Конан молча закинул меч за плечо, поправил на боку кинжал и, грубо расталкивая плечами толпу сцепивших от злости зубы «волков», пробился к ближайшей лошади.

— Вот и деньги, — напутствовал его чародей, протягивая варвару мешок с золотом столь солидных размеров, что Козим, увидев его, едва не лишился чувств. — Обычно я не вожу с собой крупных сумм, но для тебя я сделал исключение. Может, когда-нибудь ты это оценишь.

Конан на мгновение заколебался, потом махнул рукой и взял туго набитый кошель. Небрежно сунул его в седельную сумку, и, вставив ногу в стремя, вскочил в седло.

— Прощай, киммериец, — бросил Яхм-Коах.

Конан долгим взглядом посмотрел на Ремину. Девушка стояла, бессильно уронив руки, и глядела на северянина с какой-то отчаянной, почти безумной надеждой.

Киммериец подобрал поводья. Сейчас он был вооружен, сидел верхом на коне и, Кром свидетель, руки у него так и чесались! Дать коню шпоры, разметать разбойников, подхватить Ремину и… Да, они могли бы уйти. Но он дал слово! Конану захотелось завыть, как волку.

Ремина смотрела вслед удаляющемуся киммерийцу, пока он не скрылся за склоном холма. Конан не обернулся, а она так надеялась, что вот сейчас, пусть даже в последний раз, она встретит его гордый, решительный взгляд этих бездонных синих глаз, из которых девушка черпала силы и мужество в последние дни. Но варвар не оглянулся. Он ехал не спеша, осунувшийся и неприступный, будто внутри него шла борьба между честью и голосом сердца. Вот уже и замерли ветки акации, сомкнувшиеся за его спиной, угомонились потревоженные им птицы.

— Нам пора, баронесса, — напомнил ей терпеливо ожидающий рядом жрец, осторожно прикасаясь к ее плечу, и поспешно отдергивая руку.

Резким движением Ремина смахнула с глаз набежавшие слезы и гордо вскинула голову.

Пусть эта чернь не думает, что она смирилась со своей судьбой, она не выкажет перед ними слабости и не позволит упиваться своей победой. Никто не увидит ее слез. Дочь Сантоса Орландо будет достойна доблестного имени своего отца, о храбрости и мужестве которого в Зингаре ходят легенды.

— Не смей ко мне прикасаться, жрец! Клянусь, в другой раз ты горько пожалеешь об этом! Едем! — и девушка стрелой взлетела в седло, подхлестнула коня, сорвавшегося с места в галоп, оставив позади и жреца и разбойников, так что последним пришлось попотеть, прежде чем они нагнали беглянку.

Бешеная скачка отрезвила Ремину. Хлещущий в лицо ветер, высушил слезы, и лишь на сердце осталась печаль, но, видно, от нее ей уже никогда не избавиться. Повинуясь какому-то внутреннему порыву, Ремина внезапно перешла на рысь, совсем не беспокоясь, что ближайшие преследователи едва не налетели на нее. Кто-то пронесся мимо, кто-то, грязно ругаясь, осаживал своих скакунов, норовящих подняться на дыбы. А лошадь этого мерзкого коротышки Козима, так резко встала, что карлик не удержался в седле, и, пролетев через голову кобылы, совершил немыслимый полет и плюхнулся в дорожную грязь.

Причитая и жалобно скуля, он с трудом поднялся на ноги, зло сверкая глазами по сторонам. Грязь залепила ему лицо, вода ручьями стекала с плеч. Разбойники покатывались со смеху, раскачиваясь в седлах, гладя на жалкого, всклокоченного коротышку, сейчас похожего на оскорбленного воробья, и Ремина смеялась вместе с ними, с ужасом осознав, что торжествует в душе.

— Благодарю тебя, баронесса, за это маленькое дорожное развлечение. Моим людям требовалась разрядка, — без тени улыбки сказал поравнявшийся с девушкой жрец. — Но обещай мне впредь вести себя благоразумно. К чему это глупое ребячество?

Смех замер сам собой, Ремина с вызовом взглянула в холодные глаза мага и опустила взгляд, прочтя в них неумолимый приговор.

— Мы выступаем! — громко крикнул жрец. — Козим, догоняй нас! И приведи себя в порядок, а то своим видом ты распугаешь всех гостей в замке. Знать не жалует оборванцев.

Разбойники снова заржали и неспешно повернули коней, пустив их шагом вслед за магом и баронессой.

— Как! — запричитал плаксивый голос Козима за их спинами. — Неужели ты ее не накажешь! Эту взбалмошную девчонку!.. Она обидела меня!

Яхм-Коах, не останавливаясь, обернулся в седле.

