Интересны оценки, которые давали партизанам сами деятели Белого движения. Донской Атаман генерал П. Н. Краснов так описал свое впечатление от встречи со Шкуро, в начале декабря приехавшим в Ростов-на-Дону в качестве делегата от Кубанского Войска: «...Кумиром кубанцев был генерал Шкуро. Молодой еще человек, он в Русско-германскую войну командовал партизанским отрядом при 3-м кавалерийском корпусе. Как и все партизаны в эту войну, он ничем особенно не отличался. Во время войны с большевиками он выдвинулся быстрым освобождением и такою же быстрою сдачею Кисловодска. Шкуро нравился кубанцам. Он отвечал и духу Добровольческой Армии -духу партизанскому...»
Далеко не лестные отзывы получали действия Шкуро у сторонников уставной дисциплины. По рассказу генерала Врангеля, «в волчьих папахах, с волчьими хвостами на бунчуках, партизаны полковника Шкуро представляли собой не воинскую часть, а типичную вольницу Стеньки Разина. Сплошь и рядом ночью после попойки партизан Шкуро со своими "волками" несся по улицам города (Екатеринодара. - В. Ц.) с песнями, гиком и выстрелами». В Ставку Деникина Врангель неоднократно отправлял доклады о «разлагающем» поведении партизан, их «распущенности» и «недисциплинированности».
И уж совсем негативно оценивались действия Шкуро в советской литературе - достаточно вспомнить хотя бы роман А. Н. Толстого «Хождение по мукам». Под пером «красного графа» (как называли его в эмиграции) Шкуро стал «отчаянной жизни проходимцем и воякой, сформировавшим из всякого сброда волчью сотню».
«Партизанство» всегда противопоставлялось «регулярству». «Партизанский характер» воинских частей, при всех их недостатках, соответствовал народному характеру Гражданской войны, при котором и для рядовых бойцов, и для их командиров главным становилось не как воевать (по уставу или нет), а за что и против кого сражаться. И в этом отношении «партизанские» отряды зачастую играли гораздо большую роль, чем организованные по регулярным принципам полки и дивизии, которые при первом же поражении на фронте могли перейти на сторону противника или просто разбежаться.
Генерал-лейтенант А.Г. Шкуро.
Необходимо также помнить, что казачество далеко не всегда признавало определяемые уставом отношения командиров и подчиненных. Невысокого роста, но очень подвижный, острый на замечания и не скупившийся на похвалы Андрей Григорьевич Шкуро был для Кубанцев не «генералом» (в этот чин его произведут за подвиги по освобождению Кубани), а «батькой», авторитетным командиром, разделявшим со своими партизанами все превратности их боевой судьбы. И после горячего боя «батько» Шкуро ничего не стоило выпить с казаками за победу и вместе с ними танцевать лезгинку.
Наверное, лучше всего о Шкуро написал в журнале «Донская Волна» Н. Николаев: «...Будут петь казаки песни когда-нибудь про лихие подвиги, про казачью хитрость, про веселую храбрость генерала Шкуро. Никто не подошел так для борьбы за "казачью волю", как он. Кубанский казак из ст[ани-цы] Пашковской, он и сделавшись генералом сохранил всю казачью сноровку, те неуловимые жесты и интонации, ту манеру говорить, улыбаться, сидеть на лошади, по которым каждый кубанец признает его своим и которую подделать нельзя. Настоящий, не книжный демократизм всей натуры - живой интерес к простому казаку, его хозяйству, его горю и радостям, делает его желанным гостем в каждой хате. Он весь - живое опровержение глупой сказки о "царских погонах". В генеральских погонах входит он в казачью хату — и его принимают не как генерала, а как друга, как своего, "нашего" Шкуро... И любопытнее всего то, что погонами Шкуро именно станичники-то и гордятся. И бекеши, и боргустанцы, и пашковцы, и баталпашинцы одно скажут: "Деникин-то, как прослышал про нашего Шкуру, так и произвел его в генералы..."»
Не стоит забывать и того обстоятельства, что своими, пусть и неорганизованными, действиями Шкуро оттягивал на себя немалую часть красных сил и фактически полностью контролировал всю юго-восточную часть Кубанской и западную часть Терской Областей, постоянно держал под ударом советские коммуникации. Его действия в Баталпашинском отделе и Минераловодском районе не позволяли большевикам получать пополнения из горных районов Кавказа, поддерживали восставших Терских казаков.
