Если не сможешь освободить свое сознание от вынужденного действия в этом мире, твоя жизнь будет задетерминирована, ты будешь жить в Хаосе, и никакое знание о мире тебя не освободит.
"Пусть не доверяет суете заблуждений, ибо суета будет и воздаянием ему". (книга Иова). Абсолютная реальность невраждебна твоей жизни. Матрица поддерживает твое сознание - не бойся за него. Ты можешь тогда сказать словами Иоанна - "Я есмь путь, истина и жизнь". Ты перестанешь бояться жизни, войдешь в поток бытия, в котором все возможно уже сейчас. Ты сможешь без надрыва контролировать свои поступки и влиять на события в общем потоке бытия. Прошлое перестанет довлеть над тобой, и ты уже не скорбишь больше по утерянным в нем возможностям.
Информатика как человеческая практика в Социуме возникла не по Матрице, а по подобию ее, для власти и манипулирования людьми, и приводит к окостенению связей между людьми, смерти духовной жизни. Мы являемся частью Матрицы, т. е. непостижимого. Нельзя понять до конца Матрицу, потому, что, влияя на Матрицу, мы в первую очередь влияем на себя, хватаем себя за нос. Мы изменяем только собственный человеческий мир, но не Матрицу.
"Ибо мы отчасти знаем и отчасти пророчествуем, когда же наступит совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится".
Мы думаем, что, владея информацией, мы владеем миром, - она повышает только шансы уйти от реальной жизни. Но нельзя спрятаться от Матрицы, мы в ней живем. Матрица показывает, что она поддерживает всякую жизнь, а потому и нравственна, дает жизни исчерпать себя полностью, выполнить задачу вечности. Мир единственен, а не множествен, так как все события сбываются в рамках единства мира.
Почему нет любви между живущими, не потому ли, что люди не хотят добра другим, т.к. настоящее отвратительно, - они не хотят примирения с чужой духовностью. Человеки хотят только примирения со своими детьми, так как не живут настоящим, но только прошлым и будущим. Потому одиноки в настоящем, стремясь к будущему.
Единственно, что неприемлемо для человека - его собственное уничтожение. Поэтому, по большому счету, нас волнует только собственная смерть, мир - это вторично. Человеческая личность на краю смерти, что может быть трагичнее. И это поражает воображение, завораживает, вот на что настроено в основном человеческое представление о "прекрасном". В лексиконе природы слова "уничтожение" нет, есть только "изменение".
Страх смерти извращает "прекрасное", делает его таким редким, что мы удивляемся, что оно еще появляется. Гармонию мира заменил собой беспросветный информационный хаос. Исчезло ощущение "катарсиса" в искусстве, как и само искусство удивления перед величием бытия. Забытье - на эту колею вступила культура, подменяющее собой "прекрасное". Для боящихся голодной смерти - натюрморт с едой, для похоронных процессий - торжественная музыка, для войны - мужественные герои, для старости - педофилия, для молодежи - самопожертвование радикалов всех немыслимых "-измов", для города - сельская идиллия, для распутников - целомудрие, для целомудренных - музыкальные шоу, для рабов - храмы и религии, для господ - неограниченная сильная власть. Все крутится вокруг смерти и преходящего. Нравственного нет. И слова Достоевского: "Сделанное уже само обвинило себя" - забыты.
Призыв к перевоспитанию себя не ценен сам по себе, а звучит как "познай самого себя". Но этот призыв Дельфийского оракула не ценен сам по себе. У Сократа он звучит как "познай себя как благо". Но здесь цель статична, цель жизни должна быть связана с самой жизнью. Но как связать нравственность с целью жизни. " Благоговение перед жизнью" как у А.Швейцера, тоже не привязывает нравственность к жизни, так как благое переживание не сохраняет нравственную жизнь, - ее уничтожает смерть. Да и сохранение любой жизни, не привносит нравственной цели в жизнь, так как смерть приводит мир к случайному, и всеобщему уравнению нравственных качеств. Только на уровне генетическом можно привнести в жизнь живую нравственность, если ее там нет. И еще, нравственность должна быть связана с сознанием, изменяющимся сознанием, то есть сознание должно обладать обратной связью, влиять на изменение "матрицы" сознания.
