— Пойдем найдем его? — предложил Эндрю.
Я очень разозлился. В конце концов, Эндрю — единственное, что у меня осталось в жизни, теперь, после того, как умерла его мама.
— Мы не станем этого делать, — ответил я. — Если ты уже поужинал, иди и ложись спать. Власти сами с этим разберутся.
Я позвонил мэру, и вскоре была собрана новая поисковая группа. Мы тщательно осмотрели территорию и обнаружили волчьи следы под окнами дома.
Лекутр был мрачен.
— Пока все это не кончится, мы должны держать детей взаперти после того, как стемнеет, — сказал он. — Надо узнать, не сможем ли мы заполучить в милиции несколько дополнительных ружей.
Мы неохотно прошли вдоль следов несколько сот ярдов. Увидели, что они ведут к деревне, и вернулись обратно.
Мы расположились у меня и засиделись допоздна, попивая коньяк и обсуждая события последних часов.
Ничего не происходило целую неделю. Затем случился целый ряд событий, разжигающих страх.
Как-то вечером две маленькие девочки увидели в окно волка — большого как корова, сказали они, впрочем, вероятно, здесь сыграло свою роль детское воображение, — бегущего через луг недалеко от их дома. Когда, встревоженная криками, к девочкам примчалась мать, все, что она увидела, был худой мужчина, бегущий по полю, возможно преследуемый волком.
Чуть позже на ферме «Папа Гремиллион», одной из тех, что построены на краю деревни, были найдены две козы, наполовину съеденные и с перегрызенными глотками. Паника захлестнула округу. Наиболее тревожащим моментом в этом деле было то, что хлев, в котором находились животные, был заперт на висячий замок, а ключ оставался в скважине.
Кто бы ни убил коз — а следы и свидетельства неистовой борьбы между животными со всей очевидностью указывали на волка, — сначала он отпер замок, а перед уходом снова повернул ключ в скважине. Когда эти факты стали известны общественности, беспокойство переросло в ужас. Мы с Лекутром и еще несколько человек из наиболее бесстрашных жителей деревни обсуждали сложившуюся ситуацию в долгие часы наших посиделок в auberge. В один из таких мрачных вечеров, вскоре после Рождества, впервые был упомянут слух о le loup-garou.[2]
— Сколько сверхъестественной чуши, однако, в головах жителей гор, — резко отозвался Лекутр. — Легенда о человеке-волке стара как сами горы, — добавил он, повернувшись ко мне.
— Что-то в этом, может, и есть, — сказал кто-то, сидевший на дальнем конце стола. — История о человеке, способном превращаться в волка, чтобы убить свою жертву, а затем снова превращаться в человека, берет начало в стародавние времена.
— Как и многие другие вещи, — возразил Лекутр, его лицо пылало от негодования. — Но это не значит, что мы обязаны верить в то, что минотавры и поныне бегают по земле.
— Да, но как ты можешь объяснить подобную смышленость животного? — обезоруживающе спросил Джекил. — И как насчет висячего замка в «Папе Гремиллионе»?
Мэр потер подбородок, прежде чем осушить свой бокал.
— Не подлежит сомнению, мы имеем дело с чем-то очень серьезным и дьявольски умным, — ответил он. — Но я не допускаю мысли о сверхъестественном. Нам есть о чем подумать сейчас и без того.
Никто из присутствующих не был готов спорить с ним о необходимости сконцентрироваться на одном вопросе. И все же ситуация постепенно только ухудшалась. Несколько солдат, находившихся в горах на зимних маневрах, приезжали к нам ненадолго, они помогали посетителям кафе добраться до дому, сопровождали детей, куда бы те ни пошли. В этот период не случилось ничего примечательного. Лишь изредка кто-нибудь из молодых военнослужащих стрелял из своих винтовок по полумраку, беспокоя тем самым округу. Когда же на горы спустилась непогода, заблокировав перевал, милиция, конечно, оказалась отрезанной от нашей деревни. Мы остались предоставленными самим себе.
