– Абсолютно нет. Я ждал этого вопроса, поэтому проконсультировался с начальством. Вам разрешено оперировать. Причем вы можете по своему усмотрению оперировать любого пациента из трех отделений: первой, второй и третьей хирургии. Естественно, только не в ущерб вашей основной работе главным хирургом. В общем, здесь есть над чем подумать. Я знаю, вас напрягать нельзя, поэтому у вас есть еще время. Но немного. А на этом, – он вздохнул, – мне пора. – Он встал. -Желаю вам здравствовать, и с нетерпением жду вашего решения.
Как обычно, оставшись в одиночестве, Андрей погрузился в размышления. В принципе его все устраивало в этом предложении. Ну, за исключением, пожалуй, только двух моментов. Первое и основное – это то, что в его родное отделение, которое он возглавлял более восьми лет и где работают его ставшие, уже почти родными люди, придет доктор Сергунов. Ему это представлялось прямым предательством своего коллектива. И второе. Какие бы ни были сложными отношения с доктором Сергуновым, его врожденное чувство справедливости не позволяло использовать несчастье, произошедшее с хирургом, в своих корыстных целях. «Так в общем-то и получается», – подумал он. А кодекс порядочного хирурга он чтил неукоснительно и никогда не нарушал его. Да и другим не позволял делать этого, по крайней мере, у себя в отделении. Об этом было всем хорошо известно.
Андрей еще долго пролежал в постели, пересчитывая квадраты на потолке и обдумывая ситуацию. А потом, что-то решив для себя, встал и набрал номер телефона.
– Дмитрий Дмитриевич, я все тщательно обдумал, – очень спокойно, без суеты, сказал он.
– Да, я вас слушаю, – встревоженно ответил тот.
– Очень сожалею, но я должен отказаться от вашего предложения. Спасибо вам… – он на секунду задержался, – и тем, кто наверху. – На том конце был слышен глубокий вздох и грустный голос Дмитрия Дмитриевича.
– Я так и думал, что вы придете именно к такому решению. Очень сожалею. – Возникла пауза, затем он спросил:
– Могу ли я для вас что-нибудь сделать?
– Да, – сразу же ответил Андрей, словно только и ждал этого вопроса. – В свое время я просил Владимира Никифоровича помочь мне с работой за рубежом. Но он, как мне кажется, отчего-то тянет с этим вопросом. Да, и вот еще, чтобы не забыть. Я хотел бы еще узнать, когда он уходит на пенсию? Может, вам этот вопрос покажется очень странным, но это…
– Ничего, ничего, не стесняйтесь, вполне обоснованный вопрос. До пенсии ему еще осталось три года.
– Вот и хорошо, – явно обрадовался Андрей Викторович, -именно на такой срок я и хотел бы уехать. Если все так получится, и если, конечно же, у вас не изменятся планы на мой счет, вот тогда и вернемся к этому разговору.
– Ну, что же. Несмотря на то что вы отказались от моего предложения, тем не менее я хочу остаться с вами в дружеских отношениях. В подтверждение чего открою вам некоторые тайны мадридского двора. У нашего Владимира Никифоровича действительно существуют весьма полезные связи в международном отделе Министерства здравоохранения. Я думаю, что теперь в свете ваших последних решений он не станет тянуть больше с этим вопросом. В его интересах решить дело быстро, – едко засмеялся он. – Я вам обещаю, сегодня же переговорю с ним. Желаю вам здоровья
– До свидания, спасибо.
Как и сказал Дмитрий Дмитриевич, уже через час к нему пришел доктор Сергунов. На сей раз это был совершенно другой человек. Он вежливо улыбался, несколько раз справился о здоровье и столько же раз, не меньше, отсыпал пожеланий скорейшего выздоровления. И сразу же передал координаты его друга, сказав:
– Я ему уже сегодня звонил, – сообщил Владимир Никифорович, – вы будете оформлены в самое кратчайшее время в любую арабскую страну, в которую только пожелаете.
И тут, что очень удивило Андрея, Кефирыч попросил у него прощения, объясняя свое несдержанное поведение тяжелым состоянием, до которого его довела Белла Вячеславовна.
«Вот это не удивительно, – подумал Андрей Викторович. -Она может».
