Пока что опасность меня миновала. Я все думала, как легко я могла бы вступить в эту комнату вчера ночью и попасться в ловушку.

Он был из тех людей, что неизменно побеждают. Я знала. Но на этот раз этого не должно случиться.

Мне нужно убежать, вернуться домой. Но остановит ли это его? Через шесть недель он отплывает, но к тому времени может случиться так, что я буду носить в себе его семя… Я понимала, что если только поддамся ему, то вечно стану презирать себя. И, в какой-то степени, он тоже. Это не должно случиться. Я должна продолжать сопротивляться.

Мне нельзя было оставаться в доме. В любую минуту он мог приехать. Нужно сделать так, чтобы не остаться с ним наедине.

Я направлялась к конюшням. Увидев это, Хани пошла за мной следом.

— Ты выезжаешь одна? — нахмурившись, спросила она.

— Что-то надо делать. И быстро.

— Нам не следовало допускать, чтобы дело зашло так далеко!

— Вчера ночью он проник в мою комнату. Он ждал там моего прихода. И спал в моей постели!

— Какая… наглость!

— Хани, что мне делать?

— Подожди здесь, — сказала она. — Я поеду с тобой. Тогда ты не будешь одна. Мы поговорим по дороге.

Я вернулась в дом вместе с нею, подождала, пока она наденет костюм для верховой езды, и мы взяли лошадей и выехали в направлении, противоположном Лайон-корту.

— Уеду домой, — сказала я.

— Ты поступишь правильно.

— Мне придется сделать это тайком. Пожалуй, через день-два.

— Я буду ужасно скучать по тебе. Джейк Пенлайон упорен, но, надо отдать ему должное, он женится на тебе.

Я засмеялась.

— Ты можешь себе представить супружество с таким человеком? Он постарался бы превратить тебя в рабыню.

— Не думаю, что ты из такого теста, из которого лепят рабов!

— Иногда я чувствую желание заставить его понять это.

Она странно посмотрела на меня:

— Тебя как будто влечет к нему, Кэтрин?

— Просто он мне настолько отвратителен, что я испытываю удовлетворение, когда перечу ему.

— Мне кажется, его жена будет не слишком счастлива. Из него выйдет неверный и требовательный муж. Я слышала рассказы о его отце. Нет ни одной девушки в селении, которая была бы от него в безопасности.

— Я хорошо его знаю. Такой человек мне совершенно не подходит.

Мы выехали на гребень холма и смотрели вниз на очаровательную деревушку Пеннихоумик, с домиками, лепящимися вокруг церкви.

Я сказала:

— Как мирно она выглядит! Давай спустимся туда. Мы пустили лошадей шагом с крутого склона, но, едва въехав в извилистую улочку с островерхими домами, нависающими своими верхними этажами над булыжной мостовой, я попросила Хани остановиться, так как увидела человека, скорчившегося на пороге одного из домов. Что-то в его позе показалось мне зловещим.

— Давай вернемся, — сказала я.

— Почему?

— Погляди на этого человека. Клянусь, это чума! Хани поняла с полуслова. Она быстро повернула лошадь. У подножия холма мы увидели женщину, идущую навстречу. Она несла кувшины и, очевидно, ходила к ручью за водой. Она закричала нам:

— Держитесь подальше, добрые люди! Потница пришла в Пеннихоумик!

Мы въехали вверх по склону так быстро, как только могли, и лишь на вершине холма обернулись, чтобы посмотреть еще раз на пораженное страшной болезнью селение. Я вздрогнула. К исходу этой ночи в маленькой деревушке многие семьи погрузятся в скорбь. Эта мысль устрашала. Но на обратном пути мне в голову пришла одна идея.

Я уже вполне осознала, что мне вовсе не хочется уезжать домой. Мне хотелось получить удовольствие от того, что я смогла перехитрить Джейка Пенлайона, и зараженная Пеннихоумик навела меня на мысль, как это сделать.

Я сказала:

— Слушай, Хани, если я уеду домой, он может выбрать одно из двух: либо бросится в погоню и, возможно, поймает меня, ибо выместит злобу на вас. Он жесток и беспощаден. Будь уверена, он не проявит милосердия. Убегать нет смысла. Я останусь здесь, но перехитрю его. Я собираюсь заболеть потливой лихорадкой!

— Кэтрин! — Хани побледнела.

