Из других работ этого времени можно упомянуть новое, значительно дополненное издание книги М. И. Иванина «О военном искусстве и завоеваниях монголо-татар и среднеазиатских народов при Чингиз-хане и Тамерлане» (1875 г.), статьи О. Миллера «О древнерусской литературе по отношению к татарскому игу» 3 и Е. Е. Голубпнского «Порабощение Руси татарами и отношение ханов монгольских к русской церкви», в которых опровергалось утверждение церковных авторов о якобы «патриотической» роли церковников в период нашествия монголо-татар, а также работы украинских историков И. Левицкого и М. А. Максимовича. И. Левицкий утверждал, что монголо-татары нанесли украинским землям такой страшный урон, что «после татарского нашествия Украина стала пустынею» 4. М. А. Максимович, наоборот, считал, что «гиперболические выражения летописей не следует понимать в буквальном смысле», и после нашествия на Украине «осталось население столь значительное, что для князей было кем воевать и соседей, и друг друга» 5. Справедливо выступая против националистической теории М. Погодина об утрате Киевской Русью после нашествия Батыя своего коренного населения и последующем заселением ее «новопришлым народом из Карпатов», М. А. Максимович недооценивает разрушительные последствия нашествия8.
80—90-е годы XIX в. мало внесли в историографию монгольского нашествия. В единственном общем курсе этого времени — «Истории России» Д. Иловайского (1880 г.) — не содержится никакой оценки монгольских завоеваний; раздел второго тома «Истории России», посвященный нашествию Батыя, представляет собой простую компиляцию. Немногочисленные статьи, вышедшие в 80-х — начале 90-х годов, касались преимущественно частных вопросов монгольского нашествия 1.
Попытку обобщить итоги исследования последствий монгольского завоевания для Руси сделал М. И. Сагарадзе в лекции «Влияние монгольского ига на Россию» (1891 г.). Однако вместо «установления одного общего взгляда относительно вопроса о влиянии монгольского ига на различные стороны русской жизни» у него получилось эклектическое соединение взглядов историков различных направлений, причем влияние Н. И. Костомарова с его теорией разрушения татарами «удельно-вечевого строя» проявилось наиболее отчетливо 2.
Русская буржуазная историография периода империализма не внесла ничего принципиально нового в исследование монголо-татарского нашествия на Русь. Наиболее значительное историческое сочинение начала XX в. — «Курс русской истории» В. О. Ключевского — в оценке монголо-татарского завоевания продолжает наметившуюся уже в историографии конца XIX в. тенденцию «положительного влияния» ига па образование русского централизованного государства. «Власть хана, — пишет В. О. Ключевский, — давала хотя признак единства мельчавшим и взаимно отчуждавшимся вотчинным углам русских князей… Гроза ханского гнева сдерживала забияк, милостью, т. е. произволом, хана не раз предупреждалась или останавливалась опустошительная усобица. Власть хана была грубым татарским ножом, разрезавшим узлы, в какие умели потомки Всеволода III запутывать дела своей земли» 3. Для В. О. Ключевского была характерна недооценка разрушительных последствий нашествия, игнорирование тех новых условий, в которые были поставлены русские княжества монгольским завоеванием. Не случайно в многотомном «Курсе русской
Ярослава до конца XIV столетия, 1891, стр. 458–459). Эти же положения повторяет М. С. Грушевский и в своей более поздней работе «Очерк истории украинского народа» (СПб., 1906).
истории» не нашлось даже места для описания событий нашествия Батыя'.
В двух других общих курсах русской истории — «Русская история в очерках и статьях» под ред. М. В. Довнар-Запольского и «Русская история» Д. И. Багалея — оценка монголо-татарского ига очень противоречива и эклектична. Автор очерка «Русское общество и татарское иго» в истории М. В. Довнар-Запольского С. К. Шамбинаго отмечал, что татарское завоевание привело к «огрублению нравов», «полнейшей замкнутости Руси» и упадку культуры, но одновременно признавал за татарами определенное положительное влияние на складывание русской государственности. «Не без влияния татар, — писал С. К. Шамбинаго, — явилось изменение княжеской власти» 2. Оценка татарского владычества Д. И. Багалеем носит эклектический характер «многих факторов»; «татары оказали сильное влияние на политический быт древней Руси…, — писал Д. И. Багалей, — главным образом (татарское владычество. — В. К.) отразилось на характере великокняжеской власти, которая перешла мало-помалу во власть царскую», что было «положительным» моментом. Но одновременно татарские погромы имели «чрезвычайно печальные экономические последствия для населения», и «татарское иго задержало на некоторое время культурное развитие русского народа» 3.
