— Спокойно.

— Когда я сказала, что мне не следовало этого делать, я имела в виду, что мне не следовало подходить к нему. Я сделала это не подумав. И, уже стоя около него, внезапно поняла — поняла, что за этим последует. Я всегда так: сначала что-нибудь сделаю, а потом начинаю понимать последствия. Я оставила там следы. Но я не делала этого.

Она говорила правду. Он понял это по выражению ее липа; более того — он это знал. В тот день они достигли такой духовной и эмоциональной близости, что могли читать мысли друг друга. Он ничем не выдал чувства облегчения, по она тоже поняла, что ему стало легче.

— Ты же веришь мне, да?

— Да, и ты знаешь, что верю. Так что все в порядке.

— Нет, Хью, не в порядке. Далеко не в порядке. Когда я подошла, он лежал как сейчас. Его… его бедное лицо все в грязи, и эта штука вокруг шеи. Он был чудовищем, я его ненавидела; мне даже нередко хотелось убить его именно таким способом; но, пробуя его поднять, я испытывала лишь жалость: ничего подобного мне до сих пор не приходилось видеть.

— Постой. Это действительно ужасно: повернись к нему спиной. А теперь расскажи как можно подробнее, что случилось.

Бренда резко кивнула в сторону корзины для пикников:

— Она послужила мне предлогом.

— Предлогом для чего?

— Чтобы уйти и побыть одной. В субботу вечером, когда все слуги, кроме Марии, уходят, я всегда помогаю ей приготовить холодный обед. Но она старая и капризная, порой с ней бывает нелегко. Сегодня вечером она была очень не в духе. Оставив тебя у машины, я вернулась к ней на кухню, но не смогла снести ее выходок.

— Продолжай.

— Тогда-то я и вспомнила про корзину. Я говорила тебе, что Мария все время ворчала из-за посуды, которая осталась там. Я упомянула корзину, и Мария снова принялась ворчать. Я сказала, что, если она не против, я сейчас же схожу и принесу баул. Я пришла сюда…

— В какое время это было? Ты помнишь?

Бренда все еще говорила очень быстро. Но в целом стала гораздо спокойнее.

— Да. На моих часах было около двадцати минут восьмого. Я ушла от тебя примерно в десять минут восьмого. Я в этом уверена, потому что все время смотрела на часы и прикидывала, когда ты вернешься за мной сегодня ве… ах, Хью, сегодня вечером. Сегодня вечером!

Хью прервал ее:

— Значит, Мария знала, что ты идешь сюда. Который теперь час? Ровно половина восьмого. Хорошо. Продолжай.

— Хью, почему ты так говоришь со мной? Словно предъявляешь обвинение.

— Я хочу четко выстроить твой рассказ. Это убийство, Бренда, и нельзя допустить, чтобы ты оказалась в нем замешана.

— Ах, как будто я уже не замешана в нем! Дорогой, все очень скверно. Тебе не все известно, иначе ты бы понял. Меня обвинят в этом, Хью. Обвинят.

— Нет. Тебя ни в чем не обвинят, запомни это. Ну же, продолжай.

Она постепенно проникалась его настроением.

— Так вот… Я пришла сюда. Я не спешила. Когда я подходила к корту, то не увидела его. Было довольно темно, а он лежал с той стороны сетки; к тому же я думала совсем о другом. Я решила, что уж раз я здесь, то заберу, наконец, корзину с посудой. Я зашла в павильон и взяла корзину. Выходя из павильона, я подняла глаза и увидела, что он лежит здесь. И побежала к нему.

— Оставив тяжелую корзину?

— Нет, вместе с корзиной.

— Почему?

— Не знаю. Я об этом не думала. Я бежала и обеими руками держала ее перед собой.

— Проволочная дверь была открыта или закрыта?

— Открыта.

— Хорошо. Что дальше?

— Ты его видишь. Он лежал точно так же. Я попробовала развязать шарф, чтобы посмотреть, не полает ли Фрэнк признаков жизни, но шарф был так туго затянут, что впился в шею… Я сломала ноготь на среднем пальце. Он зацепился за ворс его твидового пиджака; кусочек ногтя застрял между воротником и шарфом; можно подумать, что я оставила его там, когда затягивала концы.

— Продолжай.

— Это все. Я вдруг подумала про следы, которые оставила, когда бежала.

