– Содом, не иначе – перехватил взгляд витязя князь Олег – У нас на Руси без этого никак. Ладно, сейчас разместят вас где-нито. И каша с мясом найдется, я распоряжусь. Отдыхайте. Посольство утром выедет, до свету, тебя разбудят. Княгиню Ладу в светелку к моей… хотя спят уж…

– Нет, княже.

Олег Красный поднял бровь.

– Не понял…

– Не гневайся, княже. Положи ее где-нибудь отдельно. А я у порога лягу.

– Снаружи, как пес? – насмешливо спросил Олег.

– В точности как пес, княже. Только изнутри.

Олег рассмеялся.

– А горшок тебе отдельно, или вам одного с княгиней хватит? Лепо ли видеть тебе госпожу твою, как раздевается она на ночь?

– Что делать – без улыбки ответил Ратибор – Придется привыкать нам.

– Ладно – хмыкнул князь Олег – будь по-твоему. Так стало быть, не верит князь Ижеславский в крепость Рязани. Подале княгиню свою отправил…

– Верит ли, не верит – о том мне неведомо, княже. Но биться будет вместе со всеми, в поле или на стенах.

– Хорошо – махнул рукой Олег Красный – Ступай.

– … Это что же выходит? Это ты мне заместо няньки-кормилицы теперь? – молодая женщина была серьезно рассержена – Выдумал тоже – спать у порога…

– И за няньку, и за мамку, и за девок сенных я теперь у тебя – витязь не принял шутки.

– Так ведь тут княжий терем, Ратибор Вышатич, не поле бранное. Там ли ты угрозу ищешь, да сторожкость свою…

– Береженого Бог бережет – без улыбки ответил Ратибор.

Княгиня смотрела на него, чуть склонив голову набок.

– Всегда ли бережет?

Витязь чуть подумал.

– Не всегда. Но чаще, чем небереженого.

Княгиня фыркнула, по-девчоночьи блестя глазами.

– Ой, зрю я, и философ ты…

– И это тоже, госпожа моя. Философ. Вот не сойти с места – на пятьсот шагов стрелой достаю…

Ну наконец-то она рассмеялась по-настоящему – весело, звонко, и даже голову чуть закинула. Как смеялась еще совсем недавно, дней десять назад.

Как в страшно далекие отсюда мирные времена.

– …Вставай, госпожа моя.

Молодая женщина испуганно открыла глаза, разом вырываясь из зыбкого сна.

– А? Уже?

– Посольство рязанское собралось почти. Завтракать пожалуй.

Она поднялась, не скидывая с себя меховое одеяло.

– Отвернись, одеваться буду. Вещи наши где?

– Вещи я увязал, и к седлам приторочил. Поспешать надо нам.

Слюдяное окошко в частом свинцовом переплете истекало прозрачными слезами, внося в жарко натопленную горницу холодную струю. На дворе еще стояла беспросветная темень. Где-то перекликались часовые. Совсем рядом, под окнами, шел разговор: «Муромские уж прибыли, так спят в седлах, умаялись» «А когда выступать?» «А я знаю? Переяславских ждем еще, да ижеславские вот должны…». Голоса удалялись, разговор стал неразборчив.

– Готова я, Вышатич – молодая женщина уже стояла одетая, и подпоясана даже. Когда успела?

– Э-эй, не отставай!

Копыта глухо цокали по укрытому свежим снежком льду Оки, извечной русской дороги – летом на лодьях, зимой на санях. Всадники перекликались, продвигаясь резвой рысью. Сытые кони легко одолевали неглубокий покуда снег.

Маленький обоз – семь саней о-триконь, да два десятка всадников – шел по самой середине реки. Башни и колокольни Рязани давно скрылись их виду, а впереди уже смутно чернели островерхие крыши угловых башен Переяславля-Рязанского.

Боярин Вячко сидел на коне, подобно копне, в своей шубе, поверх которой напущена роскошнейшая борода – перину набить можно. Он придержал коня, поравнялся с витязем и молодой княгиней, ехавшей на сей раз в возке, запряженном тройкой. Выделил князь Юрий.

– Сегодня заночуем в Переяславле, а завтра уж в Коломне будем. На князя Георгия земле.

Ратибор помолчал.

– Я тебе не указ, боярин. Но ежели бы ты меня спросил – ночевать надо в Коломне, а назавтра быть уже в Москве.

