Гадая, что ждет его на сей раз, Себастьян телепортировался и оказался в очередном гостиничном номере, однако Кэдрин в постели не оказалось. Не слышал он, чтобы она плескалась в душе.

Балконная дверь была распахнута, открывая вид на долину, залитую светом месяца. Там, в дверях, он и нашел ее – без сознания. Она лежала на животе, одна рука протянута к мечу, измазанному в грязи и крови. Он осторожно взял ее на руки, но она застонала от боли.

«Проклятие! Что такого в этом призе? Почему она продолжает рисковать жизнью?»

Он много раз задавал ей эти вопросы, пытаясь донести ей свое мнение о ключе.

– Почему ты так отчаянно его добиваешься? Ключ не в силах сделать то, что пообещала Риора. Тогда зачем непременно нужно выиграть? Побаловать собственное тщеславие или ради следующих поколений?

– Следующих поколений? – переспрашивала она, скептически приподняв бровь. – Ты имеешь в виду моих потомков или славу после моей смерти? Ни потомков, ни смерти моей пока ждать не приходится.

Теперь он вздрогнул от страха за нее. Как облегчить ее страдания? Себастьян намочил полотенце и вытер с нее кровь и грязь. Она снова застонала. Все тело покрывали темные синяки и кровоподтеки. Гневно скрипнув зубами, Себастьян натянул на нее футболку и уложил в постель, а потом уселся рядом в кресле.

У него возникло такое чувство, словно они давно уже женаты. Была ли в том виновата «живая кровь», но он думал о Кэдрин как о жене – той, кто презирала его, не желала делить с ним постель и, что еще хуже, отвергала его желание ее защитить.

И каждую ночь он продолжал видеть о ней поразительно четкие сны.

Очень часто в этих снах Кэдрин разговаривала на древних языках, ему незнакомых, однако он все понимал. Себастьян слышал ее мысли, переживал ее страхи. Однажды ему приснилось, как она шагает по полю битвы, рассеянно отмечая головы нескольких вампиров, которых убила – вырезала на них мечом букву «X» – и помчалась дальше в поисках нового врага. Теперь Себастьян знал, что таким образом она помечает головы, чтобы позже прийти и взять их клыки.

Чем больше узнавал он об Орде – из ее воспоминаний – тем отчетливее понимал, что никогда не станет одним из них. После того как он попробовал кровь Кэдрин, у него не возникало ни малейшего желания пить кровь кого-то еще. Даже мысли не появилось.

Ближе к рассвету, когда он увидел, что Кэдрин крепко заснула, он наконец заснул и сам, немедленно оказавшись в ее прошлом.

По одежде Кэдрин было видно, что он в начале девятнадцатого столетия. Она торопливо шла за женщиной с волосами цвета воронова крыла, одной из фурий – она была их королевой, наполовину фурией, наполовину валькирией. Фурии предстояло найти и убить короля Орды, потому что валькирия-прорицательница Никс объявила ей, что в этом ее предназначение.

– Никс сказала, ты хочешь убить Деместриу, – говорила Кэдрин, шагая вслед за фурией. – Но ей известно лишь, что назад ты не вернешься. Я хочу пойти с тобой, чтобы довести дело до конца.

Фурия обернулась. Она чем-то походила на Кэдрин – изящного сложения, с нежными чертами лица. Но клыки и когти у нее были заметно больше. Поразительнее всего были глаза – с темными кругами вокруг радужек живого пурпурного цвета. В отличие от Кэдрин она никак не могла сойти за человека.

– Но ты не можешь чувствовать, детка, – произнесла нараспев фурия. – Как же ты мне поможешь?

Не может чувствовать? Да, он ведь видел во сне. Кэдрин страдала, изнывая от горя. Но это длилось недолго. В одно прекрасное утро она проснулась… изменившейся.

– Меня окутал холод, – сказала Кэдрин спокойно. – И мне хорошо.

В поразительных глазах фурии мелькнуло нечто вроде нежности.

– Моя судьба идти одной, – ответила она.

– Так измени судьбу, – Кэдрин знала, что ее слова фурия воспримет как богохульство. Валькирии не верили в рок, судьбу. Они считали, что ничего не происходит просто так, обязательно найдется причина!

