Когда пришло время возвращаться в Эдес, Илис искренне обрадовалась. Она уже страшно соскучилась по виду людей, которые не носили бы доспехи и форменные плащи. За то время, которое она провела под стенами Фрагии и в Северной крепости, она успела позабыть, что существуют какие-то другие цвета, кроме белого, черного и серого. Не говоря уже о том, что она целую вечность не разговаривала с представительницами нежного пола. В форте было несколько женщин — в основном прислуга на кухне и прачки, — но глупые крестьянки старались держаться от Илис подальше. За ее мужскую одежду они называли ее "перевертышем", — только Двенадцать знают, что именно подразумевали они под этим словом, — а из-за близости к императору-колдуну считали ее едва ли не его наложницей. Все это было бы смешно, если бы не было так грустно, печально размышляла Илис. Слава, которую она стяжала себе у касотского простонародья, постепенно переставала ей нравиться.

Перед отъездом к ней пришел попрощаться Хельмут. Втайне он завидовал ей: ведь она уезжала "в мир", а ему предстояло остаться в Северной неизвестно еще на сколько времени. Поэтому выглядел он грустным, и настроен был сентиментально.

— Хочу сделать вам подарок, — сказал он и вложил в ладонь Илис серебряный браслет изящной работы. — Вот, возьмите это.

— Что это вы выдумали? — Илис отдернула руку, как от горячего. — Не нужно мне от вас подарков! Да еще таких… Вот уж не ожидала от вас, в самом деле.

Видя ее возмущение и растерянность, Хельмут рассмеялся.

— Да что вы! — сказал он. — Не бойтесь, мой подарок ни к чему вас обязывает. Это вовсе не семейная реликвия, просто красивая безделушка. Мне хотелось, чтобы у вас была вещь, которая станет напоминать вам обо мне.

— Вот глупости, — сердито сказала Илис и покраснела. Она сама себе не признавалась, но ей было приятно. До сих пор никто не заботился оставить по себе такую милую «вещественную» память. — Может быть, это и безделушка, но наверное, очень дорогая. К чему вам тратить столько денег только ради того, чтобы я вас иногда вспоминала?

— Вы ли это говорите? А кто убеждал меня не так давно, что нет никакого смысла печалиться о деньгах?

— И правда, — засмеялась Илис. — Надо же, помните… Жаль, Хельмут, но мне совершенно нечего подарить вам взамен.

— Ничего и не надо. Я и без того вас буду помнить.

Все-таки, подумала Илис, он перечитал рыцарских романов. Вся эта сцена как будто вырезана оттуда. Храбрый рыцарь прощается со своей дамой… Куда девалась вся его ирония?..

— Может быть, мы с вами еще когда-нибудь увидимся, — продолжал Хельмут таким серьезным тоном, что у Илис мурашки по спине побежали. — Всякое бывает. Но даже если нет, помните: вы всегда можете рассчитывать на мою помощь, что бы ни случилось. Попросите меня о чем угодно, и я выполню вашу просьбу.

— Это уж совсем ни к чему, — возразила Илис. — Зачем вам брать на себя такие нешуточные обязательства? Мало ли, что я попрошу.

— Нет, — твердо сказал Хельмут. — Я своих слов обратно не возьму.

Илис в очередной раз подумала, что мужчины слишком уж серьезно относятся к своим словам. Или ей просто везет на таких принципиальных? И ведь как говорить-то начинают, когда дело доходит до обещаний и клятв! Плечи все, как один, расправляют, в глазах огонь загорается… Орлы! Безымянный их разберет, этих мужчин.

— Как хотите, — сдалась Илис. — Только не жалуйтесь потом, когда мне вздумается поймать вас на слове.

Илис крайне удивилась бы, узнай она, что ее наставник ждет возвращения в столицу почти с таким же нетерпением, как она. За зиму Барден страшно устал, и не хотел ничего, кроме как побыть немного в мире и покое рядом со своей супругой. Он, впрочем, знал, что о мире и покое ему приходится только мечтать. Наверняка в Эдесе накопилось множество дел, которые требуют его личного вмешательства, и которые можно решить только на месте.

И в Северной накануне отъезда его не хотели оставить в покое.

