Они говорят, что внешнее покаяние представляет собой таинство. А если так, то его нужно считать знаком внутреннего покаяния, то есть сердечного сокрушения (Пётр Ломбардский. Сентеции, IV, dist. 22, c. 2 (MPL, CXCII, 899)), которое будет в таком случае субстанцией таинства. Или же оба они суть таинство - не два, а совокупное целое. Причём внешнее покаяние представляет собой только таинство, а внутреннее - и таинство и субстанцию таинства. А прощение грехов есть субстанция таинства, но не само таинство (Там же).
Чтобы ответить на все эти вопросы, вспомним данное выше определение таинства (/4/14). Если соотнести с ним всё то, что наши противники называют таинством покаяния, окажется, что здесь нет никакого соответствия, потому что нет никакого внешнего обряда, установленного Господом в подтверждение нашей веры. Если они заявят, что наше определение не вляется для них непреложным законом, пусть выслушают св. Августина, к которому они выказывают исключительное почтение; «Таинства, - говорит Августин, - были установлены как зримые плотскими людьми, чтобы они могли по ступеням таинств взойти от видимых оком вещей к вещам умопостигаемым» (Августин. О различных вопросах, XLIII (MPL, XL, 28)). Могут ли наши противники усмотреть и указать другим что-либо похожее в так называемом таинстве покаяния? В другом месте св. Августин говорит: «Таинство именуется так потому, что в нём видится одно, а мыслится другое. То, что мы видим, имеет телесный облик; то, что мы мыслим, есть духовный плод» (Августин. Проповеди, 272 (MPL, XXXVIII, 1247)). Но это вовсе не соответствует воображаемому таинству покаяния у папистов, где нет никакого телесного образа, представляющего духовный плод.
16. Но для того чтобы одолеть наших противников на их собственной территории, зададим ещё один вопрос. Если бы здесь имелось какое-то таинство, не лучше ли было считать им прощение грехов, даваемое священником, а не покаяние - как внутреннее, так и внешнее? Ведь было бы нетрудно заявить, что отпущение - это обряд, предписанный в подтверждение веры в прощение грехов и основанный на так называемом обетовании ключей: «Что вы свяжете на земле, то будет связано на небе; и что разрешите на земле, то будет разрешено на небе» (Мф 18:18). Здесь можно возразить, что многие получали прощение от священников, но это не принесло им пользы, а между тем, согласно учению наших противников, таинства нового закона должны в действительности производить то, что изображают. На такое возражение было бы нетрудно ответить. Подобно тому как в Вечере Господней они различают два вкушения (первое, сакраментальное, равно присуще добрым и злым; второе особо дано добрым (Пётр Ломбардский. Сентеции, IV, dist. 9, c. 1 (MPL, CXCII, 858))), так и в «таинстве» покаяния они могли бы различать двойное прощение.
Однако я до сих пор не могу понять, как они представляют себе такое действие таинств нового закона. Я уже объяснил в надлежащем месте, что их учение никоим образом не согласуется с божественной истиной (/4/17.41). Но здесь я только хотел показать, что данное возражение не помешало бы им назвать таинством даваемое священником прощение грехов. Они могли бы ответить устами св. Августина, что иногда освящение совершается без видимого таинства, а видимое таинство - без внутреннего освящения (Августин. Вопросы на Семикнижие, III, 84 (MPL, XXXIV, 712)). Далее, что таинства в действительности производят то, что изображают, только в избранных (Августин. На Пс 77, 2 (MPL, XXXVI, 983-984)). И ещё: «Одни облекаются во Христа во время принятия Таинства, а другие - вплоть до освящения. Первое равно относится к добрым и злым, второе - только к добрым» (Августин. О крещении, против донатистов, V, XXIV, 34 (MPL, XLIII, 193)). Надо полагать, наши противники совсем сбиты с толку, как малые дети, и ослеплены так, что не видят восхода солнца, если не находят столь простого и очевидного выхода из своих затруднений.
17. Но пусть не вздумают возгордиться. Ибо в какой бы части своего ритуала ни усматривали они таинство, я отрицаю, что его можно считать таинством. Во-первых, здесь нет Божьего обетования, которое одно только может служить основанием таинства. Как уже было показано выше, обетование ключей никоим образом не подразумевает прощения грехов в частном порядке, но относится к проповеди Евангелия - безразлично, проповедуется ли оно одному человеку или многим. Другими словами, этим обетованием Господь устанавливает не какое-то особое прощение грехов для каждого человека в отдельности, но единое для всех грешников без различия. Во-вторых, каков бы ни был обряд покаяния, он является чисто человеческим изобретением. Но мы уже определили, что ритуалы таинств могут предписываться только Богом. Следовательно, называть таинством покаяния человеческое установление - ложь и обман.
Наши противники украсили это мнимое таинство подобающим ритуалом, назвав его «второй спасительной доской после кораблекрушения». Ибо если человек запятнает грехом одежды невинности, в которые он облачается при Крещении, то сможет омыть их покаянием (Пётр Ломбардский. Сентеции, IV, dist. 14, c. 1 (MPL, CXCII, 868; Decretum Gratiani, II, c. 33, qu. 3, c. 72)). Паписты говорят, что это изречение принадлежит св. Иерониму (Hyeronimus. Epistolae, 84, 6 (MPL, XXII, 748)). Но кому бы оно ни принадлежало, его следует считать нечестивым, если истолковывать соответственно смыслу, который вкладывают в него наши противники. А именно, что крещение уничтожается грехом. Между тем, грешники, напротив, должны обращаться к памяти о крещении всякий раз, когда ищут прощения грехов, чтобы в этом памятовании почерпнуть утешение, ободрение и укрепление веры в то, что им простятся грехи согласно обетованию, данному в крещении. Неудачное высказывание св. Иеронима о том что крещение (от которого отпадают грешники, заслуживающие отлучения) восстанавливается покаянием, эти лжецы превращают в собственное нечестие.
Было бы весьма точно и правильно назвать таинством покаяния именно крещение, потому что оно было дано в утешение тем, кто стремится к покаянию. А чтобы не казалось, что это моя собственная выдумка, сошлюсь на общепринятое и твёрдое убеждение древней Церкви. Так, в приписываемой св. Августину книге «О вере» («De fide») крещение названо Таинством веры и покаяния (Псевдо-Августин. О вере, XXX (MPL, XL (приложение), 745)). Но зачем обращаться к недостаточно надёжным свидетельствам, когда у нас есть точные сообщения евангелистов: Иоанн Креститель проповедовал крещение покаяния для прощения грехов (Мк 1:4; Лк 3:3).
О елеосвящении
18. Третьим поддельным таинством является елеосвящение.
Оно совершается только священником и только над умирающими (in exremis) посредством помазания елеем, освящённым епископом, и произнесения следующих слов: «Через это святое помазание и по милосердию своему Бог прощает тебе всё, в чём ты согрешил слухом, зрением, обонянием, осязанием и вкусом». Наши противники уверяют, что это таинство оказывает двоякое действие: во-первых, доставляет отпущение грехов; во-вторых, облегчает телесную болезнь (в случае необходимости) или приносит душевное здоровье (Пётр Ломбардский. Сентеции, IV, dist. 23 (MPL, CXCII, 899)).
Они утверждают, что елеосвящение было установлено св. Иаковом в следующих словах: «Болен ли кто из вас? пусть призовёт пресвитеров Церкви, и пусть помолятся над ним, помазавши его елеем во имя Господне - и молитва веры исцелит болящего, и восставит его Господь; и если он соделал грехи, простятся ему» (Иак 5:14-15).