Первые смерти произошли в марте, с установлением теплой погоды. Тогда Рене Фоссе, двенадцатилетний школьник, был найден с перегрызенным горлом в нескольких ярдах от входа в хлев. Он направлялся, чтобы проверить, все ли в порядке со скотом. Смерти двух маленьких сестричек на той же неделе привели к тому, что в деревне воцарился ужас. Во всех случаях были обнаружены волчьи следы, однако эта тварь была дьявольски умна, как ранее заметил мэр. Несмотря на прочесывание предгорий большой поисковой группой, при поддержке милиции, не удалось обнаружить ничего нового: следы всегда терялись у ручья, и мы так и не нашли место, где волк вновь ступал на твердую землю.
За все это время так никто и не видел зверя, и это лишь подкрепляло легенду об оборотне, легенду, за которую ухватилась сначала региональная, а потом и национальная пресса. Орды журналистов приезжали к нам со своими операторами, в деревне опросили всех и каждого, из небытия вытащили старинные горести, и все улики, которые могли бы указать на местонахождение зверя, вскоре были затоптаны ботинками сотен зевак.
Затем в конце марта или начале апреля, незадолго до того, как снег должен был сойти, мы получили сообщение о том, что на этот раз нападению подвергся взрослый человек. Это был мужчина по имени Шарль Бадуа, механик из единственного в деревне гаража, который жил в одном из маленьких домиков на окраине. Зверь прыгнул ему на спину с насыпи, когда тот пешком возвращался с работы, и вырвал кусок мяса из его шеи. Бадуа отбивался с огромным мужеством; к счастью для него, в руках он держал ящик с инструментами, и, будучи довольно крупным человеком, он перекинул ящик через голову со всей силой отчаяния — волк прекратил атаку и сбежал.
Обмотанный бинтами и накачанный коньяком, Бадуа прилег на кровать в доме доктора и поведал свою историю. Лекутр быстро организовал одну из самых больших поисковых групп, и на этот раз я разрешил Эндрю присоединиться к нам при условии, что он будет держаться поблизости и у него не будет огнестрельного оружия. Два дородных жандарма из police de la route[3] были переведены к нам в деревню и значительно усилили нашу поисковую группу.
Вырвав кусок мяса из шеи Бадуа, волк, по всей видимости, остановился съесть его в нескольких ярдах от места нападения, где мы и обнаружили следы крови и взрыхленный снег в соседних кустах.
— Наглая тварь! — мрачно процедил Лекутр, в то время как мы поспешили продолжить поиски, двигаясь по четко отпечатавшемуся на снегу следу. Но внезапно следы отклонились от знакомого направления и стали подниматься на соседний холм.
— Должно быть, волк раззадорил свой аппетит и решил найти еще одну жертву на другом конце деревни, — сказал я.
Лекутр кивнул.
С трудом преодолевая толстый слой снега и ориентируясь по довольно отчетливым следам волка, мы взобрались на холм минут за двадцать. Треск веток мы все услышали одновременно. Эндрю взволнованно вскрикнул, и в тот же миг волк выпрыгнул из-за елей, росших примерно в пятидесяти метрах выше по склону. Несколько винтовок поочередно выпустили пули, и клубы потревоженного выстрелами снега взвились над огромным серым животным. Один из выстрелов, вероятно, достиг цели, поскольку волк взвыл от боли и, хромая, скрылся за деревьями.
Воодушевленные, мы бросились за ним. Я высказал предположение, что один из нас ранил волка в переднюю лапу. Лекутр и жандармы думали так же. Но по прошествии получаса, когда кровавые следы стали почти незаметными, а затем и вовсе исчезли на берегу ручья, нам снова пришлось прекратить наши поиски.
На следующее утро Эндрю был бледен от пережитого шока. Я пошел в деревню обсудить происшедшее, а когда вернулся, обнаружил его неподвижно лежащим в своей постели. На его правой руке была повязка.
— Не сердись, пап, — сказал он. — Я повредил пальцы, когда рубил дрова. Ничего серьезного.
— Ты был у доктора Лемэра? — спросил я взволнованно.
