Такое положение сложилось и в районе водохранилища. А если бы Жуков согласился с Рокоссовским, то потерь было бы меньше: войска, переправившись на восточный берег канала, успели бы там закрепиться и оттуда, из-за водной преграды, скорее всего остановили бы врага.
Рокоссовский по этому поводу пишет:
«Не только мы, но и весь Западный фронт переживал крайне трудные дни. И мне была понятна некоторая нервозность и горячность наших непосредственных руководителей. Но необходимым достоинством всякого начальника является его выдержка, спокойствие и уважение к подчиненным. На войне же — в особенности. Поверьте старому солдату: человеку в бою нет ничего дороже сознания, что ему доверяют, в его силы верят, на него надеются… К сожалению, командующий нашим Западным фронтом не всегда учитывал это».
В этих словах звучит явный упрек Георгию Константиновичу за те потери, которые понесли войска, и боль за дело, которому повредила вспыльчивость Жукова.
Но можно понять и Жукова. Имея ограниченное количество войск и организовав оборону лишь на отдельных направлениях, он понимал: если противник разгадает его замысел, то может в любой момент отказаться от наступления на удобных танкодоступных направлениях и пойти правее и левее, там, где, по сути дела, войск у Жукова нет совсем. И тогда судьба Москвы была бы решена, тогда он, Жуков, не отстоял бы Москву. Этим объясняются его нервозность и его нетерпимость к каким бы то ни было отклонениям от его решения. А решение это звучало коротко: стоять насмерть на занимаемых позициях, там, где подготовлена оборона!
29 ноября гитлеровские войска прорвались через канал Москва — Волга в районе Яхромы. Это была очень серьезная опасность, так как противнику удалось преодолеть водный рубеж, на который опиралась оборона 16-й армии Рокоссовского. Надо было немедленно бросать все силы для того, чтобы отразить этот прорыв.
И вот в этот момент произошел очередной, так сказать, каприз Сталина. Кто-то ему доложил о том, что гитлеровцы овладели городом Дедовском. А Дедовск — это уже в непосредственной близости от Москвы. Сталин немедленно позвонил Жукову:
— Вам известно, что занят Дедовск?
— Нет, товарищ Сталин, неизвестно.
Сталин сказал раздраженно:
— Командующий должен знать, что у него делается на фронте. Немедленно выезжайте на место, лично организуйте контратаку и верните Дедовск.
Жуков понимал: очень не ко времени будет его отлучка из штаба, когда на других участках идут такие напряженные бои.
— Покидать штаб фронта в такой напряженной обстановке вряд ли осмотрительно, — произнес он. Но Сталин еще более раздраженно бросил:
— Ничего, мы как-нибудь тут справимся, а за себя оставьте на это время Соколовского.
Не понимая причин раздражения Верховного, почему его так взвинтило известие об оставлении Дедовска, Жуков позвонил Рокоссовскому. Выяснилось, что город Дедовск находится в наших руках, а Сталину, видимо, доложили о деревне Дедово, которая находится гораздо западнее и ничего общего с Дедовском не имеет. Жуков тут же позвонил Верховному и пытался объяснить, что его неправильно информировали. Но раздражение у Сталина, как это часто бывало и раньше, лишило его благоразумия, он уже ничего не хотел слышать и, рассвирепев еще больше, потребовал от Жукова немедленно выехать к Рокоссовскому, да еще прихватить с собой командующего артиллерией 5-й армии Говорова и предпринять все для того, чтобы отбить Дедовск.
Жуков понял, что разговоры напрасны, и, переживая, что в такое горячее время приходится оставлять командный пункт фронта, выехал к Рокоссовскому. Оттуда они вместе прибыли к А. П. Бедобородову, командиру 9-й гвардейской стрелковой дивизии, которая вела бои в районе Дедовска.
Как рассказывает генерал Белобородов, он сначала не мог понять, что произошло, когда вдруг в полночь к нему на командный пункт прибыли Жуков, Рокоссовский и другие высокие начальники. Он доложил обстановку на своем участке: ничего экстраординарного на фронте его дивизии в тот момент вроде бы не происходило. Далее он сказал, что утром намерен атаковать Селиваниху силами 40-й стрелковой бригады. Злополучное Дедово находилось дальше за Селиванихой, поэтому Жуков сказал:
— Поставьте 40-й бригаде более глубокую задачу, чтобы она овладела еще и деревней Дедово. Белобородов ответил:
— Есть поставить более глубокую задачу!
