Робин. Он оборачивается к мамочке и начинает «заигрывать» с ней, точно так же, как девочка через реку принимается «заигрывать» с папой.
Примерно до пяти лет у детей длится период романтической любви к родителям противоположного пола, о чем я упоминал.
Джон. Эдипов комплекс.
Робин. Да, но надо добавить сюда ревность к родителям одного с ними пола, а также страх, что этот «третий» отыграется на малолетнем нарушителе супружеского спокойствия.
Джон. Хорошо, пока сын идет к нему по мосту, как отец поможет развиться дочери?
Робин. Девочка тоже должна встать отдельно от матери. И отец, делающий свое отцовское дело (мы говорили, он указывает «границы», оставляет за собой твердость, побуждает к исследованию мира и, конечно же, «возвращает» себе жену), помогает девочке стать независимее. И хотя девочка на одном берегу с матерью, она отдаляется — именно потому, что должна найти себя.
Мужское «я»
Робин. Эта метафора с рекой и мостом поможет нам разобраться еще кое в каких головоломках «мужского» и «женского» поведения. Мужчины стесняются обнаружить потребность в женской поддержке и заботе обычно больше, чем женщины — попросить мужчин о поддержке.
Джон. Мужчины боятся, что их перетянут на «тот берег»?
Робин. Именно. Они связывают эту потребность с ребячеством, место которому на материнском берегу реки. Некоторые мужчины опасаются, что, разреши они за собой «присмотреть», у них не хватит сил преодолеть мост и выбраться на мужскую сторону.
Джон. Ласка обратит их в вечных младенцев?
Робин. Да, или в женское подобие. Поэтому они испытывают огромный страх перед властью, которую, как чувствуют, имеют над ними женщины, и этот страх соразмерен глубоко спрятанной потребности в ласке. Часто кончается тем, что они принимают позу «настоящего мужчины», презирающего и чернящего женщин… с тем, чтобы эмоционально удержаться от них на расстоянии.
Джон. А то вдруг ненароком обнаружат свою нужду — ведь окажутся в материнском плену навсегда!
Робин. Да, и эта внутренняя слабость мужчины еще усугубляется тем, что по традиции он видится охотником, добытчиком, на котором лежит забота обо всех.
Джон. Подождите, но «под стрессом» любому мужчине требуется особый уход. Почему одних он пугает, а других — нет?
Робин. Все зависит от того, способен или не способен мужчина допустить, что иногда хочет, чтобы его поддержали, даже понянчились с ним. Если способен, он будет знать меру: он уступит желанию, чтобы взять его под контроль, и тогда оно, появляясь, уже не тревожит. Он также узнает, что когда потребность удовлетворена, «аппетит» пропадает, и он может спокойно вернуться «в мужчины». Поэтому он не боится своей нужды в женской заботе, нуждаясь, не опасается за свою мужскую «устойчивость».
Джон. Признавая нужду, крепче стоит «на своем» как мужчина?
Робин. И сохраняя крепость, всегда признает нужду.
Джон. Но если не способен допустить нужду, если отрицает ее…
Робин. Он прячет свое желание, а значит, утратит связь сам с собой. Он никогда не переживет желаемого, однако он во власти желания, которое тем больше, чем меньше утолено. И он охвачен ужасом, ведь если оно одолеет, если он поддастся… конец зрелому человеку!
Джон. Опять «Уловка-22». Он не признает нужду от страха, что не сможет подчинить ее себе, но ему не обрести уверенности, что подчинит, пока он ее не признает. Значит, его мужское «я» неустойчиво?
Робин. Даже если он не из «настоящих мужчин», он будет держаться от женщин на расстоянии. Женщины представляют угрозу — могут разглядеть его скрытую нужду.
Джон. Ну, а через мост… Если женщина нуждается в поддержке, в заботе, особых сложностей у нее не возникнет, ведь такая потребность уместна по ее сторону реки.
