8. Нет нужды подробно разбирать здесь все виды обетов. Но ввиду того, что наибольшим почётом пользуются монашеские обеты, поддерживаемые авторитетом Церкви, подвергнем их краткому рассмотрению.
Во-первых, следует сказать, что как бы сегодняшнее монашество ни прикрывалось древностью, в прежние времена в монастырях был принят совершенно иной образ жизни. В монастырь уходили те, кто хотел упражнять себя в крайней строгости. Всё, что мы читаем о спартанцах с их суровой и жёсткой дисциплиной, применимо и к монахам раннехристианского времени - только принятые у них правила были ещё строже и неумолимее. Монахи спали на голой земле, пили одну лишь воду и не имели другой пищи, кроме чёрного хлеба, трав и корней. Их величайшими лакомствами были растительное масло, горох и бобы. Они отвергали какие бы то ни было изысканные кушанья и по мере возможности воздерживались от всего, что доставляет наслаждение телу. Этот образ жизни казался бы невероятным, если бы о нём не свидетельствовали его последователи, например, Григорий Назианзин, Василий Великий и св. Иоанн Златоуст. Таковы были испытания, какими они приготовляли себя к более высокому служению. Ибо в то время монашеские общины, или братства, служили как бы семинарией, поставлявшей Церкви служителей. Тому свидетели - трое названных отцов, от монастырской жизни призванных к епископству, а также многие другие выдающиеся личности той эпохи.
Равным образом св. Августин подтверждает, что и в его время существовал обычай призывать монахов к церковному служению. Он пишет одному своему коллеге из монахов: «Призываем вас в Господе, братья, хранить решимость и неотступность до конца. И если однажды вы понадобитесь Церкви, матери вашей, не принимайте возлагаемое на вас бремя высокомерно и не отвергайте его из лени, но благодарно повинуйтесь Богу. Не предпочитайте ваш досуг нуждам Церкви: ведь если бы святые, которые были прежде вас, не служили ей, помогая рождению её детей, она не родила бы вас» (Августин. Письма, 48 (Евдоксию), 2 (MPL, XXXIII, 188)).
Августин имеет в виду служение, посредством которого верующие переживают второе, духовное рождение. В другом письме, адресованном Аврелию, он пишет: «Когда в состав клира принимаются монахи, сбежавшие из монастыря, то тем самым и другим подаётся повод к такому же поступку. Всё это весьма оскорбительно для церковного звания, ибо из подвизающихся в монастырях мы обыкновенно выбираем не самых лучших и надёжных. Между тем следовало бы выбирать именно их, если мы не хотим, чтобы о нас отзывались согласно народной пословице: о плохом солисте в насмешку говорят, что из него выйдет хороший музыкант. Так и о нас скажут, что из плохого монаха выйдет хороший оркестрант. Превозносить в гордыне монахов и наносить столь тяжкое оскорбление клиру противно всякому порядку. Порой и хороший монах, ведущий умеренную жизнь, вряд ли может быть хорошим священником, если он не имеет нужных для этого знаний» (Его же. Письма, 60 (Аврелию), 1 (МРL, XXXIII, 228)).
Отсюда явствует, что многие достойные люди подготовлялись монашеской жизнью к будущему управлению Церковью. Не все достигали этой цели, не все и стремились к ней; наоборот, монахи большей частью были людьми простыми и необразованными. Но отбирали тех, кто был пригоден для церковного служения.