Но по лицу его было видно, что он не уверен в том, что бригада способна выполнить этот приказ: сил-то маловато.
Поняв его, Жуков усмехнулся и сказал:
— Я не как ревизор к вам приехал. В ваше подчинение передаю 17-ю и 145-ю танковые бригады, батальон 49-й стрелковой бригады. Хватит сил для Селиванихи?
— Вполне! — продолжая недоумевать по поводу происходящего, ответил Белобородов.
— И для Дедово хватит?
— И Дедово возьмем, конечно, с такими силами.
— О взятии этой деревушки лично доложите мне в штаб фронта.
Дедово вскоре было взято, но, как и ожидал Жуков, его отсутствие на командном пункте не обошлось без последствий. Раздался звонок в блиндаже Белобородова, трубку снял Рокоссовский. Как только он услышал то, что сказал начальник штаба его армии генерал Малинин, то, несмотря на всю свою выдержку, побледнел.
Жуков заметил это и спросил:
— В чем дело?
— Каменку сдали. Фашисты прорвались в Крюково…
Жуков вскочил, решительно застегнул шинель и сказал:
— Немедленно едем отбивать Крюково.
Крюково сегодня хорошо известно всем москвичам да и многим экскурсантам, приезжающим в столицу. Там, у мемориала защитникам этого направлений, стоят большие противотанковые ежи. Крюково в нынешние дни — это уже почти окраина Москвы. Очевидно, Крюково — самый ближний к Москве населенный пункт, к которому продвинулись немецкие войска в годы войны.
Здесь следует сказать о том, что Ставка, поручив отстаивать Москву Западному фронту и отдав ему все, что было в ее распоряжении в тот момент, когда прибыл Жуков, наряду с этим формировала и стратегические резервы в глубоком тылу, а именно три новые армии: 1-ю ударную, 20-ю и 30-ю.
Командующим 1-й ударной армией был назначен генерал-лейтенант В. И. Кузнецов. Армия формировалась в Уральском военном округе и была укомплектована призывниками из Сибири, Урала, Горьковской области и Москвы. В ее составе были также стрелковые бригады из моряков Тихоокеанского флота и курсантские бригады. Всего к началу декабря в составе 1-й ударной армии было восемь стрелковых бригад, двенадцать лыжных батальонов, пушечно-артиллерийский полк, один танковый батальон. Этой армии были также подчинены ранее сформированные 126-я, 133-я стрелковые и 17-я кавалерийская дивизии. В частях было очень мало артиллерии и танков, но боевой дух и боевая способность армии были достаточно высокие.
Как было запланировано, эти три армии сосредоточили под Москву, но держали там до последнего, до самых критических минут.
Такие критические минуты на участке, где находилась 1-я ударная армия, возникли тогда, когда противник переправился через -канал Волга-Москва. Командарму Кузнецову Сталин приказал:
— Прорыв обороны в районе Яхромы и захват противником плацдарма на восточном берегу канала представляют серьезную опасность Москве. Примите все меры к нанесению контрудара по прорвавшейся группировке противника. Остановите продвижение, разгромите и отбросьте противника за канал. На вас возлагаю личное руководство контрударом.
Располагая свежими силами, Кузнецов выполнил это приказание Ставки, и к 8 часам утра 29 ноября враг был разгромлен и отброшен за канал.
Еще одна новая, 20-я, армия была сформирована в конце ноября. Ее командующим был назначен генерал-лейтенант Власов. (Да, да, тот самый Власов!) Начальником штаба этой армии был генерал Л. М. Сандалов. В состав армии были включены две свежие дивизии, прибывшие из восточных округов, морская стрелковая бригада, две стрелковые бригады из Московской зоны обороны и еще две танковые бригады с Западного фронта, артиллерийский полк, два гвардейских минометных дивизиона и бронепоезд. Как видим, и в этой армии почти не было артиллерии. Штаб армии располагался в Химках.
