У порога девичьей спальни виконт замешкался, размышляя, что же делать дальше. С юных лет вампиров учили, что правильный способ попасть в жилище смертного — это постучаться и вежливо попросить разрешения войти. Иначе проникнуть внутрь просто не получится, потому что «не получится, Герберт, в сотый раз тебе повторяю, что не получится, ну не получится и все тут!» Впрочем, когда виконт подрос, он понял, что это была всего-навсего часть Всемирного Заговора Родителей, имевшего целью привить вампирским отпрыскам — зачастую, весьма необузданным — хорошие манеры и любовь к дипломатии. Ведь если постучать в дверь пару сотен раз, то рано или поздно услышишь ответ, «Да черт с вами, входите! И хватит уже ломать дверь, с меня квартирная хозяйка шкуру спустит!»

Подумав, виконт фон Кролок решил не миндальничать. В конце концов, это его замок — по крайней мере, в перспективе — поэтому он имеет полное право на свободу передвижения. Приоткрыв дверь, он заглянул в спальню, но девицы Шагал там не обнаружил. Стало быть, она в ванной, которая была ей мила, как домовому чердак. Чтобы покончить со всем сразу, Герберт направился к ванной, по дороге удивляясь, куда делась вся паутина, придававшая замку неповторимое очарование старины, и откуда появились розовые занавески на окнах. Перешагивая через разбросанные шпильки и ленты, виконт наконец добрался до ванны и voila! — конечно, Сара была там.

Первая мысль, пришедшая в голову юному фон Кролоку, когда он увидел Сару в прозрачном кружевном пеньюаре, игриво открывавшем колени, была — «Ну и?» Ну и что Альфред в ней нашел? Внешний вид посредственный, ноги никакие. И вообще фроляйн Шагал следовало пореже наведываться в кондитерскую. Зато его тело бабушка Эржбета, известная ценительница красоты, сравнивала с прекрасной греческой статуей («Геееерберт! Чего ты тут стоишь, как Аполлон Бельведерский? Живо за клавесин, сбряцай что-нибудь веселенькое.»)

Потом он начал припоминать, что согласно этикету, в такой ситуации Сара должна покраснеть и завизжать, а он сам — поспешно отвернуться и попросить прощения. Поскольку девица визжать не торопилась, но наоборот, склонила головку набок и подмигнула, Герберт решил подать ей хороший пример

— Прошу прощение, фроляйн, — пробормотал он, прикрывая рукой глаза, — я, похоже, не вовремя. Я немедленно уйду…

— Ну что вы, виконт, останьтесь, — раздалось тихое шуршание шелка и женская рука осторожно коснулась его плеча. — Можете открыть глаза, думаю, теперь бы найдете мою одежду вполне приличной.

Хотя виконт и был уверен, что слова «приличный» и «Сара Шагал» нельзя употреблять в одном предложении, про крайней мере без частицы «не», глаза он все же открыл. По-прежнему улыбаясь, перед ним стояла Сара. Ее рыжие волосы ниспадали на пурпурный халат, расшитый зелеными райскими птицами, которые казались невыспавшимися из-за ярко алых коралловых глаз. Несмотря на все изящество наряда, нельзя было не отметить, что портной сильно сэкономил на ткани — одеяние едва доходило до ее лодыжек, а руки девушки были почти полностью открыты. Герберт почувствовал, что у него засосало под ложечкой от какого-то неопределенного, бесформенного страха.

— Эээ…вы меня звали? Если нет, то я пойду, пожалуй…

Прежде чем он успел смерить расстояние от ванны до коридора, девушка подхватила его под руку, заставив беднягу вздрогнуть.

— Не торопитесь так, Герберт. Почему бы нам не присесть и не поговорить немного? Мы ведь проводим вместе до смешного мало времени!

Первый раз за свою долгую нежизнь Герберт пожалел, что родился в семье родовитых дворян. Отговорки вроде «я только что чайник поставил», «ой у меня сейчас молоко сбежит» или «мне еще нужно уборку закончить» были не к месту. Ему ничего не оставалось делать, как последовать за коварной девицей, которая потянула его в комнату, с ногами забралась на кровать и пригласила вампира присесть. Тот осторожно опустился на край кровати. На губах Сары появилась появилась полуулыбка одалиски, ее ресницы запорхали. Один… два… три… четыре… Виконт следил за взмахами ее ресниц, как птица за взмахами косы, что неумолимо приближается к ее гнезду в траве. И что только Сара замышляет?