– Так не успеем же дотемна…

– Ну так что же. Придется идти в темноте. Река вот она, не заплутаем. Сейчас каждый день дорог, боярин.

Боярин крякнул.

– Эй, Олеша! Не сворачивай на Переяславль, слышь! Идем до Коломны!

– Кого несет? – страж на воротной башне Коломны был спросонья, и оттого зол. Оно и понятно, ежели разоспавшегося в тепле необъятной дохи человека уже заполночь выдернуть на мороз…

– Послы князя Рязанского к великому князю Георгию Всеволодовичу Владимирскому!

Послышался шум, замелькали отсветы огня. На башне появились люди с факелами, в свете которых стало видно малую дружину рязанского посла. Ворота заскрипели, медленно отворились обе створки, сбитые из могучих дубовых брусьев внахлест.

– Добро пожаловать, боярин!

Ратибор проехал в тесноватые коломенские ворота, плотно прижимая коня к саням, в которых ехала княгиня. Он так и держался подле на своем Серке, как приклеенный, и оседланную кобылу Игреню, на которой княгиня прибыла в Рязань, держал в поводу. Так надежнее.

Створки тяжело бухнули сзади, заскрежетал в проушинах затворный брус. Город уже спал, ни единого огонька не виднелось в черном скопище домов и построек. Только факелы воротной стражи трещали на ветру, выхватывая из темноты неровный огненный круг.

– Ну что там у вас? Слышно, хан Батыга крепко наседает?

– О том едем говорить с князем Георгием – решительно пресек расспросы боярин Вячко – А ну, голова, укажи нам постой!

...Послов князя Юрия Рязанского определили на постой в обширной горнице княжьего гостиного дома, стоявшего сейчас пустым. Князь Георгий Всеволодович слыл крепким хозяином, и в каждом городе, подпадавшем под его руку, имел такие вот постоялые дворы, в которых при нужде могло разместиться сотни две конных дружинников – очень удобно, когда объезжаешь владения.

Княгине Ижеславской отвели отдельную комнату, в которую углом вдавалась громадная небеленая печь, сложенная из дикого камня, с трубой – княжьи покои топились по-белому. Камни печи потрескивали, прогреваясь, видимо, дров не жалели. Зев печи выходил в другую комнату, побольше. Жаль. Ратибор любил глядеть на пляшущее в печи пламя…

Возле печи уже суетились две сенные девки, устраивая постель для княгини – две широкие сдвинутые вместе лавки, застеленные кошмой в три слоя, и уже поверх кошмы льняная простыня. Да еще и пышная подушка с собольим одеялом. Богатая постель.

Девицы перешептывались, поблескивая искоса глазами на рослого витязя. Должно быть, обсуждали, как это госпожа не боится ночевать одна в комнате с мужчиной. Наплетут теперь с три короба… А, пусть их. Не о том теперь думать надобно.

– Не надо ли чего, госпожа?

– Идите, идите, милые.

– Спокойной ночи, госпожа – девки упорхнули вон, давясь смехом. Ну, дуры…

– Я тут постою, за дверью, госпожа моя. Покличешь… – Ратибор взялся за железное кольцо, вделанное в дверь.

– Слышь, Вышатич… Ты бы лавку себе добыл – княгиня распустила волосы, расчесывала их гребнем – Ну чего ты, в самом деле, на пороге спишь…

– Так безопасней – улыбнулся витязь – с лавки же упасть можно…

Княгиня фыркнула, блестя глазами, и не сдержалась – рассмеялась.

Х-ха!

Низкорослый кочевник на маленьком мохнатом коньке распался надвое вместе с конем – Ратибор срубил его наотмашь, с оттягом, от плеча наискось. И не успел витязь опустить меч, как обе половинки степняка с противным чавканьем зашевелились, вспучились, и вот уже вместо одного против Ратибора стоят двое.

– У-у-у-у! – с волчьим воем враги атакуют, норовя зайти с двух сторон.

Эх, неверно ударил… Ладно…

Х-ха! Х-ха!

Головы степных разбойников отлетают прочь. Миг, другой – и вместо отрубленных голов на плечах вспухают новые. Но самое страшное – у отрубленных голов внизу начинает шевелиться, расти нечто бледное, постепенно превращаясь в недостающее до полного комплекта – коней с сидящими на них туловищами. Еще чуть, и против Ратибора стоят четверо.