Тогда я решила, что могу наконец вернуться домой. Я объяснилась с Дамарис, которая сразу согласилась со мной и стала прикладывать большие усилия, чтобы казаться более здоровой, чем на самом деле.

— Ты не должна так надолго покидать Ланса, — сказала она и взяла меня за руку. — О, Кларисса, ты всегда вносила столько счастья в мою жизнь.

— Так же, как и ты в мою, — ответила я. — Я часто спрашиваю себя, что случилось бы со мной, если бы я осталась во Франции.

— Не думай об этом. Кларисса, мне кажется, что ты понимаешь Сабрину лучше других, и она нежно тебя любит.

— Сабрина — прекрасный ребенок… она весьма привлекательна.

— Да, и именно поэтому я за нее боюсь. Твоя мать была такой же. Она тоже обладала огромной привлекательностью, которая время от времени появляется у нас в роду. Я вовсе не уверена, что это благо. Иногда мне кажется, что это помеха. Я беспокоюсь о Сабрине, ;

Кларисса.

— Она сумеет позаботиться о себе.

— Но она так странно вела себя в последнее время.

— Это оттого, что она упрекает себя за случившееся, и Джереми тоже обвиняет ее.

— Я разговаривала с Джереми о ней. Он так тревожится обо мне.

— Дорогая тетя Дамарис, ты должна держаться.

Ведь ты — источник жизни для Джереми, да и Сабрина нуждается в твоей помощи. Ты так нужна им.

Она разволновалась и сказала:

— Кларисса, обещаешь выполнить мою просьбу? Ты всегда их выполняла, но я хочу быть уверена.

— Конечно, выполню. Речь идет о Сабрине?

Дамарис кивнула.

— Допустим, что я не поправлюсь.

— Пожалуйста, не смей даже думать об этом.

— Я стараюсь, Кларисса, но я хочу быть уверенной. Давай предположим, что со мной что-нибудь случится. Допустим, я умру. Пообещай мне, что именно ты позаботишься о Сабрине.

— Ее место будет здесь. Это ее дом.

— Джереми пришлось много страдать. Мне даже страшно представить, что он может сделать в случае моей смерти.

— Понимаю, — сказала я.

— Тогда обещай мне, что присмотришь за Сабриной. Она очень тебя любит… пожалуй, больше, чем кого-либо еще. Позаботься о ней… ради меня, Кларисса.

Я взяла ее руку и поцеловала, боясь взглянуть на нее и разрыдаться.

— Обещаю, — сказала я.

Несколько дней спустя, выслушав громкие протесты и упреки Сабрины, я уехала в Лондон.

В Лондоне жизнь заскользила по старой колее. Мы теперь много развлекались. Ланс был в восторге. Ему везло за карточным столом и с лошадьми. Он был заботливым мужем и страстным любовником и разнообразными средствами давал мне почувствовать, как он счастлив моему возвращению. И я разделяла его счастье.

Дамарис поправлялась; Сабрина окружила ее заботой, и без меня они теснее сблизятся. А я была там, где и следовало, — с моим мужем.

Эмма втянулась в хозяйство так, словно это был ее дом. Я была довольна, хотя и знала, что Жанна испытывает к ней предубеждение. Эмма рассказывала мне о радушии, с каким она и Ланс принимали гостей в мое отсутствие, и о том, что время от времени она вела себя как хозяйка. Это было восхитительное время.

— Наигрались всласть? — спросила я.

Ланс прыснул со смеху.

— Ну, не ворчи, Кларисса, — ответил он. — У меня было несколько славных ночей. Но ведь и вы не ударили в грязь лицом, Эмма, не так ли?

Они рассмеялись. Тень подозрения закралась в мое сердце, ни я отогнала ее. Подобные мысли никогда не беспокоили меня, не считая хитрых намеков Жанны.

Жан-Луи бегал теперь по всей детской и отчаянно пытался заговорить. Нэнни Госуэлл сказала, что он живой, смышленый ребенок и к тому же красавчик.

— Маленький озорник, — ласково протянула Нэнни Госуэлл. — Ему хочется всем доказать, что он пуп земли. Я вздохнула. Никто не мог бы больше желать появления ребенка в детской, чем я.

Мы провели лето между поместьем в деревне и Лондоном. Важной чертой нашей жизни были, конечно, вечера азартной игры, благодаря которой, по уверениям Ланса, он быстро восстанавливал свои потери в «Компании южных морей». Я не была уверена в этом, потому что догадывалась, что мне сообщают только о выигрышах. Проигрыши были, вероятно, так же велики.