Пользуясь временным затишьем на ставропольском фронте, Шкуро решил вернуться в родной Баталпашинский отдел. Действуя решительно и внезапно, он в начале сентября почти без боя захватил центральные станицы отдела -Баталпашинскую и Беломечетинскую. В отделе стали формироваться еще два Хоперских полка, а скоро в распоряжении Шкуро была уже мощная конная группа из 11 полков (7 казачьих и 4 горских). К середине осени 1918 года партизаны контролировали весь Баталпашинский отдел, занимая почти двухсотверстный фронт.
В начале сентября в составе Кавказской казачьей дивизии полностью возродилась и знаменитая «Волчья сотня». В ней рядом сражались как бывшие партизаны, участники Первой мировой войны, так и молодые казаки. Численность отряда составляла 250 казаков, а командиром стал ближайший соратник Шкуро есаул Георгий Иванович Колков (он погиб в августе 1920 года).
Узнав о том, что на него снова наступают красные отряды, Шкуро решил на этот раз не оставлять отдела, а попытаться соединиться с Терскими казаками, получить от них столь необходимое вооружение и ударить затем в тыл красным, сжимавшим Баталпашинский фронт от Армавира и со стороны Минеральных Вод. Вся осень 1918 года прошла на Северном Кавказе в непрерывных кровопролитных боях. Белый и красный фронты перемешивались, города и станицы по нескольку раз переходили из рук в руки. В том же Баталпашинском отделе в некоторых станицах власть менялась пять-шесть раз. Все казаки, способные носить оружие, уходили к Шкуро или Деникину. Постепенно белый фронт выдавливал красных за пределы Кубанской Области в голые степи Ставрополья и на Терек. Продолжались и казачьи восстания.
Шкуро решил опередить большевиков и, не дожидаясь, пока их части соберутся и подойдет помощь от Добровольческой Армии, самостоятельно захватить города Минераловодской группы. Первый удар был нанесен на Кисловодск. 15 сентября утром гарнизон города капитулировал. Было захвачено 3000 пленных, 2 орудия, 2500 винтовок и до 200 000 патронов, освобождено большое количество офицеров-заложников. Установилась связь с восставшими Терцами, которыми командовал полковник В. Агоев, будущий начальник Терской дивизии в корпусе Шкуро. Однако Ставка Деникина негативно отнеслась к подобного рода «самодеятельности» Шкуро, поставив ему в вину уклонение от поддержки основных сил Армии, ведущей в это время тяжелые бои под Ставрополем. Но в своих воспоминаниях Шкуро подавал это как продолжение «штабных интриг» против него или обычные фронтовые недоразумения.
Вообще при чтении мемуаров вождей Белого движения, особенно «Записок» Врангеля, создается впечатление, что оценки действий тех или иных генералов носят довольно пристрастный характер. Однако на страницах «Записок» Шкуро мы не найдем ответов на критику в его адрес Врангеля или Деникина. «Генерал-партизан» подчеркнуто лоялен по отношению к своим непосредственным начальникам и лишь в адрес генерала В. Л. Покровского делает вполне правомерные замечания, подчеркивая его жестокость по отношению к пленным и честолюбивые стремления стать Кубанским Атаманом. Пожалуй, можно с большой долей вероятности предположить, что устоявшиеся в эмигрантской литературе оценки таких генералов, как К. К. Мамантов, А. Г. Шкуро, В. 3. Май-Маевский, далеко не всегда объективны, а при более внимательном анализе становится ясным, что такая критика являлась только частью, первым этапом кампании, развернутой против самого Главнокомандующего Вооруженными Силами Юга России и его ближайшего окружения.
...А в Кисловодске начинала налаживаться мирная жизнь. Созданная по инициативе Шкуро так называемая Финансовая комиссия выпустила в оборот особые «чеки» Кисловодского отделения Государственного Банка. Эти «деньги» (достоинством в 3, 5, 10, 25, 50, 75, 100, 200 рублей), имевшие хождение лишь на территории Минераловодского района, стали ярким примером финансового хаоса, царившего тогда в России. Тем не менее их выпуск позволил решить проблемы как с выплатой жалования, так и с производством закупок у населения товаров, необходимых для снабжения белых.