— Да. Следы. Следы, ведущие к нему и от него. Это твои следы?

— Конечно мои.

— Но там должны были быть еще чьи-нибудь следы, кроме твоих и Фрэнка.

— Но их не было.

— Никаких отметин?

— Совсем никаких.

— Послушан, Бренда, — мягко сказал Хью. — Это невозможно. Посмотри на него. Да, обернись и посмотри. Он лежит в центре своего рода гигантской клетки, сделанной из проволоки, с мягким, как песок, дном. Я знаю, ты его не убивала; но кто-то же убил. Итак, этот кто-то должен был добраться до него, чтобы убить. Ты понимаешь? Теннисный корт составляет семьдесят восемь футов в длину и тридцать шесть в ширину. Но это только считая белые линии. За линиями с каждой стороны есть пустое пространство в шесть футов шириной. Таким образом, в целом песчаное покрытие составляет площадь в девяносто на сорок восемь футов. Фрэнк — в самом центре. Вокруг него во всех направлениях по меньшей мере на двадцать четыре фута на песке нет никаких следов.

— Да, это очевидно.

Становилось прохладно.

Шок, вызванный смертью, стал проходить. Они не привыкли и никогда не смогут привыкнуть к этой картине: Фрэнк, скорчившись, лежит на мокром теннисном корте. Оба одновременно подумали о том, как воспримет случившееся доктор Николас Янг. Но сейчас невозможно было ни размышлять, ни задавать вопросы. А вопросы эти один за другим проносились в голове Хью. Что Фрэнк делал здесь? Предположительно, Фрэнк возвращался из дома Китти Бэнкрофт. Возвращаясь, он должен был пройти рядом с калиткой в живой изгороди. Кто-то мог ждать его там и уговорить войти внутрь. Дальнейшая картина терялась в тумане. Что он делал на корте? Зачем пробираться туда подобным образом? Например, где его ракетка и сетка с мячами, которые были при нем, когда они в последний раз его видели?

Бренда провела по лбу тыльной стороной руки.

— Это не все, — сказала она. — Мы говорили об убийствах, да? Я сама вынесла себе приговор. Помнишь тот очень простой способ убийства, о котором я при всех вас намекнула, — тот, который, по моим же словам, я продумала до мельчайших подробностей?

— Да.

— Это удушение, Хью.

— Удушение?

Она стиснула зубы.

— Китти, конечно, вспомнит, так что скрывать бесполезно. Такой простой способ. Очень-очень простой. Когда Ник его описывал, я не поверила и не верила до тех пор, пока не нашла подтверждение в книгах по медицине. Подумать только — и Мария застала меня за чтением; она терпеть не может, когда девушки читают книги по медицине, а ко мне относится так, словно мне двенадцать лет. Послушай, Хью. За три-четыре секунды человека можно лишить сознания, всего-навсего нажав на то, что называется каротидной артерией и вагусным нервом… Посмотри! Предположим, я кладу ладони тебе на щеки, а большие пальцы — на каротидные артерии шеи. Три или четыре секунды! Для этого не требуется большой силы. Человек теряет сознание, не успев сообразить, что происходит, понимаешь?

Хью взял ее за руки.

— Перестань, — резко сказал он.

— Но…

— Ты хочешь до смерти запугать себя? Перестань, слышишь?

— Дай мне закончить. Я должна закончить. Когда кто-то носит шарф, концы которого болтаются, это намного проще. Надо только схватить их из-за спины и туго затянуть. Так делают разбойники, нападающие из-за угла. Шарф автоматически перекрывает артерии. Жертва не может даже вскрикнуть. Через несколько секунд она теряет сознание, и ее приканчивают. Я думала об этом сегодня днем, когда увидела шарф Фрэнка. Ах, я не имею в виду, что действительно сделала бы это; но гроза вывела меня из равновесия, и я подумала об этом. Видишь, как просто? Ник говорит, что именно поэтому люди иногда убивают, сами не желая того. Ник говорит…

— Значит, ответственность за все это несет добрейший доктор Янг, — сквозь зубы проговорил Хью. — О Боже, надеюсь, теперь он может гордиться собой.

— Для него это конец, — очень спокойно сказала Бренда. — Знаешь, я просто не могу поверить. — Она помедлила. — Не будет никакой свадьбы. — Она сделала еще одну паузу. — И я богата.