля, как вода со сковороды. С трудом верилось, что минуту назад Нэль харкал кровью, в то время как острый клинок вспарывал его живот и грудь.

— Мне, правда, жаль, что так вышло, — сказал Безымянный, медленно опуская руки. — Подобного исхода я не ожидал. Не хочу тебя ни в чем обвинять, но почему ты не рассказал своему посланнику правду о богах? Если б он знал ее, то не поступил бы так опрометчиво.

— Опрометчиво… — повторил Нэль, пробуя слово на вкус, и скривился. — Да, опрометчиво… пожалуй, что так…

— Поговори со своим вторым посланником, — продолжил Безымянный, — пока не поздно. Чтобы он не вознамерился соединиться с тобой тем же способом…

С минуту Нэль смотрел на него пустыми глазами, а потом вдруг расхохотался. Элейна захочет соединиться с ним?! Вот уж насмешил, так насмешил. Если вдруг она и убьет себя, то, как раз, наоборот, чтобы никогда его больше не видеть.

— Что с тобой? — удивился Безымянный.

— Ничего… так… — отозвался Нэль, пытаясь взять себя в руки и давясь смехом, который грозился вот-вот обернуться слезами. Ох, Элейна… Он хотел бы никогда в жизни с ней больше не встречаться, но — какая ирония! — вышло так, что он не сумел дотянуться ни до Арьеля, ни до Марики, и его мыслям откликалась только Элейна. Только она могла отыскать Арьеля и рассказать ему о черной книге. И это-то было хуже всего.

Глава 5

Издавна между королями Медеи и семейством Алей существовали тесные связи — с некоторой натяжкой их даже можно было бы назвать дружескими. Так повелось с тех пор, когда предок тана Альбрехта Аля, тан Оге Аль, молодой и бесшабашный, обретался при королевском дворе в качестве близкого друга принца Дэмьена и принцессы Ванды.

Теперешний король Уиллард и благородный тан Альбрехт росли вместе, и это обстоятельство вносило некоторую нотку фамильярности в отношения сюзерена и вассала. В разговоре с королем (особенно приватном) тан мог многое себе позволить, не опасаясь оказаться в застенках или на плахе. И у него хватило дерзости сказать королю «нет», когда тот объявил, что тан должен сопровождать его в поездке в Кейпир. В Кейпире намечалось строительство нового храма Прайоса, и храмовники желали получить королевское благословение.

— С какой поры ты благословляешь постройку храмов? — огрызнулся на это тан. Накануне он получил очень тревожное письмо из дома, и теперь размышлял, как заговорить с королем о том, что волновало его больше всего.

Король прищурил на него бутылочно-зеленые глаза. Не считает ли господин тан, что он должен был послать храмовников к Безымянному? Нет уж, если храмовники обращаются к нему с подобными просьбами, значит, у него имеется кое-какое влияние в их среде. И он не намерен им пренебрегать… особенно, в сложившейся непростой ситуации.

— Видно, последние времена настали, если король вынужден заручаться поддержкой храмов, — сказал тан.

Однако, ведь господин тан сам рассорил короля с магами?

— Если бы не я, они отыскали бы другую причину для ссоры, — возразил тан. — Открой глаза, они хотят получить всю возможную власть, и я — всего лишь повод.

Король потерял терпение, грохнул кулаком по столу и сказал, что никаких разговоров он слушать не желает, тан едет с ним Кейпир, и точка.

— Нет, — едва сдерживая дрожь, сквозь зубы сказал тан. — Я еду в Тальеру.