– Так я и думал. Продолжайте.

Алан Хепберн стоял у стола, напрягая все чувства и надеясь получить ответ на вопрос, терзающий его ум и сердце.

Была ли какая-нибудь возможность, что Ида солгала ему, говоря о Мадлен? В том, что Мадлен вернулась в Париж, не было бы ничего необычного – ведь здесь была ее родина, куда же еще она могла отправиться? Но все остальное…

– Ну, – продолжал Шавасс, разведя руками, – мадам де Сент-Эльм ворвалась в Зеркальную комнату и разыграла сцену, словно лучшая актриса из «Комеди Франсез». Она заявила, что очень удивилась, узнав об аресте Бержерака. Но он, не будучи дураком, рассмеялся ей в лицо. Тогда она стала клясться, что не выдавала его и что это сделала его жена, которая была французской шпионкой…

– Что его жена была французской шпионкой?!

Фуше хвастался, что его ничто никогда не может удивить. Все же Алан, внимательно наблюдавший за ним, заметил изумленную интонацию, с которой тот произнес слово «жена». Правой рукой Алан вцепился в стол в мучительной надежде, подобной острой боли.

– Не знаю, что за игру мог играть Бержерак, – бубнил Шавасс, – по, верите или пет, он клюнул на болтовню, что его жена была французским агентом и вышла за него замуж только для того, чтобы шпионить за ним. Бержерак сказал, что ему говорил об этом кто-то по имени Эрроп… Эрроп…

– Быть может, лорд Хэрроуби? Британский министр иностранных дел в период, когда Каслри был отстранен?

– Совершенно верно, гражданин министр! Эрропи!

– Заключенный заявил, что лорд Хэрроуби говорил ему это?

– Как бы то ни было, так Бержерак сказал потаскушке! Он поклялся, что оставил жену из-за этого.

Министр полиции резко повернулся с видом мстительного Мефистофеля:

– Что это значит, месье Хепберн?

– Что именно? – осведомился Алан.

– Вы сказали все это мадам де Сент-Эльм?

– Да!

– Почему?

– Потому что я сам верил в это, покуда несколько секунд назад не увидел вашу физиономию! Теперь я не так уверен. Скажите, папаша Сатана, Мадлен действительно французский агент на службе у вас или вашего министра иностранных дел?

– Послушайте, месье Хепберн, – промолвил министр полиции, залезая в карман за табакеркой, что, как уже говорилось, являлось зловещим признаком. – Не знаю, чего вы надеетесь достичь подобной стратегией. Но твердо знаю в результате личной проверки безошибочным способом, что ваша жена является британским агентом, который несколько лет помогал вам в вашей деятельности…

– Господь всемогущий!

– Театральными эффектами вы тоже ничего не сможете добиться, месье Хепберн. Если вы по-прежнему отказываетесь помочь нам и предпочитаете, чтобы завтра утром ваша жена первая предстала перед расстрелыюй командой…

– Значит, Мадлен здесь, в этом доме? Она была здесь все время?

– Да, она здесь.

– И вы считаете ее британской шпионкой?

– Да, и предупреждаю вас, что, если вы зайдете в вашем притворстве слишком далеко и принудите меня доказать правду своих слов тем, что ее казнят у вас на глазах, я готов отдать соответствующие распоряжения.

– Стойте! Выслушайте меня! Ради бога, подождите!

– Нет, друг мой, я не стану ждать. Признаете ли вы, что ваша жена британская шпионка? В последний раз: да или нет?

– Если бы вы могли хоть на полсекунды оторваться от слушания собственного голоса, – закричал Алан, – то вы бы уже десять минут назад услышали, что вы победили, загнали меня в угол, уничтожили во мне все добрые намерения и остатки приличия! Да, я поеду в Булонь! Я решил спасти свою жизнь и быть впоследствии за это повешенным еще до того, как вы вообще упомянули имя Мадлен!

Мертвое молчание.

Алан Хепберн стоял неподвижно, опираясь обеими руками о стол, в комнате были слышны звуки его дыхания. Опустившись в кресло, он уронил голову на руки.

– Ах! – пробормотал министр полиции, постукивая по крышке табакерки. – Вы уверены, что не затруднительное положение вашей жены заставило вас изменить намерения? Возможно, так оно и было?

– Нет!