В коридоре его нагнал Альберт, вид у которого был необыкновенно мрачный.

— Эмиль! — сказал он вполголоса, пристраиваясь справа от Бардена, который и не подумал замедлить шаг. — Я хочу серьезно поговорить с тобой.

— О чем?

— О девчонке, которую ты называешь своей ученицей.

Барден взглянул на него исподлобья и спросил тяжело и глухо:

— Ты тоже будешь пересказывать мне слухи о ней, которые бродят по форту? Если да, то можешь не утруждаться. Я все их и без того знаю.

— Слухи тут ни при чем. Я хотел сказать тебе, что мне не нравится, как она рыщет повсюду и везде сует свой нос, — ответил Альберт. — Добром это не кончится. Ты еще будешь проклинать день, когда решил привезти ее сюда.

— Что-то подобное я уже слышал, Альберт. Лет двадцать назад. Кто-то, некий юный адъютант предостерегал меня насчет некой молодой женщины и сулил мне великие беды в будущем. Не припоминаешь, кто это был? — прищурился Барден.

— Эмиль, я говорю серьезно! Почему ты так доверяешь этой девчонке? Чем она заслужила такое отношение? Откуда тебе знать, что она не предаст тебя при первом удобном случае?

— А ты? Почему у тебя такое недоверие к Илис?

— Она постоянно крутится возле тебя, — мрачно сказал Альберт. — Откуда мне знать, что у нее нет никаких задних мыслей?

— Если у тебя нет ничего, кроме этих пустых подозрений, нам лучше прекратить разговор.

— Право, Эмиль — стоит возле тебя появиться молодой красивой женщине — и ты слепнешь…

— Ты забываешься, Альберт, — тихо сказал Барден, сверкнув глазами.

— Пусть так. Но ты еще вспомнишь мои слова, когда будешь разгребать кашу, заваренную Илис.

Барден резко остановился и вперил яростный взгляд желтых глаз в собеседника.

— С каких пор ты сделался предсказателем? — голос его звучал очень тихо и очень страшно. — Мне надоела вся эта болтовня. В следующий раз я прикажу вырвать язык всякому, кто заговорит со мной об Илис в подобном ключе. И тебя это тоже касается. Ты понял меня, Альберт?

— Я прекрасно понял вас, ваше величество, — так же тихо ответил Альберт и низко поклонился.

— 9-

Возвращение в Эдес оказалось еще более приятным, чем ожидала Илис. Уже на второй день пребывания во дворце она получила целую стопку посланий от своих столичных знакомых. Оказывается, все те молодые люди, с которыми познакомил ее Марк, помнили ее и, едва прознав о ее возвращении, тут же поспешили выразить свою радость в связи с этим событием. И наперебой приглашали на обеды, ужины и танцы. Илис читала послания, умилялась и удивлялась тому, какой глубокий, оказывается, след успела оставить в памяти столичной молодежи.

Имелось среди горы писем и послание от князя Рувато Слоока, написанное чрезвычайно просто, сдержанно, и вместе с тем как-то безлично. Содержало оно одни лишь общие фразы, и Илис почувствовала невольное разочарование. Сама не зная почему, она ожидала от Слоока чего-то большего. Кроме того, ей нужно было встретиться с ним, чтобы передать письмо от Хельмута, и она не знала, как это устроить: он никуда ее не приглашал и даже не упоминал о желании увидеться с ней. И Илис пошла на маленькую хитрость. Из стопки приглашений она выбрала одно, которое могла принять, не нарушая приличий — Илария Энгас просила ее посетить один из вечеров с музыкой и танцами, которые время от времени устраивались в ее доме. К девушке Илис могла пойти и без сопровождения, а это было немаловажно, потому что Марк в столице отсутствовал, и неизвестно было, когда он появится. Поэтому Илис написала сначала записку к Иларии, извещая, что с удовольствием принимает ее приглашение, а потом села за письмо к Рувато. Она старательно копировала принятый им официальный стиль, и лишь в конце сначала между делом сообщила, что у нее для него имеется некое послание, а после намекнула, что, вероятно, вскоре возобновит визиты к знакомым, и одним из первых станет дом дюка Энгаса, по очаровательной дочери которого она особенно соскучилась.