И как заметил Джозеф Нидем - "Мир, отбросивший этику, стал иным, более опасным, - возникла угроза использования великих открытий во вред человечеству, как виду". Матрица социума человека не связана с Матрицей мира.
Начавшаяся весна грустна, словно она не для меня. Моя наука, в поисках влияния на утилитарное сознание, зашла в тупик. Почему-то приходят мысли о смерти. Все бежишь, боишься остановиться. Остановишься, а "она" уже перед тобой. И жизни не могу радоваться, словно в душе предел существует, потолок, достигнув который, вдруг кто-то скажет в душе - "Чему радуешься", - и все, дальше тьма беспросветная, словно ручеек жизни уже иссякает, чуть больше, и пересохнет вконец. Судьба словно провела за руку всеми кругами, и идти больше некуда. Впереди только "ничто".
Этот год, отложив все дела, мне захотелось закончить на Курилах, и в начале июля я вылетел из Москвы в Южно-Сахалинск, откуда, переплатив вдвое за билет до Менделеевского аэропорта на Кунашире. После полутора часов полета наш легкий самолет, ныряя в клочья облаков, чуть не задевая крыльями за вершины темных елей, упал на посадочную полосу, словно его сажал "камикадзе" на палубу авианосца. После рукоплесканий пассажиров пилотам, я вышел на черную от вулканического шлака землю, почувствовал, будто я вернулся домой.
Что можно рассказать об Острове. Социальный срез прошел бы от последнего "бича", что за "кормежку" работает на рыбацкой тоне и нюхает бензин из полиэтиленового пакета в кустах, до работяг с капустного заводика, где сушат морские водоросли для миллионера из "новых русских" Брынцалова. Или, от чубатых дальневосточных парней с усиками, напоминающих бравых матросиков из старинных хроник времен русско-японской войны, и пилотов самолета, пьянствующих между рейсами на горячих источниках, "японских ванночек", в "Отряде на Ю-ка", до молодых офицеров и молодого генерала пограничника. Или, от веселого и коммуникабельного "Будулаича", хотя он Дурдыич, до умницы, молодого хирурга Женьки, и как он кричит с сопки, разводя широко руки: "Курилы наши!". Пусть японцы негласно объявили Островам экономический бойкот, хотя и поставляют время от времени гуманитарную помощь в виде нескольких тонн "соляры", которая, однако, с наших же Сахалинских нефтяных промыслов.
Островитяне не рубят деревья на дрова, а сжигают "химию" из прибрежного мусора. Весь берег со стороны Охотского моря и Японии засыпан вымытым и выбеленным японским бытовым мусором, я удивляюсь, как все еще ловят горбушу, идущую из этих морей. Для растопки печи используют "макароны" пороха из снарядов с воинских складов. И люди не слишком ковыряют землю, одни из чувства временности на Островах, которые могут отдать японцам, другие слишком заняты, насилуя себе подобных, чтобы получить выгоду и "отвалить" в центральные районы России. Меня восприняли как своего, хотя и были эксцессы, связанные с алчностью людей, и конфликты с властями, когда тебя воспринимают как чужака, порой вредного и лишнего.
Подходя к бухте Рудной, из-за последнего к ней, красного от окиси железа в нем, мыса, я еще издали заметил разбросанные по долине в густой траве серые бараки. Над одним вился печной дым, это была полевая кухня. Поселок встретил меня спокойно, как сказал рыжий кок, в домашних тапочках на босую ногу, колдующий у больших кастрюль и сковородок, профессионально пластая ножом кунжу и первые "концы", идущей на нерест горбуши, - все отдыхают. На ступнях у него татуировка "мои ноженьки устали". Прииск частный, и принадлежит начальнику "Гидростроя", зарегистрированного в Санкт-Петербурге, Верховскому. Сегодня приехал начальник геологической партии и выдал зарплату двадцати "бичам" ящиками с водкой. "Сегодня все отдыхают".
У одного из бараков стоит заглушенный вездеход, от него к нам направился чисто одетый трезвый парень, оказавшийся начальником прииска. С ним я прошел на берег моря к речке Золотой, где он показал начала Японских штолен у подножий сопок. Начавшаяся гроза, редкая в этих местах, заставила вернуться в геологический поселок.