– Хорошо, притворюсь, по крайней мере, что верю вам. Но вы сознаете всю сложность поручения, за которое беретесь? Понимаете, что это не гарантирует спасения вашей жизни? Слушайте! Вся армия на севере, находящаяся на грани безумия и мятежа, задает только один вопрос: кто такой капитан Перережь-Горло? Не найдя ответ на этот вопрос, вы рискуете жизнью.

Алан Хепберн хлопнул по подлокотнику кресла.

– Этот риск не стоит и двух су, – заявил он, – если вы со своей стороны будете придерживаться условий сделки. Я уже могу сказать вам, где искать убийцу.

Ни один из трех человек, присутствующих в Зеркальной комнате, казалось, не осмеливался вздохнуть, чтобы не нарушить последовавшее молчание.

Жозеф Фуше, собиравшийся снова постучать по крышке табакерки, застыл как вкопанный. Странное выражение мелькнуло в его глазах, обрамленных красными кругами.

– Вы обнаружили ключ к разгадке, – резко осведомился он, – в свидетельских показаниях, которые я вам прочитал?

– Да!

– И в чем же он состоит?

– Будь я проклят, если скажу вам хоть что-нибудь, покуда не буду к этому готов!

– Но вы уверены в своих словах?

– Естественно, я не могу поклясться! Поэтому я и вынужден действовать согласно вашим требованиям, чтобы во всем убедиться. – Алан вскочил на ноги. – Вы загнали меня в угол, министр, и добились своего. Теперь делайте ваши приготовления, вызывайте дилижанс, устанавливайте охрану, чтобы быть уверенным в моем поведении, но, ради бога, уйдите и оставьте меня в покое!

– И все же, – заметил Фуше, полузакрыв глаза, – необходимо, чтобы я располагал хоть каким-нибудь намеком относительно ваших подозрений. Вчера мы как будто согласились, что капитан Перережь-Горло, по-видимому, англичанин, не так ли?

– Попробуйте сами это выяснить!

– Должен ли я, месье, применять силу, чтобы завоевать ваше доверие?

– Если вы используете железные колодки или воронку, то мои откровения покажутся вам весьма скучными. Что еще вы можете сделать? Расстрелять меня? Ничего не скажешь, хороший способ получения информации! Если я загнан в угол, то и вы тоже, и вы отлично это знаете!

– Ну, в конце концов, имеется еще и ваша жена, – заметил Фуше.

Алан, собиравшийся ответить, сжал губы и отвернулся.

– Как бы то ни было, – любезно продолжал министр полиции, – я был бы в отчаянии, если бы мне пришлось вступить в противоречия с новым агентом, которому придется добровольно остаться у меня на службе после того, как он предаст своего соотечественника, капитана Перережь-Горло. Поэтому я не стану принуждать вас… пока что.

– Благодарю вас, – сказал Алан и снова сел.

– Тогда вернемся к вопросу о вашей жене. Так как вы согласны вести себя разумно, очевидно, нет необходимости приводить ее сюда. Тем не менее вы получите эту привилегию немедленно.

– Нет! Вы же сами сказали, что в этом нет необходимости!

– Смотря с какой точки зрения. Вам нельзя позволить изменить решение, и только ваша супруга способна удержать вас от этого. Капрал Шавасс!

– Да, гражданин министр?

– Уже некоторое время, – продолжал Фуше, не сводя глаз с Алана, – мадам Мадлен вынуждена наблюдать за нами и слушать нас за стеной этой комнаты. Она на попечении сержанта Бене, который, не сумев найти лейтенанта Шнайдера, явился ко мне в кабинет, как только прозвучал выстрел. Вопрос о поведении Левассера может подождать. Я иду наверх. Как только я выйду из комнаты, вы впустите сюда мадам. – Он внимательно изучал Алана, сидящего молча и неподвижно. – Несмотря на их протесты, эти двое, несомненно, горят желанием увидеть друг друга. Им можно позволить поговорить, но так, чтобы их видели и слышали. По крайней мере, в течение следующих пяти дней мы должны быть уверены, что между ними не происходит никаких секретных контактов.

– Говорю вам, – воскликнул Алан, стукнув кулаком по столу, – что Мадлен ничего не знает и никогда не знала о моих делах! Если она чей-нибудь агент, то только ваш собственный! Неужели вы не понимаете, что мы не виделись больше двух лет?