В те дни я часто чувствовала, как счастлива была бы, если бы не одержимость Ланса азартными играми. Когда у него начиналась эта лихорадка, он будто забывал обо мне. Казалось, им овладевал демон. Он не мог противиться своей страсти.

Я видела, как он делал ставки в пять или даже двадцать фунтов на две дождевые капли, скатывающиеся по окну. Я не понимала его. Мне хотелось верить, что урок с фиаско «Компании южных морей» повлиял на него. Увы, этого не было.

Я была более чем обеспокоена финансовым положением Ланса, ибо предполагала, что у него есть долги.

Однажды я нашла жалобу от его портного за давно просроченный счет, и когда я упрекнула его, он ответил:

— Но, дорогая, ни один мужчина не оплачивает счет своего портного по меньшей мере пять лет.

— А следовало бы платить. Что если бедняге нужны деньги?

— Этот портной далеко не беден. Он шьет при дворе и, должно быть, сколотил целое состояние… в долгах.

— Но от него мало радости, если никто не платит.

— В свое время… в свое время.

— Ну, поскольку ты выигрываешь, это время пришло.

— Логично, дорогая, очень логично. Предоставь все мне.

Непостоянный, очаровательный, невозмутимый, галантный и безнадежный игрок. Он был человеком, смеющимся на краю бездны. Я была совсем иной. Возможно, ему не следовало жениться на мне.

А вот Эмма была похожа на него. Я видела, как азарт начинает завладевать ею. Она едва могла дождаться начала игры. Я спрашивала себя, по-прежнему ли Ланс оплачивает ее попытки. Я часто видела, как Жанна наблюдала за ней, сокрушенно качая головой.

— Эмме шлет удачу небо, — сказал Ланс. — Я мало видел таких удачливых, как она.

Поэтому я предполагала, что, по крайней мере, у Эммы дела идут хорошо. И лишь совершенно случайно мне открылось, что я заблуждаюсь.

Обычно после обеда гости усаживались за карточные столы, а я шла отдыхать в спальню. Ланс безуспешно пытался убедить меня остаться; впрочем, он не очень настаивал, возможно, считая, что одного азартного игрока в семье достаточно.

Как я помню, была теплая осень. Обед казался особенно удачным, и разговоры текли свободно. Я сидела у одного края стола, а Ланс — у другого. Он был обворожителен, умен, гостеприимен. Но все эти люди, сидящие за столом, были игроками, страстно нацеленными на дело, ради которого пришли, и это дело заключалось в выигрывании денег друг у друга. Я знала большинство из них очень хорошо, так как они часто приходили к нам и Ланс тоже часто посещал их дома. Иногда мне приходилось сопровождать его, но я боялась этих вечеров, которые обычно протекали в довольно скучных беседах с теми членами вечеринки, которые, подобно мне, не играли; мы ждали окончания игры, обычно затягивавшейся до раннего утра. Я старалась найти причины не посещать эти приемы. Ланс был достаточно понятлив и никогда не заставлял меня. В то же время ничто не могло помешать ему идти туда.

Эмму тоже часто приглашали. Она была популярна в этой компании. Я слышала, как о ней говорили:

«Славный малый. Не боится рисковать». Конечно, она не боялась, ведь Ланс снабжал ее деньгами для участия в игре, и она возвращала их ему только когда выигрывала.

Но, возможно, он больше не делал этого, так как ей стало заметно везти. Я не спрашивала об этом ни у него, ни у нее.

В тот вечер она надела очаровательное платье, которое сшила сама. Оно не потребовало больших затрат. Мы вместе покупали материю на Лиденхолл-стрит. Оно было в светлых красных тонах, по крайней мере, юбка; нижняя юбка была кремового цвета, и Эмма сама вышила ее красным шелком. Платье, подчеркивавшее стройную талию, выглядело прелестно; вырез спереди открывал расшитую нижнюю юбку.

Я оглядела сидящих за столами. Там было три стола, по четыре человека за каждым. Эмма сидела рядом с пожилым бароном, который был ее соседом и во время обеда и явно увлекся ею. За их столом сидели еще двое среднего возраста. У Ланса были друзья всех возрастов. Единственным, что их объединяло, была страсть к игре.