Валентин любил жену истово и всецело, не находя в ней ни малейшего отступления от идеала, а те качества, которые на первый взгляд его удивляли, как, например, абсолютный барственный эгоизм и капризность, по уши влюбленный супруг в идеал вписывал. Все, что он теперь ни делал, посвящалось ей – удачные операции, ответственные консультации, переговоры в инстанциях.
Валентин даже перестал удивляться тому, как гладко складывалась его жизнь. Ведь все ее блага были лишь приложением к Галиному исключительному совершенству. Удобная квартира в доме на Калининском проспекте объявилась как раз к рождению дочери Кати, должность в Четвертом управлении подоспела к защите кандидатской. Ну, жить молодым и радоваться! Закончив институт, социально и сексуально активная Галка не захотела пойти по стопам матери – жиреть на диванах в окружении массажисток и парикмахерш, а устроилась на весьма ответственную работу. Рядовой физиотерапевт на «Грановке» – кто понимает, даже не зав. отделением в городской больнице. И не главврач – поднимай выше. Потому что была эта уютная больница на улице Грановского, смотрящая зашторенными окнами прямо на библиотеку им. Ленина, связана подземным ходом прямо с Кремлем и обслуживала по существу правительство. Сюда доставляли прямо из рабочих кабинетов членов политбюро в именные палаты. Особенно удобно было возить на «подлечивание» Брежнева. Только что провел генсек важнейшую встречу в Георгиевском зале, и нет его! Растворился. Глядишь, и снова за дверью шамкает. А сделать самому генсеку электрофорезик? Да такие ручки целовать мало!
Катя пошла сразу в две школы – английскую и музыкальную, Валентин Павлович Андронов делал уверенные шаги по служебной лестнице, и тут… Тут прочно и добросовестно выстроенное здание его жизни рухнуло в один момент, как картонный муляж. Эх, Галя, Галя! Валентин был уверен, что плачет впервые в жизни после того, как стал мужчиной. Плакать оказалось противно и очень больно. Совсем не так, как происходило в детстве.
Сейчас солидный мужчина, гроза кардиологического отделения, плакал тихо и без всякой надежды. Галя не просто изменила, она изменила ему с самым противным из их друзей -своим коллегой по Грановке – Ростиславом Генриховичем Раппопортом – напыщенным и выхоленным дураком, похожим на избалованного фанатками оперного тенора. На Валентина она сразу посмотрела как на чужого и предъявила деловые требования: квартира остается ей с дочерью и новым мужем, ему же хватит однокомнатной в Чертанове, принадлежавшей почившей двоюродной бабушке бывшей свекрови.
– Вы же знаете, Валентин, я всегда относилась к вам как к родному, – сказала Эльвира Васильевна бывшему зятю, аристократично, как ей казалось, растягивая слова. – Но ведь вы сами понимаете, перед Ростиком совершенно нельзя устоять! Да, он невропатолог, но как похож на Собинова! Эта квартирка в Чертаново, конечно, маловата для такого человека, как вы. Но зато какой воздух!
– Маловата? И то жирно будет! – крикнула Галя из спальни, расчесывая перед трельяжем тяжелые волосы и вглядываясь в свое отражение глазами ушедшей в лунный транс сомнамбулы. Обычно такой взгляд предвещал незамедлительную постельную баталию.
– Ну, ты с переездом не тяни. У нас с Ростиком в субботу помолвка, будут люди, – сказала она и, не дожидаясь, пока муж выйдет из комнаты, продолжала ворковать по телефону: – Ростик, роскошный мой! Тебя ждет твоя нежная крошка. Срочный вызов, умираю!
Непонятно, как женщины, близкие и любимые женщины могут быть такими жестокими? Что изменилось в Валентине, чем провинился он, чтобы с таким позором быть изгнанным из чертогов любви? Господи, он даже не изменял ей и все деньги приносил в дом! Да как он мог не заметить, что это и не женщина вовсе – ничтожная, сексуально озабоченная самка!
Валентин мог говорить все, что угодно. Аргументы и убеждения проскальзывали мимо совершенно неуязвимой в своем полном к нему равнодушии Галины. Она просто молчала.
– Может, ты мне объяснишь все же, в чем я провинился? -взмолился Валентин.
– Да надоел ты мне, неужели непонятно? – вздохнула она, сраженная его непонятливостью. – Неужели нельзя разойтись, как цивилизованные люди?