Еще Сергунов почему-то добавил:
– Ваша горячо любимая.
Почему им любимая, да еще горячо, Андрей Викторович не стал выяснять, боясь нарушить состоявшееся перемирие.
Через несколько дней Кефирыч куда-то уехал. По шпионским данным, он как будто бы отправился в Троице-Сергиеву Лавру. Кто-то из его доброжелателей посоветовал ему сделать так, хотя он и не был в прошлом верующим человеком. Когда Андрей Викторович поделился этим сведениями с Дмитрием Дмитриевичем, тот на это только желчно рассмеялся. Но потом все же сказал:
– Горбатого, мой друг, только могила исправит, – тем самым давая понять, что дальнейшего обсуждения этой темы не будет.
Кстати говоря, когда доктор Сергунов узнал о намерении Андрея Викторовича уехать за рубеж, он в тот же день пришел к Дмитрию Дмитриевичу ходатайствовать за своего друга, хирурга с большим опытом, предлагая его на должность заведующего отделением. И в качестве подтверждения профессионализма своего протеже сообщил:
– Он мой лучший ученик.
Это было его ошибкой. Как сказал Дмитрий Дмитриевич в беседе с кем-то из коллег по этому поводу:
– Еще одного Кефирыча я не перенесу!
Со временем Панкратову все-таки удалось уговорить начальство на свою должность – после его отъезда, конечно же -назначить Виктора Евгеньевича. Это удалось сделать только потому, что его заклятый враг, доктор Сергунов, в те дни ходил какой-то смурной, потерянный, как раз после той самой процедуры «по замаливанию грехов». А так бы он никогда не допустил такого беспредела. С его, конечно же, точки зрения. Но, видать, все же Бог есть, если это все произошло.
Андрей с облегчением вздохнул
и откинулся на подушку, когда доктор Сергунов покинул его апартаменты. Почти блаженство, почти выздоровление. Приятная размягченность и головокружение от слабости и уколов… Что такое? Кто звонит? Странный звук привлек его внимание. Он быстро сел, прислушался. Тонкий, прерывистый сигнал раздавался снизу, явно призывая его. С трудом, нашарив тапки, он вышел в пустой коридор, спустился по лестнице и сообразил, что дотопал до реанимации. Здесь, у самых дверей, по-прежнему присутствовали четыре стража. Но присутствовали они, каким-то странным образом – сползли прямыми спинами по стене и застыли на корточках, как идолы.
«Спят, что ли, так или молятся?» – подумал мельком Панкратов, входя в палату. В зале реанимации, разделенном на отсеки занавесками, было тихо, мерно попискивали приборы. Прямо против двери лежал парень, подсоединенный к трубочке искусственного дыхания. У тумбочки, опустив голову на грудь, спала Вика, сохранив безупречность залаченной прически.
«Эх, как их всех сморило», – мелькнуло у него без удивления в голове и даже с симпатией товарища по несчастью. Не раз и у него было желание заснуть где угодно, хотя бы на операционном столе, лишь бы прийти в себя после нескольких бессонных ночей, проведенных в клинике. За занавеской лежал Андронов. Сиплое, но мерное дыхание исходило из его груди со свистом. Желая посмотреть на своего пациента, он шагнул за занавеску. Оттуда он увидел, как в комнату вошли два рослых санитара в марлевых масках. Они секунду постояли над спящим им оперированным молодым парнем, один из них показал что-то знаком. Второй достал блеснувшую под приглушенным светом ночника капсулу.
«Похоже, что хотят уколоть, – понял Панкратов, уже где-то видевший подобные „стреляющие“ иглой штуки.
– Везде достанут, гадюки! – прошипел хрипло за его спиной Андронов.
И тут же тишину разорвало резкое шипение. Панкратов обернулся. Андронов, припав на локоть, вырвал трубку из баллона с жидким азотом и направил шипящую струю белого пара на «санитара», который уже приготовился вводить своим убийственным прибором что-то в руку парня. Тот капсулу выронил и упал как подкошенный, за ним та же участь постигла и второго. Удивившись столь эффективному воздействию, казалось бы, безобидному газу, Панкратов перекрыл вентили баллона и забрал шланг у Андронова, шепнув явно с восторгом:
