– Хорошо, я скажу. Хотя это сейчас совершенно некстати. Оставьте, пожалуйста, Марину, Андрей Викторович.
В наступившей тишине настойчиво падали в раковину капли, будто отсчитывая секунды. Обеим показалось, что прошла вечность. Панкратов лишь глухо откашлялся, не зная, что сказать. Петр тоже молчал. И вдруг его прорвало. Он заговорил быстро, срываясь на фальцет от волнения:
– Я вас очень прошу! Очень! Для вас это очередная игра, а для нее может стать трагедией. Вы пожилой человек, у вас есть семья. Если у вас в семье не совсем хорошо, ваше личное, чисто мужское дело, наладить эти отношения, а не ввергать порядочного человека в неразбериху…
«Вот засранец, чуть ли не в приказном порядке заставляет прекратить отношения, которые еще не начаты, мораль читает, понимаешь ли. Да еще пожилым человеком обозвал. Ты посмотри на него. Хорошего нахала пригрел у себя на груди», – крутилось в пылавшей от жара голове Панкратова.
– Я люблю ее! Да, да, люблю! Давно. Два года. Я хочу сделать Марине предложение, но сначала решил поговорить с вами.
– Нагородил ты сейчас, Петруха, восемь бочек арестантов. И с чего это ты взял, что я играю в какие-то игры? – начал слабым голосом Андрей Викторович. – И почему это я стал по твоей милости в один момент пожилым человеком? Потому что ты – мальчишка? Самоуверенный и наглый к тому же… -Отдышавшись, Андрей упал на подушки. – Почему это ты должен решать за кого-то, что и как надо делать? Да, Марина мне нравится. И возможно, я давно бы на ней женился, если бы у меня действительно не было семьи. А она у меня еще есть, а вернее, остались осколки от нее. И никто не имеет права мне говорить, как мне нужно поступать, ни директор, ни министр, ни даже наш президент. – Он остановился, отдышался. – А ты спросил у Марины, что ей хочется или не хочется в этой жизни? Или ты считаешь, что достаточно того, что ты сам по этому поводу думаешь? Запомни на всю жизнь: выбираем не мы. Выбирают они.
Панкратов остановился, стараясь справиться с одышкой. Откашлявшись, продолжил:
– И имей в виду, ничего не отменяется. Ты будешь оперировать… и я остаюсь по-прежнему твоим пациентом. И еще, последнее, может быть, тебе это и будет неприятно, но я должен сказать. Я попросил Марину помочь мне после операции, и она согласилась. Заметь, без всякого принуждения. Если Марина тебя полюбит, я только разведу руками и благословлю вас… У меня все. А теперь иди, отдохни. Похоже, надо скорее что-то предпринять с этой заразой, – он посмотрел на палец, – а то будет поздно.
Петр встал и, не глядя на Панкратова, медленно пошел к двери. Взявшись за ручку, он остановился:
– Извините меня… наверное, я был не прав. Я буду вас оперировать и… спасибо за доверие! – Петр вылетел из кабинета.
Оставшись вновь в одиночестве, Андрей Викторович, улыбнувшись, заметил:
«Как бы не прирезал, больно уж строго я его отсчитал. -А ведь он абсолютно прав, какой из меня юноша. Я самый настоящий дед. Если бы Вадька женился, то я уже вполне мог стать дедом. До чего почетное звание!».
Без стука вошел, а правильнее сказать, ввалился Виктор. И прямо с порога с несвойственным ему волнением затараторил:
– Только что заседание комиссии кончилось. Ты не представляешь, Андрюха, наш Кефирыч, похоже, совершенно свихнулся: и визжал, и кричал, и ногами стучал! И главное на нас бочку катил. Что он был против этой ампутации. Что хирурги абсолютно не прислушиваются к его советам и молодым все передоверяют. А в результате получаются вот такие результаты. Мол, Панкратов без сознания, в отделении разброд и шатание. И к этому знаешь что подвел – общак! Так прямо и сказал: в результате полного самовольства допускаются возмутительные финансовые махинации!
– Но не в свой же карман Панкратов деньги брал! – кричали наши.
– А вот это и предстоит проверить! – рявкнул Кефирыч и тут же ушел при полном возмущении зала. Все врачи были за тебя, старик.
– Верно говорила Петровна, что придет момент, и они прижмут меня… Ерунда все это! Хреновина. Забудем.
