Значит, отсюда его всегдашняя тоска по этой деревне. Он прорастал внутри Натальи Петровны здесь, слышал все разговоры ее и Ирины. Сидя в утробе, ощущал беспокойство настоящей матери, ее колебания – какой дать ответ… А потом услышал сам ответ. Интересно, сколько месяцев было ему – плоду, когда она сказала «да». Или, может быть, недель?

Он заткнул уши. В голове загудело: «Отдай, отдай, отдай». Это голос Ирины.

Наталья отдала.

Отверженный. Отвергнутый. Впервые тогда и много раз после.

Никита снова подошел к окну. Дверь соседнего дома открылась. В луче света вышла женщина, она катила за собой сумку на колесах. Он почувствовал, как по спине побежали мурашки. Одна женщина уже катила похожую сумку, уходя от него. Все сумки одинаковы, подумал он. Женщины тоже. Это уже другая мысль, вдогонку.

К крыльцу подъехала темная «десятка». Священник вышел, взял у Ольги сумку, положил в багажник. Открыл перед ней дверь, она села в машину.

Красные фонарики прокатились по двору, исчезли на шоссе.

А в ее жизни тоже есть что-то скрытое? Об этом он не узнает никогда: он не спросил номер телефона. Зачем? Ему больше не нужен обман. Достаточно того, что сама жизнь – оптический обман.

Обман? Или это не обман вовсе, а обычное коловращение жизни? Непостоянство, перемены. Никита усмехнулся. Коло – всплыло из университетских лекций, на языке этрусков, таинственно возникших и таинственно исчезнувших людей, означало «солнце». Все правильно, Земля вращается вокруг Солнца, но каждый человек норовит назначить своим собственным Солнцем кого-то, чтобы крутиться вокруг него.

Он, пожалуй, поостережется совершить ошибку – снова назначить не того человека на эту роль.

9

Ольга закрыла глаза, но спать не могла. Лежа под шерстяным одеялом на верхней полке крепко спящего купе, она ежилась, словно от прикосновения чужих холодных пальцев.

Поездка к Наде взбудоражила, не успокоила, а она так надеялась. Ольга собиралась поставить жирную точку – дописала страницу своей жизни на Большой Земле.

Много раз пыталась понять, почему Надя, ровесница, а не кто-то другой, старший и потому мудрый, стала для нее инструментом тестирования собственных поступков. В ней всегда была мудрость взрослой женщины.

Откуда? Почему? Как ни старалась, Ольга не могла обнаружить причину, но следствие было бесспорным. Она даже спрашивала бабушку, но Валентина Яковлевна пожимала плечами и говорила: «От рождения».

Ольга хотела спросить: а как нужно родиться, чтобы быть такой, как Надя, но понимала – бабушка не знает. Иначе Валентина Яковлевна, чья профессия – объяснять, не утаила бы от нее. Значит, можно родить детей – мудрых людей?

Внезапно пришедшая в голову мысль удивила ее. А следующая ошарашила: а что за тип этот Барчук? Ольга усмехнулась. «Признайся себе, тебе очень хотелось подумать о нем, но никак не могла найти повод – с чего начать? Рассуждения о мудрости к нему вряд ли относятся. Его тоже родили как-то не так, не как мудрую Надю…»

Наверное, родили и торопливо занялись своими делами, примерно как ее.

Значит, в который раз возвращалась Ольга к мысли, надо не просто думать о том, чтобы у тебя были дети, а какого качества будут эти дети.

Когда Ольга узнала, что Надя выходит замуж за священника, она не слишком удивилась, да и для всех, кто знал ее, это известие не стало шоком: Надя – особенная. Кто-то из однокурсников шутил, что ее муж специально снял погоны и стал священником, чтобы Надя обратила на него внимание.

На самом деле Николай Храмов служил в инженерных войсках, потом снял погоны, окончил духовную семинарию и надел рясу. Ему дали назначение в Храмцовский приход.

Николай и Надя как будто шли навстречу друг другу. В педагогическом институте, где Ольга с Надей вместе учились на историческом факультете, открылась иконописная мастерская. Ее организовал аспирант художественного факультета не как забаву для любителей рисовать, а как вполне серьезное, причем коммерческое, дело. Студенты получили подряд – написать иконы праздничного чина для храма, выстроенного на севере, в вятских лесах.

