— Ведь это они были причиной несчастья, и ты можешь им мстить!
— Милостивейший князь, — ответил Власт, — христиане не знают мести… наша вера учит прощать обиду врагам в любить их… И я вас умоляю…
Мешко, кажется, был рад такому обороту дела, так как это его освобождало от могущих произойти стычек с народом, и поэтому, когда Власт повторил свою просьбу, князь, махнув рукой, сказал ему:
— Делай с ними, что хочешь…
Не теряя ни минуты, Власт, захватив с собою ключи, побежал к темнице, где был заключен Варга и другие поджигатели. Когда открыли ворота ямы, устроенной у крепостного вала, Власт увидел лежащих на земле дедов, встретивших его взглядами, полными ненависти.
Варга узнал молодого Любоня и не сомневался, что их ждет ужасная участь, так как Власт, пользуясь своим правом, будет беспощаден. И они лежали, не трогаясь с места, готовые ко всему.
Власт подошел к ним ближе.
— Скажите, за что вы сожгли мой дом? — спросил он. Старики посмотрели друг на друга, как бы совещаясь, как поступить, и наконец Варга проворчал:
— Что спрашиваешь? Делай с нами, что хочешь…
— Ведь я вам ничего дурного не сделал, — проговорил Власт, — слепые вы и не знаете, что делаете и за что меня преследуете… Вы мне причинили большой убыток, — прибавил он, — а я вам за это плачу добром: я упросил князя даровать вам жизнь и выпустить вас на волю… Выходите и уходите отсюда… и помните, что христианская вера учит за зло платить добром; она лучше вашей…
Варга, слушая его с видимым презрением, улыбался, и когда Власт кончил, встал, взял палку и сделал знак своим товарищам, чтобы они следовали за ним.
— Ваша вера, — проговорил он, — глупа… потому что ты меня отпускаешь на свободу, а я смеюсь над тобою, и то, что у меня было в сердце против тебя, то и останется…
Уже выходя из темницы и не смотря на Власта, Варга крикнул еще от дверей:
— Вы ничего не смеете сделать с Варгой, да, не смеете! Знаете, что он силен… и что за него будет мстить народ, поэтому вы их и его отпускаете на свободу… Не надейтесь, другой раз вам в руки не попадемся, а скорее вы нам…
Сказал и, зловеще хохоча, ушел. Власт стоял, как вкопанный, на миг в нем закипела страшная злоба, но, вспомнив учение, он сдержал себя; молодой христианин покорно склонил голову, не отвечая ни на оскорбления, ни на угрозы, преодолел себя и позволил уйти другим дедам, которые незамедлили скрыться из виду, направляясь к кумирне в роще знакомыми им тропинками.
Мораль, которую Власт прочел преступникам, нисколько на них не повлияла, но юноша чувствовал свою совесть спокойной.
Когда Доброслав доложил князю о прибытии священника Иордана, которого привел с собою Власт, Мешко ничего не ответил. Казалось, что князь опять находился под чьим-то влиянием нли чего-то боялся, взяв обратно свое прежнее решение, не спрашивал больше ни о чем и дал Доброславу полную свободу действий.
По совету Доброслава Иордан остался у него, поджидая удобного момента, когда можно будет начать проповедь и обращение в новую веру. В замке не замечалось никакой перемены, кроме лишь того, что теперь уже всем было известно о скором прибытии княгини Дубравки, хотя и этот приезд был окутан каким-то таинственным мраком. Неразговорчивый князь давал очень скудные и неясные ответы. Но в замке все уже было готово к приему Дубравки.
Однажды рано утром Власт получил приказ опять ехать в Прагу, ему даны были для сопровождения те же люди, что и в первую его поездку. Когда юноша спросил, в каких целях его туда посылают, Мешко коротко ему ответил:
— Кланяйтесь от моего имени.
Довольный тем, что опять попадет в христианскую страну, Власт немедленно собрался в дорогу и, попрощавшись с отцом Иорданом, поехал.
А в замке протекала та же жизнь без всяких перемен, только новый проповедник, которому начала надоедать эта бездеятельность, с палкой в руке, никого не спрашивая, отправился искать овец.
