— Разве у нас был крайний случай?

— Не будем говорить об этом. Расскажи лучше, как жил эти дни, что делал. Ты хорошо себя чувствуешь?

— Вы ведь, наверно, и сами все знаете.

Глеб, как ни старался, не мог сообразить, о каком крайнем случае идет речь. И с осьминогом ничего не понятно. Как же от него пользы нет, если Лог через него на связь выходит? Без слов, правда. Но зачем слова, если и так все понятно?

— Ошибаешься, Глеб. Мы уже несколько дней ни о тебе, ни вообще обо всем происходящем на Земле ничего не знаем. С того дня, как… одна неприятность с тобой случилась.

И тут Глеб догадался, сразу, как только Лог про неприятность сказал…

— Дядя Лог, так это вы автобус подняли, чтобы на меня не наехал? Вовка говорил, что он встал надо мной, как пес на задние лапы. Как это я с самого начала не догадался!

— Ничего от тебя, вижу, не скроешь! — Глеб почувствовал, что Лог улыбается. — Пришлось потрудиться, чтобы выручить тебя из беды. Первый случай, когда мы вмешались в земную жизнь. Но, боюсь, все равно нам бы не управиться, если бы один человек вовремя не подоспел. А на это, понимаешь, ушла вся энергия, отпущенная для связи с Землей. Поэтому и не стало меня на экране твоего телевизора. Сейчас заканчиваются испытания новой программы. А пока мы смогли использовать только этот запасной вариант. Да и то, передавая лишь мысль, беззвучно. Кстати, — забеспокоился вдруг Лог, — ты в мое отсутствие ни с кем ни о чем не говорил?

Ну вот… Глеб, как ни радовался встрече с Логом, все время ощущал какое-то внутреннее беспокойство. Словно щемило что-то глубоко-глубоко. А теперь понял, что это было, — он ждал, когда Лог задаст этот вопрос.

— Говорил, — еле слышно ответил Глеб.

— С кем? — помедлив немного, спросил Лог.

— С дядей Гариком, папиным товарищем из города Львова. — Последние слова уже с трудом произнес — еле сдерживался, чтобы не всхлипнуть.

— Все-все рассказал? — Лог спросил не сразу — никак, наверное, в себя не мог прийти после Глебовых слов.

— Я думал, он вместе с вами… Вы же почти такой, как осьминог, которого он мне привез. И голубой тоже, и в один день появились. И сейчас вы со мной из него разговариваете! Почему из него? — теперь уже заплакал Глеб. — Но он никому не расскажет, дядя Лог! Он честное слово дал!

— Не надо плакать Глеб. Я на тебя не сержусь. Совпадений в самом деле слишком много. Даже для нас, когда мы решали, какой предмет в твоей квартире выбрать для передатчика связи. Дядя Гарик — это тот, что помог нам тебя от автобуса спасти?

— Тот, — все еще всхлипывает Глеб. — Но он мне честное слово дал.

— И он тебе сразу поверил?

— Не знаю. Кажется, да.

— Ладно, вопрос с дядей Гариком мы постараемся уладить. Не все так страшно. А больше никому не говорил?

— Не успел…

— Как это — не успел?

— Пошел к нему, а его дома не было.

— Ты говоришь о Вовке?

— Нет, писатель над ним живет, бородатый такой.

— Почему же ты именно к нему пошел?

— Потому что он не такой, как другие взрослые. У него глаза понимающие. И веселые. Как у дяди Гарика. Я думал, вы навсегда ушли и больше не появитесь. Должны же на Земле знать, что вы с нами в контакт вступили? А кто мне поверит? Тот писатель поверил бы… Дядя Лог, вы в самом деле не сердитесь на меня?

— Я же сказал, что не сержусь. Я все понимаю, трудно тебе было. И хватит об этом. Ну, так как же ты жил здесь без меня?

Глеб ничего ответить не успел, потому что зазвенел дверной звонок. Неужели Дима? То бродит неизвестно где (вообще-то, известно. Если не где, то с кем!), то заявляется, когда не нужно! А может, это тетя Нила? Тогда Глеб быстренько скажет ей, что все у него в порядке, закроет дверь и снова вернется к Логу.

Но это был все-таки Дима. И снова, как в тот раз, не в настроении. На диван, правда, падать не стал, но лицо у него такое, словно он принес полный портфель двоек.

— Опять поссорились? — спрашивает Глеб.

— А ты не лезь, куда, не просят! — неожиданно грубо отвечает Дима.

