Графа Спирро.

Северского конно-егерского полка майора Гофмана.

Кавалергардского полка корнета Свистунова.

Лейб-гвардии Конного полка корнета Барыкова.

Юнкера Скорятина неизвестно какого полка.

Графа Бобринского, не означено, какого именно.

Состоящего по особым поручениям при генераладьютанте Киселеве майора Пузина.

Генерал-интенданта 2-й армии Юшневского. b) Вытребовать отклонившихся от сего общества полковых командиров:

Украинского пехотного полка Бурцева,

Казанского, Абрамова и квартирмейстерской части подполковника Комарова. c) Сверх того вытребовать также сделавшего донесение о сем обществе Вятского пехотного полка капитана Майбороду. d) Как граф Витт отозвался, что в фамилии Давыдовых часто бывают подобные собрания, то на сие обстоятельство обратить внимание генерал-губернатора тамошнего края, ибо теперь неизвестно, у кого именно из Давыдовых и где таковые собрания, а потому и нельзя определить, кого из них взять должно. е) От графа Аракчеева истребовать письма доносителя Шервуда и все бумаги, какие находятся у него по сему предмету.

III. Занимались приведением в порядок и рассмотрением бумаг, взятых у злоумышленников: Аболенского, Каховского, титулярного советника Кюхельбекера, найденных у племянника его 10-го класса Глинки, Адуевского, Жандра, Борецкого, Горского и письма к обер-полицмейстеру Шульгину от Булгарина, в которых ничего относительно злоумышления не найдено.

В числе бумаг взяты также принадлежащие Сомову 325 руб., ключ и булавка; Аболенскому — 2475 руб.; Щепину-Ростовскому — 530 руб. 80 коп. и золотые часы с кольцом; Сутгофу — 1930 рублей.

Положил и: о сем записать в журнал, а деньги и вещи хранить в Комитете.

IV. Заседаниям Комитета быть ежедневно в 6-ть часов пополудни, а членам, кои могут быть свободны и поутру, для ускорения хода дел собираться для продолжения разбора прочих бумаг, отобранных от злоумышленников.

Заседание окончилось в 12-м часу пополудни.

Правитель дел Боровков».

Аресты причастных к восстанию лиц продолжались. Были задержаны и отправлены под охрану Муравьев-Апостол, Рылеев, братья Бестужевы, Якушкин, Лунин и сотни других.

Так закончился первый этап восстания. Начались допросы. Вот только одна деталь, позволяющая судить о многом — о характере процесса, о психологии, о нравах, о методах:

Из протокола ЗАСЕДАНИЯ XXVIII

«Была дана очная ставка титулярному советнику Семенову с князем Трубецким, бароном Штейнгелем и коллежским асессором Пущиным, которые уличали его в принадлежности к тайному обществу; однако ж он по явному упорству в том не сознался.

Положили: для приведения Семенова к раскаянию испросить высочайшее соизволение заковать его в железы».

А вот документ, приоткрывающий свет на то, как начиналось, как зарождалось декабристское движение:

Из протокола ЗАСЕДАНИЯ LII

«В заключение слушали:

Докладную записку государю императору, составленную… о лицах, участвовавших в совещаниях Коренной думы Союза благоденствия в 1819-м году. Записка сия следующего содержания: «Полковник Пестель в показании своем между прочим объясняет, что в совещании коренных членов Союза благоденствия, собранных в 1819 году в Петербурге на квартире полковника Федора Глинки, присутствовали:

граф Федор Толстой [16] в качестве председателя, князь Илья Долгорукий в качестве блюстителя, Николай Тургенев, полковник Федор Глинка, полковник Иван Шипов, Сергей Муравьев Апостол, Никита Муравьев и Пестель, что в сем совещании князь Илья Долгорукий именем всех присутствующих членов пригласил полковника Пестеля изложить все выгоды и невыгоды монархического и республиканского правлений с тем, чтобы потом каждый член касательно того, которое из сих двух образов правлений считает удобнейшим ввести в России, объявил свои суждения и мнения. Сие так и было исполнено.

Наконец, после долгих разговоров было прение заключено и решено, чтобы при собрании голосов каждый объявил, чего он желает: монарха или президента, предоставляя определить надобности со временем! Каждый из присутствовавших при сем объяснял причины своего выбора, а когда очередь дошла до Николая Тургенева, то он сказал по-французски: «Le president sans phrases», т. е. президент без дальних толков. В заключение все единогласно приняли республиканское правление, не изъемля и Глинку, который во время прений один говорил в пользу монархического правления, предлагая императрицу Елисавету Алексеевну

.

Заключение Коренной думы было сообщено всем частным Думам, а с сего времени республиканские мысли начали брать верх над монархическими и остались господствующими в обществе, составившемся после объявленного в 1821-м году уничтожения Союза благоденствия. Обстоятельство сие подтверждается и показаниями Никиты Муравьева и Сергея Муравьева-Апостола, которые объявляют, что кроме вышепоименованных лиц присутствовали тут еще Колошин, Семенов, фон-дер-Бриген и Лунин и что вскоре после сего совещания было другое на квартире полковника Ивана Шилова в казармах Преображенского полка, где в присутствии тех же членов, кроме Глинки, графа Толстого и Николая Тургенева, в первый раз было говорено о цареубийстве. Пестель или Никита Муравьев (по разноречию еще не доказано, кто из сих двух), говоря о средствах ввести в России народное правление, коснулся до необходимости смерти царствующего тогда императора. Все присутствовавшие члены (кроме Никиты Муравьева и Пестеля) отвергли сие предложение яко преступное и, сверх того, доказывали, что таковое злодейство неминуемым последствием будет иметь анархию и гибель России…»

К докладу «Следственной комиссии» было добавлено любопытное секретное приложение, в котором, в частности, говорилось:

«Злоумышленники думали также, что найдут себе пособие и в общем расположении умов. Слыша ропот, жалобы на злоупотребления, беспорядки во многих частях управления, на лихоимство, почти всегда не наказанное и даже не замечаемое начальством, на медлительность и неправильность в течении дел, на несправедливости и в приговорах судебных, и в награждениях по службе, и в назначении к должностям, на изнеможение главных отраслей народной промышленности, на чувствительное обеднение и самых богатейших классов, которые в досаде каждый приписывает более или менее мерам правительства, они воображали, что все, быть может, с излишнею нескромною живостию изъявлявшие неудовольствие, пристанут к ним и уже в душе их сообщники».

«Но, — грозно заключал автор приложения граф Дмитрий Блудов, в недавнем прошлом либерал и учредитель знаменитого петербургского литературного кружка «Арзамас», — они забывали, что в глазах человека с умом здравым и с правилами чести никакое неудовольствие, хотя бы и основательное, не извиняет беззакония, что он скорее откажется и от собственного блага и от мысли быть полезным, нежели от исполнения долга, от соблюдения клятв, им данных».