– Что, вместе с чувствами, ты потеряла и убеждения? – Фурия наливалась злобой, и Кэдрин чувствовала это, как животные чувствуют приближение шторма. Впрочем, гнев фурии ее не напугал. – Лишь трус пытается убежать от судьбы. Помни об этом, Кэдрин.

– Нет, я иду с тобой, – настаивала Кэдрин, ускоряя шаг.

Фурия резко обернулась.

– Чтобы задержать тебя… – Она схватила запястье Кэдрин, выкрутила за спину ее левую руку – ту, которой она держала меч.

Шатаясь, Кэдрин попыталась встать лицом к лицу с фурией, но та ударила ее ладонью в грудь. Что-то хрустнуло. Кэдрин полетела на добрых десять футов назад и потеряла сознание от боли раньше, чем упала на землю.

Себастьяну так и не удалось узнать, насколько сильно она была ранена или как ей удалось восстановиться, потому что в его сне возникла другая сцена.

Сапоги Кэдрин выбивали искры из мостовой, когда она неслась по затянутым туманом улочкам. Она бежала мимо притонов, кишевших созданиями Закона, их мертвенные глаза следили за ней сквозь пелену тумана. Лондон, начало восемнадцатого века.

Меч свисал на прочном ремне, перекинутом через плечо. На спине к ремню были прицеплены легкие наручники. Кэдрин преследовала двух вампиров, двух братьев, и ее уши встали торчком, когда она их почувствовала. Она вытащила меч из ножен, но вампиры не теряли времени и внезапно телепортировались, чтобы атаковать первыми. Один нанес сокрушительный удар сзади по голове, второй ударил в висок, так что Кэдрин на миг почти ослепла. Она оказалась в ловушке.

Потом она споткнулась о какой-то чертов камень, а они стояли и смотрели. Играли, как кошка с мышью.

«Устала. Мне надо сесть. – Мысли бились в затуманенном мозгу Кэдрин. – На одну секунду». Наконец силы покинули ее, и она рухнула на спину.

Вампиры подошли ближе. Один прижал Кэдрин к земле, другой поднял меч над ее шеей, но она совсем не чувствовала страха. Когда они склонились над ней, она смогла рассмотреть их глаза. Красные, мерзкие глаза таращились на нее сверху вниз. Нет, ей не было страшно, не чувствовала она и отвращения – совсем ничего.

Материализовался еще один вампир, вероятно, желая полюбоваться убийством. На миг внимание братьев было отвлечено. Как раз то, что ей нужно. Падая, она отстегнула наручники. Оставалось лишь выхватить их и сковать братьев друг с другом. Они отчаянно пытались освободиться, но металл почему-то выдержал, несмотря на то что вампиры явно были силачами. Они попытались телепортироваться в разных направлениях – бесполезно.

Кэдрин поднялась на ноги, и тут третий вампир дал деру. Склонив голову набок, она промурлыкала:

– Говорила я вам, что убью.

Потом дала волю инстинкту.

Он вскочил, услышав ее крик, жуткий вопль, и закрыл уши ладонями. Когда треснули оконные стекла, бросился к Кэдрин и зажал ей рот ладонью. Ее пальцы сделали хватательное движение, когти обнажились, чтобы вырвать его сердце, но он свободной рукой поймал ее запястье.

Она смотрела на него невидящими глазами, и бледное лицо озаряли вспышки сверкающих непрерывной чередой молний. Себастьян обнял ее, и она затихла, перестала сопротивляться, но вскоре тихо заплакала. Он крепко прижал ее голову к своей груди.

Он снова сел в кресло, усадив Кэдрин себе на колени, и тут на него обрушилось воспоминание из сна. Неужели целые столетия миновали с тех пор, когда она была лишена возможности чувствовать?

Зато теперь, очевидно, эта способность вернулась.

Неудивительно, что в утро их первой встречи она была так озадачена. Себастьян не понимал, как такое могло с ней случиться, но он на себе испытал отсутствие в ней всяких эмоций. Он не мог представить, насколько трудно будет пробудить ее чувства вновь.

– Ты заставляешь меня чувствовать, – прошипела она ему в то утро.

«Неужели тут есть и моя заслуга?»

Плечи Кэдрин затряслись, и его рубашка намокла от ее слез. У него разрывалось сердце.

– Храбрая девочка, – шептал он ей в волосы. – Теперь ты в безопасности.

Неудивительно, что она сражается с такой жестокостью. Иначе ей было бы не выжить.