— Не взаправду, дорогая сестричка! Я притворюсь больной. Я буду сидеть взаперти в своей комнате. Ты будешь за мной ухаживать. Запомни, мы побывали в Пеннихоумике. И заразились. Ты будешь меня лечить, и моя болезнь продлится до тех пор, пока «Вздыбленный лев» не покинет гавань.

Хани натянула поводья и уставилась на меня.

— А что… Кэтрин… Я думаю, мы сумеем это проделать!

Я засмеялась.

— Даже он не посмеет прийти туда, где появилась потница. Просто не посмеет! Ему надо уйти в море на «Вздыбленном льве». Он не рискнет занести заразу на борт судна. Я не буду выходить из комнаты, и ко мне никого не должны пускать. Из своего окна я смогу наблюдать за всем происходящим. О, Хани, это чудесный план. Ему придется уйти в море, не насытив мной свою мерзкую страсть. Я умру от смеха!

— По-моему, это значит дразнить судьбу!

— Никогда бы не подумала, что правнучка ведьмы — такая трусиха. Ты приготовишь мне особое снадобье — смесь сока лютика, корицы и муки. Я намажусь этой пастой, и у меня станет больной вид. Если я покажусь с таким лицом в окне, когда он будет проходить мимо, то его страсть ко мне быстро остынет!

— Но никто не должен знать, кроме Эдуарда и нас двоих!

— Хани, мне не терпится начать. Я сейчас пройду прямо в спальню, жалуясь на головную боль. Я лягу в постель и пошлю Дженнет за горячим молочным пуншем. Затем ты пойдешь ко мне, и с этого момента у меня — потница и никто не должен подходить ко мне близко, кроме моей любимой сестры, которая была вместе со мной в Пеннихоумике и, возможно, также окажется жертвой болезни…

Мы вернулись домой. Когда один из конюхов принял у нас лошадей, я сказала так, чтобы он слышал:

— У меня голова как-то странно кружится и болит. Я пойду к себе.

— Я пришлю тебе питье, — сказала Хани, — пойди и ляг в постель.

И это было начало.

Новость распространилась быстро. Десять человек умерли в Пеннихоумике, и страшная болезнь дошла и до Труинд Грейнджа. Молодая хозяйка ухаживала за своей больной сестрой. Злосчастная судьба привела их в Пеннихоумик, и они занесли оттуда болезнь в Усадьбу.

Хани приказала, чтобы никто не смел входить в то крыло дома, где я уединялась в своей башенке. Еда приносилась в комнату у подножия винтовой лестницы. Хани спускалась и приносила блюда в мою спальню.

Эдуард не появлялся у меня; если бы он пришел, это выдало бы нас. Мы должны были поступать так, как будто я и в самом деле болела потливой лихорадкой, и за мной ходила сестра, возможно также подхватившая заразу.

В первый день было захватывающе интересно, потому что, как я и думала, Джейк Пенлайон не замедлил приехать.

У Хани была наготове составленная нами паста, и она намазала мне лицо. Я посмотрела в зеркало и не узнала себя. Я лежала в постели, натянув одеяло до подбородка. Послышался его голос — звучный, созданный для команд с капитанского мостика.

— Прочь с дороги! Я иду наверх! Потница? Не верю!

Хани стояла у дверей, вся дрожа. Я застыла в ожидании. Он с силой распахнул дверь и остановился на пороге.

— Ради Бога, уходите, — шепотом сказала Хани. — Это безумие, что вы пришли сюда!

— Где она? Это трюк. Я не позволю себя дурачить! Хани попыталась удержать его.

— Мы ездили в Пеннихоумик, — сказала она, — разве вы не слышали? В Пеннихоумике люди мрут как мухи. Не рискуйте своей жизнью и жизнью многих других людей!

Он подошел к кровати и посмотрел на меня.

— Боже милостивый! — прошептал он, и мне захотелось расхохотаться.

«Он отстанет от меня навсегда», — подумала я и пробормотала, как бы в бреду:

— Кто там… Кэри… Это ты, Кэри… любовь моя…

И мне было странно, что я могла произнести это имя, внутренне потешаясь над происходящим. Но я это сделала и возликовала оттого, что видела, как недоверие, испуг и ужас сменяли друг друга на этом дерзком и ненавистном лице.

Даже сквозь загар было видно, как Джейк побледнел. Он протянул руку и тотчас убрал ее.