9. Св. Августин живо рисует образ древнего монашества главным образом в двух книгах. Первая называется «О нравах кафолической Церкви» («De moribus ecclesiae catholicae») и посвящена защите христианских монахов от клеветы и ложных обвинений со стороны манихеев. Вторая книга носит название «О монашеском труде» («De opera monachiorum»); здесь Августин порицает и наставляет тех, кто не хранит чистоты монашеского состояния. Я постараюсь суммировать сказанное Августином, используя по мере возможности его собственные слова: «Презирая мирские удовольствия и наслаждения, они [монахи] сообща ведут самую святую и целомудренную жизнь, проводя время в молитвах, чтении и беседах, не ведая ни порывов гордости, ни распрей и ссор, ни зависти. Ни один из них не имеет собственности, ни один не в тягость ближним. Они своим трудом добывают пропитание для тела, духом же внимают Богу. Затем они вручают плоды своих трудов деканам, а те, выручив за них деньги, отчитываются перед тем, кого они называют отцом. Отцы отличаются не только святой жизнью, но и знанием божественного учения. Обладая превосходством как в добродетели, так и в силе, они руководят своими детьми без малейшей гордости: первые обладают властью повелевать, вторые добровольно им подчиняются. Под вечер они выходят из своих келий и собираются вместе, всё ещё соблюдая пост, чтобы послушать отца». (Августин добавляет, что в Египте и странах Востока на попечении каждого отца находилось около трёх тысяч монахов.) «Затем они вкушают телесную пищу - постольку, поскольку это необходимо для здоровья. Причём каждый обуздывает желания, чтобы не взять сверх меры даже той пищи, которая им предложена; а она не отличается ни обилием, ни изысканностью. Так, они воздерживаются не только от мяса и вина, дабы укротить плотскую похоть, но и от прочих вещей, вызывающих тем большее стремление к чревоугодию, чем чище и святее они кажутся некоторым. Этим некоторые люди обнаруживают свою глупость, оправдывая допущение изысканных яств воздержанием от мяса. Излишек, остающийся от их [монахов] пропитания (а он достаточно велик, ибо они работают прилежно, а едят умеренно), распределяется среди нуждающихся с большим тщанием, чем было приложено к его добыванию. Но забота их не о том, чтобы иметь изобилие, но о том, чтобы не оставлять себе ничего лишнего» (Августин. О монашеском труде, XXXIII, 70-73 (MPL, XXXII, 1339-1341)).
Затем, повествуя о суровости, которую он видел в Медиолане и других местах, Августин говорит: «При такой строгости никого не принуждают нести более тяжкое бремя, чем в его силах, или бремя, которое он отказывается брать на себя. И тот, кто слабее остальных, не осуждается ими. Им известна заповедь любви; им известно, что для чистого всё чисто (Тит 1:15). Поэтому всё их усердие направлено не на отвержение некоторых видов пищи как нечистых, а на усмирение похоти и поддержание между собою братской любви. Они помнят о том, что чрево для пищи и пища для чрева (1 Кор 6:13). Тем не менее многие из тех, кто крепок, соблюдают воздержание ради немощных; а многие воздерживаются по другой причине - например, потому, что им нравится грубая и непритязательная пища. Притом те, кто в добром здравии воздерживается от какой-либо еды, безо всяких угрызений совести принимают её во время болезни. Многие не пьют вина, однако вовсе не считают его нечистым, но сами велят давать вино братьям слабого сложения, которые нуждаются в нём для сохранения здоровья. А кто отказывается от вина, того они по-братски увещевают, дабы из-за пустого суеверия этот человек не стяжал вместо святости немощь. Так они прилежно упражняются в страхе Божьем. Что касается упражнения тела, им хорошо известно, что оно полезно лишь на краткое время. Главное - хранение любви: пища, слова, нравы и обычаи - всё сообразуется с нею. Каждый - соработник другого в любви и страшится совершить преступление против неё как против Бога. Кто сопротивляется любви, тот изгоняется прочь; кто поступает вопреки ей, того не терпят и дня».
Таковы слова св. Августина. Они столь живо представляют монашество прошлого, что мне захотелось повторить их здесь. Ибо если бы я пожелал суммировать сказанное другими авторами, это заняло бы гораздо больше времени и места, несмотря на всё моё стремление к краткости.
10. Не собираюсь, однако, пускаться в долгие рассуждения на эту тему. Я лишь хотел коротко сказать о том, каковы были монахи, а также монашеское исповедание в ранней Церкви, чтобы здравомыслящие читатели могли сравнить и увидеть, насколько бесстыдно ссылаться на древность в оправдание нынешнего монашества. Описывая святое и благочестивое монашество, св. Августин отвергает любые жёсткие правила относительно вещей, предоставленных Словом Божьим нашему свободному выбору (То же самое говорит о монашеских обетах Лютер: «Что не заповедано Писанием, является рискованным и не может быть рекомендовано никому, а тем более навязано в качестве правила» (Werke, В, 6, S. 540)).