– Забудем, – согласился Виктор. – А как у нас здесь дела? Давай посмотрим температуру. Ого, 39,5. Ты что же, старичок, подводишь нас. Придется сделать жаропонижающий укол. Я сейчас позову сестричку.
В дверях Виктор столкнулся с Мариной. В руках она держала большой целлофановый пакет.
– Привет, Мариночка, – обрадовался он. – Что, вторая смена пришла?
– Здравствуйте, Виктор Евгеньевич. Вот обещала Андрею Викторовичу посидеть с ним. Как он?
Кирюхин прикрыл дверь, чтобы не слышал Андрей.
– Все так же, температура по-прежнему высока, да еще и озноб. Это особенно беспокоит. Полагаю, что сегодня его все-таки придется оперировать, до завтра опасно затягивать. Ну, да ладно… Ты, Марина, сейчас сделай ему жаропонижающее. А что капать, там все расписано в листе назначения. Вот такие пироги… пироги с капустой, – задумался он, пропуская ее в кабинет.
Услышав шаги, Панкратов открыл глаза и, увидев ее, улыбнулся.
– Марина, ты пришла, – услышала она его слабый голос, -я очень рад.
– Сейчас вам сделаю укольчик, как Виктор Евгеньевич распорядился. И пройдет ваша температура, – улыбнулась она. Марина тщательно помыла руки под краном, надела перчатки и, набрав в шприц лекарство, подошла к нему: – А теперь начинаются неприятности: повернитесь, укол ниже пояса. – Панкратов нехотя повернулся, чуть оголился. – Смелее, что за стеснения, больше и ниже, – скомандовала Марина.
– Вот так лучше, – она вколола ему лекарство. – Теперь я все вам припомню, все мои обиды! – с усмешкой говорила она, массажируя ваткой место укола.
– Марина, прости, больше не буду, обещаю тебе, – изобразил Панкратов бодрое оживление.
– Поздно, Андрей Викторович, раньше надо было думать. -Она поправила постель, взбила подушки:
– Может, мы поедим немножко, я принесла с собой много вкусностей.
– У меня же операция предстоит, мне нельзя. Да и не хочется, по правде говоря, ничего. Спасибо, Марина, за заботу.
– Тогда попьем морса, он из клюквы и морошки, сплошные витамины. И никаких споров! – Она подняла его за плечи, попоила из поильника. Вытерла салфеткой губы. – Устали, Андрей Викторович?
– Немного, что-то ослаб я. У меня к тебе будет просьба, Марина. Поскольку я теперь числюсь пациентом, называй меня тоже по имени и на ты.
– Нет, я… Я не могу.
– Прошу тебя…
– Хорошо. Постараюсь. А теперь, – она чуть замялась, -давай немножечко поспим, Андрюша, – Марина поправила одеяло, подтянув его до подбородка, нежно провела рукой по голове.
Андрей глубоко вздохнул и к ее удивлению сразу же забылся тяжелым сном. И снилось ему, что он маленький мальчик. Он идет по бревну, которое у них в деревне было перекинуто через небольшой овражек. А на той стороне овражка стоит мама и манит его рукой: – Давай, сынок, иди ко мне! – И он пошел к ней, боясь оступиться, упасть… Всего один шаг остался! Но голова пошла кругом, и он полетел в темную бездну, крича: -Мама, мамочка!
Панкратов сразу же проснулся, весь мокрый от пота. Над ним склонилась Марина. Он впервые видел так близко ее лицо – нос с россыпью веснушек, каре-зеленые крапчатые глаза, полные тревоги. Положив смоченное холодной водой полотенце на лоб, она погладила его по волосам, приговаривая:
– Не надо кричать, Андрюшенька, все у нас хорошо. Это просто дурной сон. Закрывай глазки, будем спать. Вот молодец, послушный мальчик.
Он еле слышно сказал:
– Мама, – и опять провалился в темноту. И снова ему снился тот же сон, и снова его звала мама. Он снова падал в бездну, крича: – Мама, помоги мне!
Марина, прижавшись к нему щекой, зашептала:
– Не надо кричать, все будет хорошо, милый мой Андрюша. Она не слышала, как сзади тихо подошел Виктор Евгеньевич, тихо спросил:
– Ну, что? Все бредит?
Марина вскочила, волосы у нее растрепались.
– Да, только заснет, тут же начинает кричать. – Она с мольбой посмотрела на Виктора Евгеньевича: – Сделайте же что-нибудь, он совсем стал плохой, Виктор Евгеньевич!