— Козим, Козим, да разве же она виновата, что ты так мал и твои ноги не достают до стремени боевого коня. Скорее в том повинны боги, попробуй обратиться к ним. Но чтобы не было обид, я обещаю, вернувшись в замок, выбрать тебе в стойлах осла. Надеюсь, этот скакун придется тебе по росту.

Возмущенные крики Козима утонули в дружном хохоте разбойников, и процессия двинулась дальше, оставив причитающего и топающего ногами карлика в одиночестве.

Узкая, разбитая дождями дорога медленно поднималась в горы. Широколиственный лес из величественных буков и грабов вскоре уступил место меловым скалам и отвесным' кручам, среди которых раскинулись мягкие ковры зеленеющих лугов, так и манящие уставших путников прилечь и отдохнуть в их объятиях. День еще только начался, а пастухи уже гнали на выпасы свои отары, белеющие на склонах, словно опустившиеся с небес облака. В узких горных долинах, где с отвесных утесов срывались вниз прозрачные звенящие ручьи, раскинулись знаменитые зингарские виноградники и цветущие апельсиновые сады. Солнце уже высоко поднялось над скалами, и снежные шапки и ледники горных пиков сверкали в его ласковых лучах, словно неугасающие костры, разложенные богами. Птицы на все голоса приветствовали трелями новый день, прячась в густой, свежей зелени. Прозрачный воздух, казалось, так и звенел от бесчисленных насекомых, деловито перелетающих с цветка на цветок. В бездонной синеве небес, гордо расправив крылья, парил орел, словно пловец, борющийся с волнами среди безбрежного океана.

Проследив взглядом за величественным полетом птицы, Ремина горестно вздохнула.

"Как мы похожи с ним, — подумала она, — и такие же одинокие в целом свете. Никто не сможет мне помочь. Даже этот синеглазый гигант-варвар, оставил меня".

От жалости к себе на глазах юной баронессы вновь проступили слезы, и сердце сжалось от тоски, но она решительно подавила набежавшую минутную слабость и заставила взять себя в руки, хоть это и стоило ей огромных усилий.

— Не печалься, госпожа моя, не думай об одиночестве, — вкрадчиво и как-то даже по-отечески обратился к ней Яхм-Коах, словно прочтя мысли баронессы. — Любая зингарская девушка знатного рода, почтет за честь быть супругой герцога Ренальда — этого храбрейшего человека, прослывшего грозой диких пиктов. Смирись с неизбежным, боги сделали свой выбор, и не нам, смертным, судить их.

Ремина в ужасе отшатнулась от мага, будто увидела рядом с собой ядовитую змею.

"О, Митра! Он видит насквозь мои мысли!"

Сделав глубокий вздох, чтобы не выдать волнения и страха, она ответила ровным спокойным голосом:

— Не стоит и пытаться разжалобить меня своею болтовней. Я презираю и ненавижу тебя. Боги накажут тебя за предательство, и ты еще сполна ответишь за свое вероломство.

— Боги всегда на стороне сильных, — назидательно молвил маг. — Да и кто отважится тягаться со мной? А… я, кажется, догадываюсь. Ты, верно, все еще думаешь об этом киммерийском варваре? Не его ли ты видишь карающим мечом в руках богов?

— А хоть бы и его! — с вызовом вскрикнула Ремина и до крови прикусила губу, досадуя на свою вспыльчивость.

— Ах, вот оно что! Значит, я попал в точку. Удачливый смелый варвар-красавец. Лучше забудь о нем! Поверь мне, он сейчас только и мечтает добраться до постоялого двора и залиться вином на то золото, за которое я купил его слово.

Ремина ничего не ответила, отвернувшись в сторону, всем своим видом выражая презрение к собеседнику. Жрец усмехнулся и придержал коня, оставив девушку наедине со своими мыслями. Так они ехали весь день, почти не останавливаясь, но только к вечеру достигли замка.

Закатное солнце позолотило вершины гор, когда замок Орландо черной громадой вырос на скалистом склоне, словно расправивший крылья дракон. Угрюмые бастионы мрачными молчаливыми стражами нависали над долиной, и грозные дозорные башни пронзали вечеряющее небо, будто острые клыки хищников. С ближайших отрогов в долину сползали белесые языки тумана. В этот час родной замок показался Ремине ужасной тюрьмой, где суждено ей томиться до конца своих дней. Она с надеждой и тоской оглядывала высокие башенные шпили, но кроме знамени с гербом барона не заметила ничего. Значит, герцог еще не в замке и ей не в ком искать защиты — вокруг лишь равнодушные лица врагов и предателей. Нет, видно и в самом деле, ей придется смириться со своею судьбой.