Я пытаюсь вдуматься.

- Вы хотите сказать… потому, что собака не может вообразить человека с собакой, которые занимаются не тем, что происходит в данную минуту… она не может обучаться… и поэтому ей не было дела до Драгоценной… она погибла Потому, что щенок Лейши не видел снов?

- Что такое? - резко перебивает меня Дженнифер. - Кто не мог видеть сны?

Тут я вспоминаю, что она и Лейша Кемден, по имени которой Донна назвала суку, заклятые враги. Они по-разному видят будущее Бодрствующих. Дженнифер хочет собрать их, всех в Убежище, а Лейша - чтобы они жили вне его, в реальном мире, вместе с нами - низшими животными.

- Собака… - заикаюсь я. - …Моя сестра назвала щенков… Моя другая сестра, не я…

- Вот и все, что я хотела вам сказать, мисс Бенсон, - говорит Дженнифер Шарифи. Она резко встает. Я надеюсь, что полученная вами информация объясняет все. Убежище соболезнует вашему горю. Если вы снова войдете в лифт…

- Нет, погодите! Вы не сказали главного из, того, что мне нужно!

- Я сказала все, что могла. Прощайте.

- Но я должна знать, где находится компания, которая продала Папочке зародышей. Тогда они назывались «Арроуген», но сейчас я не могу отыскать их по Тенесети, они либо изменили название, либо закрылись… Но у меня в руках были архивы их транспортной компании… только они закодированы, и я не знаю человека, который мог бы их дешифровать…

- Такой информации я вам дать не могу. Прощайте, мисс Бенсон.

Я прыгаю на неё. Это ошибка. Я ударяюсь о невидимый барьер, который, по-видимому, был тут с самого начала. Я не ушиблась, но добраться до Дженнифер Шарифи не моту.

Она оборачивается.

- Если вы не войдете в лифт, мисс Бенсон, то силовое поле очень осторожно вытеснит вас в кабину. Й не утруждайте себя писанием записок к Тони. Его здесь нет, а если б был, то сказал бы вам, что Убежище предназначено для выживания, а не для мести.

Она уходит. Игрек-поле теснит меня к лифту, который, открывается в другую сторону, и я снова оказываюсь среди Аллеганских холмов.

Вечером того же дня, когда я сижу в автобусе, везущем меня домой, я слышу по Новостям, что активный деятель Бодрствующих Тони Индивидо только что арестован. ФБР подозревает его в кинднеппинге, имевшем место четыре года назад. Индивидо похитил четырехлетнего мальчика по имени Тимми Да-Марцо. Ребенок был Бодрствующим, и его «нормальные» родители избивали его за то, что он не давая им ни одной ночи проспать спокойно. Тони укрыл мальчика у друзей, которые заботились о нем гораздо лучше родителей. Но теперь Тони схвачен и должен предстать перед худом. Он содержится без права на освобождение под залог в тюрьме округа Коневанго штата Пенсильвания.

Должны быть еще какие-то методы, пользуясь которыми, можно было бы без помощи Тенесети отыскать подпольную лабораторию по генной модификации. Мне они не известны. Я сделала все от меня зависящее, чтобы отыскать ее. Как могу я отказаться от поисков убийцы Драгоценной? Ведь если я откажусь…

За окнами автобуса дорога взбирается все выше и выше в горы. Уже июнь. Леса бушуют листвой, хотя она еще не стала темно-зеленой, сохранив молодую ярко-зеленую окраску со слабой примесью желтизны. Этот оттенок можно видеть лишь в течение недели или десяти дней в году. Обочины дороги вспыхивают маргаритками, лютиками и лилиями. Бегут ручьи., булькают родники.

Если я потеряю бушующий во мне гнев, от меня вообще ничего не останется.

На секунду я заглядываю во тьму такую бездонную и холодную, что у меня перехватывает дыхание. Но тьма уходит, а автобус продолжает взбираться по горной дороге.

Я вылезаю в Колсвилле и пешком иду еще выше в горы. Только к закату я добираюсь до места. Двор Папочки выглядит прежним. Сорняки, ржавчина, покосившееся крыльцо. Но на крыльце сидит не Папочка. Донна.

- Я так и думала, что ты явишься сюда, - говорит она, не вставая. Или ты сначала заходила ко мне домой?

- Нет. - Она сидит в тени и я не вижу ее лица.

- А может, ты ходила в больницу, узнать, как себя чувствует Джим?

