— Неужто на этот баркас думают погрузить все наше стадо? — вздохнул Яков Чугреев.
— Ждали несметный флот, а прислали какую-то лоханку, — прибавил кто-то.
— А можа следом да придут ишшо пароходы, — сказал казак, которого притиснуло совсем рядом. Он держался за два туго набитых мешка.
— Дожидайся, кума, мягких, — ответили ему.
Неожиданно Василий Алёшин взял Вадимку за руку и крепко сжал его ладонь. И это тронуло Вадимку до слез, он почувствовал себя под защитой взрослого человека, о котором с малых лет слышал много хорошего. С тех пор как Вадимка уехал из дому, никому до него не было дела.
— Не спеши, парень, на пароход… Нас с тобою за морем никто не ждёт, — услышал Вадимка шёпот у самого уха.
Слова Алёшина изумили и обрадовали его. Вадимка боялся попасть к красным, но уезжать куда-то за море ему очень не хотелось. А как же мать, как же дом, как же ребята? Как же без всего этого? И вот такой человек, как Василий Алёшин, говорит, что уезжать никуда не нужно. Уж он-то знает, как лучше! И Вадимка тоже сжал ладонь Алёшина.
Судно причалило. Со всей пристани к берегу бежали люди. Началась страшная давка. Дышать стало ещё труднее. Напряжение возрастало. С берега толпа криками торопила судовую команду. Почему так долго устанавливают трап? Все ждали, что сейчас начнётся посадка, но внезапно с парохода на берег сошли офицеры с винтовками и загородили вход.
— Штаб-офицеры есть? — послышалось с палубы.
Наступила тишина, а потом понеслось в ответ:
— Тут все генералы!
— Я тоже стал бы генералом, да в арифметике слаб!
— Плох тот солдат, кто не хочет быть генералом! Таких берете?
Некоторые офицеры протиснулись к трапу. Их пропустили на палубу. Но одного, пробившегося вперёд, вдруг оттолкнули обратно в толпу.
— Как вы смеете? Я — капитан!
— С чем вас и поздравляю, — ответил ему, видно, начальник тех, кто охранял трап. — Соблюдайте порядок, и с вами будут обращаться деликатно. Дойдёт очередь и до обер-офицеров.
Но в один миг все переменилось. Высокий человек с револьвером в руке — Вадимка сразу узнал его: это был тот самый офицер, который только что кричал на пристани, — налетел на охрану.
— Дорогу, крысы тыловые, а то пулю в морду!
Он пробился через заслон, взбежал на середину трапа, выстрелил вверх и во весь голос крикнул:
— Братцы! Слушай мою команду! К турецкому султану на блины! За мно-о-ой! — и влетел на палубу.
Человеческая махина стала неуправляема. Офицеров, охранявших трап, смело в один миг. Плотная толпа, наседавшая на пароход, хлынула с такой силой, что люди, оказавшиеся у края пристани, посыпались в воду. Вадимку и Алёшина неудержимо понесло к пароходу.
— Держи правей, держи правей, — слышал Вадимка тревожный голос Алёшина.
Их волокло все ближе к кромке причала. Пароход, казавшийся Вадимке огромным чудовищем, был уже совсем близко. Но внезапно чудовище двинулось куда-то в темноту — пароход медленно стал отчаливать, трап вместе с людьми рухнул вниз. Грянул оглушительный взрыв криков, визга, ругани. Но толпа продолжала напирать; вслед за трапом в воду полетели люди. Они страшно кричали.
Вадимка различал край пристани, от которого уже отошёл пароход. Вопли усилились. Ещё несколько мгновений — и их тоже столкнут в море.
Не помня себя, Вадимка закрыл глаза, он приготовился падать в бездну. Ему показалось, что они с дядей Василем, взявшись за руки, уже летят вниз. Он ждал удара, но удара все не было и не было. Вадимка открыл глаза — они стояли у самого края пристани, дядя Василий обхватил его за плечи и прижал к себе. Всё, что творилось рядом с ними, Вадимка понимал с трудом — кто-то стрелял, кто-то молился, кто-то до хрипоты кричал.
Напор толпы прекратился, Вадимка стал приходить в себя.
Пароход скрылся в темноте.
— Ну, парнишша, придётся ставить свечки всем угодникам, какие только есть. Ишшо бы чуть-чуть… — проговорил дядя Василий.