С другой стороны, С. Ф. Платонов в «Лекциях по русской истории» называл монгольское иго лишь «случайностью в нашей истории» и считал, что обе «стороны» влияния татарского ига — и «влияние на государственное и общественное устройство», и «влияние на культуру» — были ничтожны. «Мы можем рассматривать внутреннюю жизнь русского общества в XIII веке, — писал он, — не обращая внимание на факт татарского ига». Единственное значительное последствие татарского владычества С. Ф. Платонов видел в том, что оно привело к «окончательному разделению Руси на две половины: на Северо-Восточную и Юго-Западную» 4.
Примерно так же расценивает влияние монголо-татарского завоевания Н. Рожков. Он писал, что татарское влияние «не было велико, и в тех случаях, когда проявлялось, лишь дополняло собою ряд других, внутренних воздействий…, было в сущности явлением внешним, поверхностным». Даже задержку экономического развития России из-за «татарских погромов» не следует, по мнению Н. Рожкова, преувеличивать, так как наблюдавшееся в период ига усиление торговли с востоком «служило одной из предпосылок зарождения товарного хозяйства в удельной Руси». В социально-политическом смысле влияние татар Н. Рожков видит в том, что иго «содействовало закрепощению масс» и «укрепляло власть московских царей, способствовало собиранию Руси Москвой» .
Единственная специальная работа по истории монголо-татарского ига на Руси — книга Д. И. Троицкого «Русь в монгольский период» — представляет собой популярный очерк, не содержавший нового фактического материала и, по существу, не дававший никакой оценки монголо-татарского завоевания2. Не пытался оценить влияние монголо-татарского нашествия на русскую историю и М. Дьяконов в «Очерках общественного и государственного строя древней Руси». Он ограничился лишь констатацией факта существования в историографии «двух направлений» — сторонников решающего влияния татар на складывание «единодержавного государства» и историков, «не придающих монгольскому игу решающего значения» 3. Немногочисленные статьи этого периода, касающиеся монголо-татарского нашествия на Русь, не вносили ничего принципиально нового в историографию нашествия (статьи Н. И. Веселовского, П. Н. Голубовского, С. Смирнова, Ф. Сурина-Массальского и др.).
В начале XX в. продолжалась публикация источников, связанных с историей монголов и монголо-татарского завоевания Руси. В 1907 г. В. О. Поповым были опубликованы «Яса Чингиз-хана» и «Уложение монгольской династии Юань-чао-Дянь-чжань» 4.
В 1911 г. появились в переводе Малеина «Путешествие в Восточные страны» Рубрука и «История Монголов» Плано Карпини. В 1914 г. А. И. Иванов подготовил к изданию ценную подборку китайских источников «Походы монголов на Россию по официальной китайской истории Юань-ши» 5. Однако восточные источники, опубликованные в это время, не были использованы буржуазной историографией; даже ссылок на ценнейший сборник арабских материалов В. Тизенгаузена, изданный в 1882 г., почти нет в работах русских буржуазных историков периода империализма.
В целом для русской буржуазной историографии периода империализма характерно отсутствие новых идей в освещении истории монгольского завоевания, возвращение к теории «решающего влияния» татарского ига на формирование русской государственности, преуменьшение разрушительных последствий татарских погромов. В ряде работ историков этого периода оценка монголо-татарского нашествия на Русь и его последствий вообще отсутствует (Д. И. Троицкий, М. Дьяконов) или представляет собой эклектическое объединение взглядов предшествующих исследователей (Д. И. Багалей, С. К. Шамбинаго).