- Нет.

- Нет, - повторяет она. - Конечно, нет. Он тебя не интересует, не так ли?

Я пропускаю эти слова мимо ушей.

- А где Папочка?

- Спит. Нет, мертвецки пьян. Давай для разнообразия поговорим откровенно, Кэрол Энн.

Но ведь это Донна всегда отклонялась от истины! Кто всегда старался быть солнечным зайчиком в мире, где солнце светит одним богачам? Но я молчу.

Донна продолжает:

- Ведь именно ты виновата в том, что Джим так пострадал, верно? Ив том, что моя квартира разгромлена. Это ты занималась чем-то, чем не следовало заниматься, и какой-то шишке это не понравилось.

- Тебя это не касается, Донна.

- Значит, не касается. - Она встает - там, в густой тени крыльца. - Не касается. Да кто ты такая, мразь долбаная, чтобы присваивать себе право указывать мне, где мое дело, а где - не мое? Сколько ещё мне придется терять родственников из-за тебя? Нет, это не Донна. Это кто-то чужой. Я взбираюсь по ступенькам и поворачиваю её лицо к солнцу. Она не плачет, но в красных лучах заходящего солнца она вдруг начинает трястись от ярости. И за миллион лет не могла бы я поверить, что она способна на такое.

- Ты, идиотка-потаскушка, ты понимаешь, что ты дела-, ешь? Из-за тебя изуродовали Джима, и скоро ты сама попадешь в такую же историю! Или я, или Папочка! Что бы ты ни делала, это не вернет Драгоценную к жизни, ты этим даже справедливости не достигнешь, потому что справедливости вообще на свете нет! Ты что же - и этого не знаешь? Тебе с этими людьми не справиться. Все, что ты можешь, - это держаться от них подальше, а если случайно встретишься, то бежать куда глаза глядят, забыв все, что успела про них разузнать. А Иначе они сломают все, что у тебя осталось в жизни.

- Донна, ты.не понимаешь…

- Нет, это ты не понимаешь! Ты ничего не понимаешь в том, каков этот мир! Ты у нас считаешься умницей, а меня принимают за круглую дуру - серую и тупую. Бедная глупышка Донна! Но я знаю, ты не можешь сражаться с ними, не можешь их победить. Ты можешь только потерять еще больше, чем ты уже потеряла. А я не желаю терять ничего из того, что у меня осталось! И ты не имеешь права отнимать у меня это, Кэролл Энн. Обещай мне, обещай сейчас же, вот на этом месте, на могиле нашей Драгоценной, что ты бросишь все, что затеяла!

- Не могу.

- Нет, поклянись!

- Я сказала - не могу.

Мы смотрим друг на друга в свете почти уже умершего дня, и я знаю: никогда нам не понять наших чувств. Мы с самого рождения были слишком разными. Она живет в мире, где, если вас сильно ударят, вы подниметесь и пойдёте дальше. А я в этом мире не живу. И не хочу жить. И в этом-то и состоит разница между нами.

Первой ломается Донна.

- Ладно, Кэрол, - говорит она устало, видимо, даже не вникая в смысл своих слов. - Ладно.

- Мне очень жаль, - говорю я. И тоже не думаю этого. Больше мы не разговариваем. Солнце зашло, где-то под горой лает собака.

Я возвращаюсь в большой город и снова поступаю работать в свою фирму домашних услуг. Когда возможно, я работаю в две смены - одна смена в домах, вторая - в офисе.. Я так устаю, что не могу даже уснуть. Однажды ко мне приезжает Донна. Я кормлю ее ужином, веду ее в кино, а на следующий день она гравипоездом уезжает к себе. Все время она болтала, смеялась, обнимала меня. Мужчина из соседней квартиры смотрел на нее, как на звезду трехмерного кино.

Я живу по принципу: день-ночь, сутки прочь. Стараюсь ни о чем не думать. Ничего не жду. Даже не знаю, чего именно не жду. Дни темны, ночи бессонны.

А вот в стране все не так. Каждый день что-то случается. Подросток из Бодрствующих погибает в автомобильной аварии в Сиэтле. Врачи тщательно исследуют мертвое тело, особенно мозг. Они обнаруживают, что все ткани в прекрасном состоянии. Не просто в хорошем - ему ведь только семнадцать, - а в идеальном. У Бодрствующих ткани регенерируют. Бодрствующие не стареют. Неожиданный побочный эффект, говорят врачи.