А дальше все случилось так, как должно было. Ольга улыбнулась – любимая фраза бабушки. Обычно она произносила ее, потом объясняла, для особо непонятливых:

– Когда человек готов, он получит то, что должно. – Она умолкала, давая возможность собеседнику вникнуть в смысл фразы. Потом добавляла: – Удивительное дело: чаще всего – через случайного человека. – Валентина Яковлевна для пущей убедительности пожимала плечами. – Этот случайный сделает свое дело в твоей жизни и исчезнет из нее навсегда.

Руководитель студенческой мастерской должен был поехать и отвезти готовые иконы в храм. Но в канун отъезда Наде позвонили из института и сказали: едет она, больше некому. Багаж погрузят в вагон, ей дадут билет, а дальше сама разберется.

Ольга предлагала Наде поехать вместе с ней, не важно, что пропустит экзамен по педагогике. Надя ответила:

– Так вышло, значит, я должна. Одна. Знаешь, село, куда я еду, совсем рядом с тем путем, по которому проходит Великорецкий крестный ход.

– А… что это? – Ольга старалась сформулировать вопрос как можно нейтральнее. Чтобы он не прозвучал совсем глупо. Она следила за Надиным лицом, но не заметила усмешки или раздражения.

– Несколько тысяч паломников, – спокойно объяснила Надя, – каждый год в начале июня отправляются старинным путем, чтобы найти утешение, исцеление.

Но… почему там? – хотела спросить Ольга.

Надя угадала ее вопрос.

– Шестьсот с лишним лет назад возле одной сосны нашли икону Николая Чудотворца. На том месте построили деревянную часовню, а потом храм, в который поместили икону. Возле сосны забил источник, исцеляющий жаждущих. Потом икону забрали в город Хлынов, так назывался в прежние времена город Вятка. Хлыновцы дали обет каждый год возвращать икону на то место, где ее нашли. Так поступают до сих пор, это стало традицией. Люди идут поклониться иконе.

Когда Надя вернулась, Ольга увидела по ее лицу – что-то случилось. Подруга рассказывала о торжественной службе, о том, как молодые и старые, даже дети, погружались в воды реки Великой, с какими светлыми лицами выходили из нее.

– Они так сияли, что можно ослепнуть.

Ольга кивала, потому что Надино сияние слепило ее глаза так же сильно.

– Ты сама сияешь, – заметила Ольга.

– Я выхожу замуж, – призналась Надя. – Я стану матушкой. – Заметив изумление на Ольгином лице, она добавила: – Он священник.

Николай Храмов, рассказала Надя, несколько лет назад во время Великорецкого крестного хода познакомился со священником из Австралии, русским по происхождению. Его фамилия была тоже Храмов. Оказалось, они не родственники, но их предки из одного старинного села – Храмцово. Этот священник приехал в Россию на деньги, которые получил по завещанию от одинокого коллеги. Храмов из Австралии тоже был одинок, он завещал Николаю все, что у него было.

Ольге казалось, с тех пор Надя стала еще более проницательной. Иногда ей становилось не по себе – подруга видела ее яснее, чем Ольга – саму себя. Было неприятно, как на приеме у доктора, но перед ним раскрываешь тело, а Надя видела не только его, а то, что делает тело другим, – душу.

Ольга проверяла Надину реакцию на свои желания не однажды. Она признавалась себе, что ни разу Надя не ошиблась с оценкой.

Но то, что она задумала в двадцать четыре года и что должно было направить жизнь по совершенно иному пути, она долго боялась открыть Наде.

Ольга помнит, сколько раз собиралась поехать к ней, сколько находилось причин отложить поездку. Она не могла обсуждать это по телефону или в письме. Ей надо было увидеть лицо Нади, ее глаза, услышать интонацию…

Наконец она решилась. Она приехала в Храмцово. Ольга волновалась, громко смеялась, ненатурально, напряженно, прежде чем начать.

– Какой опереточный смех, – заметила наконец Надя.

– Почему опереточный? – спросила Ольга. – Я не хожу в оперетту.