Весть о разводе нежнейшей из парочек разнеслась мгновенно. На работе Валентину сочувствовали, кто искренне, а кто – надеясь, что отношения с женой, а главное с тестем еще могут восстановиться. А вскоре до него стали доходить фантастические по своей нелепости сплетни. Кто-то развал идеального брака объяснял тайной принадлежностью Андронова к какой-то азербайджанской мафии, спекулировавшей антиквариатом (он и в самом деле всегда привозил жене из зарубежных командировок художественные альбомы или сувенирную бижутерию), кто-то его склонностью к азартным играм (о, эти невиннейшие гостевые преферансы на даче!), кто-то идейной невыдержанностью Андронова или даже гомосексуализмом! Все это наветы настолько ошарашивали своей нелепостью, что не пасть духом было трудно.
Однажды поздно вечером после завершения трудового дня главврач Леопольд Вениаминович Химичев, находившийся с Андроновым в приятельских отношениях, застал Валентина в его комфортабельном кабинете в состоянии, близком к самоубийству. Он не точил бритву и не наполнял шприц смертельной дозой снотворного. Однако по погасшим глазам Андронова, по отрешенности страдальца от всех проблем текущей реальности опытному человековеду Химичеву стало ясно -спекся человек, пропал. Химичев предложил Андронову «перехватить». Тот лишь кивнул на полированный шкаф, в котором обнаружился необходимый запас высококачественного горючего. Выпив же, и немало, Валентин Павлович размяк и с отчаянием воскликнул:
– Не понимаю! Что я делал не так? Объясни мне, Леопольд, не дай умереть дураком.
– Эх, Валя! Знал бы ты, сколько раз слышал я этот вопрос от людей самых-самых, – он ткнул пальцем в потолок. – А что ответишь? Планиды сошлись так. И летели! Какие люди летели, да еще как летели – с треском!
Много позже Андронов понял причину своего краха сам, рассматривая найденный гриб. Оказался он по жизни «ложным боровиком» – то есть обманчивым по форме экземпляром. Обманулась Галка, клюнувшая на его яркую внешнюю фактуру и хмурую сдержанность, обещавшие недюжинный скрытый темперамент. А его-то и не оказалось. Андронов – педант, чистюля, аккуратист и однолюб, не был человеком эроса. То есть в этой сфере если и обладал талантами, то настолько незначительными на фоне его прочих достоинств, что обманутая супруга просто сочла его ничтожеством. Ничего этого по ходу супружеской жизни Андронов не замечал, дойдя до печального финала в полном неведении о своей мужской бесталанности. Хуже того, тогдашнее отчаянное его предположение оправдалось: Андронов оказался однолюбом.
Дабы взбодрить упавшего духом специалиста, ему доверили оперировать чрезвычайно ответственного человека. После долгих обсуждений с коллегами на международном уровне было произведено шунтирование. Уже через неделю оказалось – неудачно. Пациент помчался на повторную операцию в Германию. Андронова понизили по службе, чему предшествовали долгие унизительные разборки на всех уровнях. Вину целиком вешали на него, замалчивая ошибки несовершенной диагностики.
Валентин подал заявление об уходе и уехал из Москвы -решил начать все заново. Больница Тулы мало напоминала Кремлевку, что было ясно изначально, но что Андронов не мог предположить, так это титаничность усилий, необходимых для вытаскивания ее на приемлемый уровень. Оказывается, он совершенно не привык к тому, что городское начальство увиливает от встреч и разговоров с ним. Закрывающаяся перед носом главврача дверь начальственного кабинета приводила в оторопь, а все без исключения секретарши стали наглыми и насмешливыми. И все же он боролся – ходил по инстанциям, бился головой о непрошибаемые стены, «выколачивал» для больницы кровати, диагностическое оборудование, медикаменты. Ему даже удалось провести ремонт двух этажей, что последние десять лет казалось совершенно гиблым делом. И вот однажды Андронова вызвали к высокому начальству и показали письмо. Бывшая жена Галина сообщала, что ее бывший муж – закоренелый взяточник, за что был исключен из членов партии еще в Четвертом управлении. И хотя никого уже эта партия не волновала, а гонорары за лечение считались делом почти узаконенным, к Андронову отношение изменилось. Много позже он узнал, что побудило Галю на такой шаг. Выросшая Катя, наконец, потребовала от матери отчета о своем загадочно исчезнувшем отце (мать говорила, что он нашел другую женщину и завербовался на Север) и сделала попытки его разыскать. Уж больно не по душе приходились ей последовавшие «заместители» папы, а фотография Валентина, хранимая среди книг, завораживала прямо-таки светившейся в добрых коровьих глазах любовью. И тогда Галя рассказала всю правду.