Рядом стоял Яков Чугреев, он плакал, не стесняясь никого. Вадимка чувствовал, что ему в ногу упёрлось что-то твёрдое и очень больно давило. Это был, наверно, тот самый офицерский чемодан, который Яков вчера взял из его рук. С ним Чугреев не расставался.
Кто-то осипшим голосом завопил в сторону ушедшего парохода:
— Стойте! Стойте, защитники Всевеликого войска Донского! Стойте, сволочи! — и выстрелил из винтовки в темноту.
Где-то близко тоже слышался крик:
— Да рази ж можно с людьми так поступать! Рази ж можно! Зверьё проклятое!
Казак в полушубке негромко, басовито выговаривал:
— Эх, подойтить бы к этому морскому капитану да раздвоить бы башку этой мерзотине… Винтовка — не то. Тут шашка нужна.
И только державшийся за свои мешки казак повторял, как и прежде:
— А можа это не последний пароход… Кто ж его знает… Можа не последний!
Вадимка почувствовал, как дядя Василий выпустил его из рук.
— Люди ведь тонут там, люди! — в отчаянии закричал Алёшин.
Нагнувшись над краем пристани, он стал командовать:
— Плывите к берегу, тут близко… Без паники, без паники!.. А вы чего без толку орёте? — набросился он на стоявших рядом. — Связывайте всё, что можно связать, бросайте концы утопающим. Быстро!
На пристани началась суета. Вадимка подивился находчивости солдат — они снимали с себя пояса, связывали их. Начали собирать английское обмундирование, валявшееся под ногами. Френчи и шинели связывали между собой рукавами, с ними связывали штанины брюк. Получались длинные, несуразные связки, которые тут же кто-то окрестил «спасательными канатами». Их быстро спускали с пристани. Вадимка изо всех сил помогал взрослым. В отблеске огня он различал, как большинство упавших в воду поплыло к берегу, откуда им что-то кричали, многие хватались за концы «спасательных канатов». На пристань стали поднимать спасённых, с них текла вода, от холода они дрожали, старались отдышаться.
— Ну, как Ердань? Дюже солёная? — спрашивал кто-то.
Но внимание Вадимки теперь было привлечено к другому.
— Казаки! — вдруг где-то недалеко раздался зычный командирский голос. — Кто со мной? Будем пробиваться в Крым сухим путём. Другой дороги у нас не осталось. В порту много брошенного оружия, подбирайте его — и с богом! Пулемётов побольше!.. Кто со мной?
Вадимка сразу узнал голос полковника Мальцева.
— А мы, сосед, что будем делать? — сказал Яков, утирая слезы. — Двинем в Крым?
— …Ну, ты как хочешь, а я как знаю, — помолчав, нехотя ответил Алёшин.
— Значит, не пойдёшь?.. Я давно догадывался.
— Значит, не пойду… С меня хватит!
— Уговаривать тебя некогда. Дело твоё… А жалко — три службы сломали вместе.
— Яков, куда тебя черт понесёт? На кой леший тебе Крым? В седле не удержались, на хвосте не удержишься!..
— Не в том дело! — перебил Чугреев. — Сам знаешь, уж больно много я красным задолжал. Как бы они не стали взыскивать все долги сполна. Так что приходится одной дорожки держаться… Ежели доберёшься до дому, скажи моим, что велел, мол, кланяться, а сам пошёл долю искать… Прощай, сосед!
Яков тряхнул головой, вскинул ремень винтовки на плечо и с офицерским чемоданом в руке пошёл, расталкивая галдевшую толпу.
…С Мальцевым ушло немало народу, на пристани стало просторнее. Скоро тут все утихомирилось. Люди снова стали рассаживаться кучками. Слышался ровный гомон. Было похоже, что пароходов уже не ждали. Пожар на берегу угасал, на пристани стало темнее, более густо потянуло смрадом. Вадимка и Василий Алёшин нашли то место, где они недавно располагались.
Английская амуниция была изрядно затоптана грязными сапогами, от ящика, в котором была водка, остались одни щепки, осколки от бутылок хрустели под ногами. По этому месту, видать, прошло много ног.
— Садись, парнишша… Теперь нам осталось только ждать готового… Отдыхай, — сказал Алёшин, подстилая ему валявшуюся шинель.
Долго сидели молча. Вадимка был потрясён всем, что увидел в эту ночь, но все заслонила коренастая фигура Якова. Перед глазами так и стояло — с винтовкой и чемоданом сосед уходит от них, исчезая в толпе, одетой в английские шинели.