Робин. Запрет, останавливающий «воителя», для нее не существует, она попросит поддержку в нужде. Ей легче принять ситуацию как естественную, поэтому ей легче и сохранить свое женское естество. Фактически, когда я наблюдаю за мужчинами и женщинами у себя в кабинете — а пришедшие на консультацию к психотерапевту обнажают душу, — я постоянно поражаюсь: насколько же женщины сильнее мужчин. Внешне многим из них, кажется, недостает уверенности, свойственной мужчинам, но по существу они куда тверже их стоят на ногах.
Джон. Меня часто спрашивали, почему наш Монти Пифон редко выставлял на посмешище женщин, а у меня ответ был один: о женщинах я знаю мало, но из того, что знаю, вижу — они совсем не так глупы, как мужчины.
Робин. Именно! Они не держатся слепо за правила, не живут в мечтах об успехе, положении, власти, как мужчины, их все это меньше волнует. И поскольку ко всем этим вещам относятся с меньшей серьезностью, они не такие хрупкие, их «я» не такое ранимое. Поэтому, между прочим, — раз они ближе к реальности, — куда легче поддаются лечению.
Джон. А феминистки? Некоторые «заразились» мужским стремлением к власти и потребностью в успехе — так ведь?
Робин. Да. Активные феминистки, которые присваивают традиционно мужскую роль, уступают, по существу, другим женщинам в стойкости, во всяком случае, мне встречались только такие.
Джон. Так, мы вдруг заговорили об успехе, положении, власти. Не потому ли, что всем этим в действительности пробуют компенсировать недостаток подлинной веры в себя?
Робин. Да. Присмотревшись внимательнее, Вы поймете: показная значительность нужна мужчине, чтобы отгородиться (и пустить ложным следом окружающих) от сидящего в нем страха, что он «не соответствует» своей мужской роли.
Джон. Возможно, поэтому начальственное позерство так смешно — мы догадываемся об уязвимости за «фасадом».
Робин. К этой мужской уязвимости, что интересно, женщины относятся снисходительно, бережно. Они — часто в ущерб себе — обойдут опасную ситуацию, чтобы мужчине не пришлось признать свою слабость.
Джон. А о какой конкретно слабости речь? О том, что ему трудно признать свою естественную по временам нужду в заботе?
Робин. Да, если в его собственных глазах эта нужда — свидетельство несоответствия» мужской роли. И он прячет ее за мощным фасадом, который женщина ни за что не решится рушить. Я хорошо знаю, как обстоит дело, благодаря коллегам-женщинам. Консультируя супружеские пары, семьи, они часто позволяют мужу «выйти сухим из воды», а потом жалуются, до чего он их разозлил. «Надо было осадить, — отвечаю я в таких случаях, — ему бы пошло на пользу». «Нет, — говорит обычно женщина-психотерапевт, — я не могу, это все равно что оскопить его».
Джон. Хотя на самом деле он нуждается в том, чтобы ему указали на его слабость, которая идет от боязни, что хочет женской заботы? Иначе он не одолеет эту слабость — да?
Робин. Да.
Джон. А женщины — опытные врачи?
Робин. Именно. Профессией «назначенные» помогать людям, вынуждая их признавать факты, женщины-психотерапевты вначале не решаются подвергнуть этой «операции» мужчин. У женщин стремление обойти прямоту будто врожденного свойства. Даже успехи женского движения, кажется, не освободили большинство женщин от внутреннего запрета подвергать сомнению мужскую способность удержаться на «том берегу». Поразительно, но эта женская потребность — «обтекая», оберегать мужское «я» — наверное, один из самых «глубинных» инстинктов.
Разные-всякие
Джон. Вы говорили, что женщина, которая переходит мост, попадает в беду. А зачем ей вообще ступать на мост?
Робин. Если мать у дочери холодная, мало дает, а отец дает больше, она может пройти часть моста или даже добраться до чужого берега. Последнее кончится для нее транссексуализмом.
Джон. А это значит…
Робин. Это значит, она ощущает себя мужчиной. Психологически она уже превратилась в мужчину. Хочет вести мужскую «линию», хочет, чтобы ее принимали за мужчину, поэтому может решиться на последний шаг — изменение пола.