— Нам нужно видеться почаще, — продолжала Сара, — это порадует вашего отца. Он намекнул, что мы с вами можем породниться.

В эту минуту Герберт обрадовался, что его сердце давно уже не билось, иначе прямо здесь и сейчас с ним случился бы инфаркт. Неужели намерения отца по отношению к Саре настолько серьезны? У него будет мачеха? Причем моложе его лет этак на двести?! О, нет!

   С другой стороны, а почему бы и нет? Сара с отцом укатит на медовый месяц, лет на 30, а Герберт останется полновластным хозяином замка, причем наедине с Альфредом… Шампанское, прогулки под луной, вечеринки до полудня…

— Если отцу так угодно, я препятствий чинить не стану, — пробормотал Герберт, — это все, да? Тогда я пойду…

Сара заливисто расхохоталась.

— А вы забавный! Признаться, я поражена вашей выдержкой. Обычно мужчины такие нетерпеливые.

— Да о чем вы?

Девушка сделала большие глаза.

— Я все о вас знаю!

— Право же… вы говорите загадками.

Сара снова захихикала и пододвинулась к нему поближе. Виконт подумал, что вся эта картина до чертиков напоминала пастораль — игривая пастушка возле пастуха. Жаль только, что у него не было флейты. Потому что флейтой при случае можно отбиться.

— Я знаю, что вы влюблены, — сказала Сара игриво.

— Я?

— Вы. Ведь не будете отрицать?

— Вообще-то, — Герберт почувствовал что заливается краской, что с вампирами случалось нечасто. — Вообще-то, да. Влюблен.

— Ну так нечего стыдиться своих чувств! К чему ходить вокруг да около, просто поведайте об этом вашему предмету.

— Ха! Если бы! А что если мой предмет закричит и убежит, ну, испугается меня? Что тогда мне делать?

— Не убежит! — категорично ответила Сара.

— Да что вы-то знаете о моем положении!

— Все! — провозгласила девица. — Сначала ваше поведение меня несколько обескуражило, но теперь я разгадала вашу стратегию.

Порывшись под подушкой, она протянула Герберту более чем знакомую книгу, которую, казалось, на несколько минут опустили в аквариум с голодными пираньями. Виконт почувствовал, что его челюсть медленно поползла вниз, будто ее потянули за невидимую нитку. Ой что будет, что будет…

— Вы забыли книгу в библиотеке. Пролистав ее, я заметила закладку на этой странице, — Сара потыкала пальцем в книгу, с видом следователя, только что обнаружившего окровавленный нож. — Здесь написано — «Будьте жестоки! Пусть ваше трепетное сердце покроется панцырем льда!!! Не обращайте на предмет ваших вожделений никакого внимания! Не удостаивайте ее даже легкого кивка. А чтобы еще пуще уязвить возлюбленную, начните ухаживать за другой дамой! Лучше, если это будет ее лучшая подруга или сестра. Заметив перемену в вашем поведении, объект вашей страсти начнет ревновать и ее чувства к вам воспрянут как феникс из руин! Примечание — не стоит применять этот метод к дамам, имеющим склонность к насилию, наследственную предрасположенность к буйному помешательству или родственниц в тюрьме Ньюгейт.» Знаете, виконт, на меня как откровение снизошло! Теперь я поняла, почему вы относились ко мне холодно, зато сегодня проявили такое дружелюбие.

«Так. Если отец узнает, что я использовал его „звездное дитя“ в своих целях, он будет в сильной ярости», — подумал Герберт. — «Вернее, сказать что он будет в ярости — это все равно что сравнить Ноев потоп с половодьем. Он меня в землю зароет, предварительно бросив в мой гроб пару головок чеснока. И это будет только прелюдией!»

Мысли жужжали в голове, как рой пчел, и время от времени пребольно бились о черепную коробку, но виконт не терял самообладания. Нужно немедленно изъять книгу, прежде чем нахалка успеет разболтать, что, например, та странная трава, которая вдруг выросла на потолке и во время ужина шлепнулась отцу в чашку крови, на самом деле была омелой, и повесил ее там никто иной как виконт (совет номер 14, «Ничто так не радует сердце девы, как поцелуи под омелой!!!») Отнять книгу придется, к величайшему сожалению, ненасильственным методом, но Герберт не унывал. В конце концов, никто из смертных, за исключением разве что Альфреда, не мог устоять против его шарма! Решив давить на слабое место любой женщины — на ее сентиментальность — Герберт покаянно вздохнул, возвел очи горе и для пущей убедительности опустился на одно колено.