Часто по целым дням его не видели в замке, а когда обеспокоенный Доброслав собирался посылать для поисков его, Иордан вдруг являлся как из-под земли, веселый и радостный, уверяя, что его оберегает Провидение и что с ним ничего дурного произойти не может. Он необыкновенно скоро познакомился с условиями жизни, с обычаями страны, а так как по счастливой случайности он столкнулся с некоторыми давно уже обращенными, то благодаря их указаниям попал туда, где брошенное зерно могло взойти и дать хорошие плоды.
Вокруг него начали собираться скрывавшиеся до тех пор христиане, которые теперь бодрее смотрели в будущее.
Мешко встречал его, но никогда ни о чем не расспрашивал, делая вид, что ничего не знает.
Однажды князь пошел с Иорданом и Доброславом в священную рощу, как будто желая указать им это место, но ничего при этом не сказал. Несколько дней спустя, он посоветовал им поехать вместе с Сыдбором посмотреть Леховую гору около Гнезна и остров на озере, где раньше стояли кумирни.
Вдруг это спокойствие, которым он усыплял язычников, толковавших его себе, как и Варга, боязнью раздражить их, было нарушено: князь Мешко начал делать необыкновенные приготовления.
Были выбраны двести самых видных воинов из свиты князя, которым была выдана парадная одежда, дорожное вооружение и выбранные из табунов самые красивые кони. Из сокровищницы принесли самую дорогую утварь, которую поставили в нижних светлицах, где происходили обыкновенно большие собрания. Теперь Мешко отослал свою последнюю наложницу обратно к родителям, наделив ее богатым приданым, и старая Ружана, оставшаяся одна на женской половине, ходила целые дни по углам и плакала, боясь, что теперь, когда ей больше делать нечего, ее роль кончена, и ее тоже отошлют. Но однажды Мешко велел ее позвать; Ружана вошла грустная, хотя еще более расфранченная, и еще ниже обыкновенного склонилась к ногам князя.
— Знай, — сказал князь, — что беру себе жену из знатного дома, славную княгиню… И как ты раньше заботилась о тех, так теперь будешь служить этой, имея надзор над ее двором… Смотри, старайся заслужить ее милость… верно исполняй ее приказы.
Ружана еще раз поклонилась князю, желая что-то сказать, так как она всегда чувствовала непреодолимое желание к болтовне, но Мешко сделал ей знак удалиться и сам направился в дом осматривать убранство светлиц.
В ожидании княгини комнаты стояли пустые и грустные, но отделаны были с необыкновенной роскошью. Все, о чем только могла мечтать молодая княгиня, все здесь для нее было приготовлено. Тончайшие ткани, восточные ковры, золотая и серебряная посуда, тазы, кувшины, блестящие подсвечники были расставлены повсюду. В кладовых приготовлены были всякие лакомства, в погребах разные напитки, и везде по всем комнатам были разбросаны в необыкновенном количестве всевозможные осенние цветы и благоухающие зелья.
Там, где раньше раздавался по целым дням шум и крик беспокойных княжеских возлюбленных, теперь царствовала почти могильная тишина. Одна из самых больших изб в глубине замка осталась пустой, но князь никому не говорил, на что он ее предназначает.
Однажды вечером князь пошел навестить свою сестру на ее половину.
Там тоже догадывались, какие приготовления идут в замке, но Горка не особенно радовалась приезду княгини и новым порядкам, не зная, сойдется ли она с незнакомой ей невесткой. Подозрительно смотрела она теперь на брата, встретила его, как обыкновенно, почтительно, но молча.
Князь сел, задумавшись, и начал присматриваться к сестре.
— Что же, Горка… ты не думала о том, что тебе замуж пора выходить? — вдруг спросил князь.
Сестра его вся зарделась, сконфузилась, так как никогда не бывало, чтобы молодая девушка сознавалась, что ей хочется изменить свое положение. Всегда считалось очень неприличным желать надеть чепчик. И Горка, подумав, ответила ему гордо:
— Милостивый господин, возможно, что вам хочется от меня освободиться, но я в этом доме чувствую себя счастливой…
— И все-таки, — ответил князь, — вечно здесь оставаться тебе не следует. Жаль было бы твоей молодости и красоты… Но только это мое дело найти тебе мужа, дать приданое и свадьбу устроить…