Что ж, спасибо! Пусть теперь попросит письмо отнести своей задаваке!

Дима, наверное, понял, что напрасно обидел брата, подошел к нему и волосы растрепал, как папа делает, когда приласкать хочет: не сердись, мол, сам видишь, дело какое! Глеб никакого дела не видел, но дальше обижаться не стал.

— Ладно, — говорит, — давай отнесу.

— Что отнесешь? — не понял Дима.

— Как что? Письмо. Только учти — если кто-нибудь другой откроет — сразу убегу. Хватит с меня прошлого раза.

— Вот ты о чем, — вздыхает Дима. — Нет, Глеб, больше никакого письма не будет. Обойдется без письма! — Проходит в комнату, садится на диван рядом с Логом-осьминогом. Потом вдруг улыбается, бесшабашно машет рукой и кричит: — Обойдется! Ничего, Глебыч, переживем! А ну держи! Го-ол!

И тут происходит такое, что и в страшном сне не приснится. Дима хватает осьминога и бросает в Глеба. Они несколько раз и раньше, когда никого дома не было, заменяли осьминогом мяч. Однажды чуть стекло в серванте не разбили. Но раньше это был просто надувной резиновый осьминог, а сейчас…

Увидев летящий в него снаряд, Глеб инстинктивно пригибается, и осьминог, просвистев над головой, вылетает в открытую дверь лоджии. Ударяется о перила, подпрыгивает и… летит на землю с восьмого этажа.

Себя не помня, Глеб выбегает в лоджию, смотрит вниз и видит голубое пятно рядом с большой лужей. Тут же возвращается в комнату и, ни слова не говоря Диме, бросается к двери. Кнопка вызова лифта горит красным светом — занято. Не раздумывая, Глеб устремляется вниз по лестнице — только цифры, обозначающие этажи, перед глазами мелькают. Выскакивает из подъезда, огибает дом, выбегает на площадь и… Осьминога нет нигде. Вот лужа, рядом с которой он лежал. Вот дерево возле лужи — Глеб все это хорошо видел сверху. И больше ничего.

Глеб обегает площадь в надежде, что осьминога куда-то закатило ветром. Но очень скоро понимает, что искать здесь бесполезно. Осьминог ведь не иголка! Его издалека видно. Значит, кто-то успел подобрать! Но кто? Далеко этот человек уйти не мог — Глеб очень быстро прибежал. Площадь пуста. Это в погожие дни здесь людей много, а сейчас никого нет. Может, в билетные кассы зашел?

Глеб вбегает в кассовый зал. Оглядывается. Потом соображает, что взрослому игрушка не нужна. Значит, взял кто-нибудь из малышей. В зале людей немного — с приходом осени их всегда делается меньше. А детей всего двое — мальчик чуть постарше Глеба и совсем маленькая девочка. Осьминога у них нет.

Что же теперь делать? В какую сторону бежать — вверх или вниз по улице?

— Никуда бежать не надо, — слышит Глеб голос Лога. — Иди домой.

То есть как домой? Одному, без осьминога?

— А где вы?

— Иди домой. Все в порядке, не волнуйся.

Глеб, ничего не понимая, бежит к своему подъезду. Поднимается на восьмой этаж, открывает дверь… В коридоре стоят Дима, Настя и ее бородатый папа-писатель. В руках у Димы осьминог, целый и невредимый.

— А-а, старый знакомый, — улыбается писатель. — Выходит, теперь я у тебя в гостях. — И незаметно подмигивает.

— Здравствуйте, — приходит в себя Глеб. — Так это вы осьминога взяли?

— Мы, — говорит писатель. — Вернее, Настенька. Хорошо, что успели заметить, из какой лоджии он выпал. Дочка моя как раз тучи разглядывала. Ну, а квартиру рассчитать — дело уже нехитрое.

— Почему же я вас по дороге не встретил?

— Не знаю, — пожимает плечами писатель. — Разминулись, значит.

В другое время Глеб с удовольствием поговорил бы еще с настоящим, живым писателем. Но сейчас его волновало другое: не повредил ли себе что-нибудь Лог, грохнувшись с такой высоты, и не подействует ли это падение на контакт? Вообще-то, голос Лога он уже слышал — значит, все в порядке. Но лучше расспросить обо всем самому.

— Ну, мы пошли, — говорит писатель. — Тебя как зовут?

— Глеб.

— Приходи, Глеб, к нам с Настенькой в гости.

— Спасибо. Я приду. Обязательно приду.