Однако плацебо может не только приносить большую пользу, но и причинять значительный вред. Ведь кора головного мозга способна подавать «приказы», направленные на стимулирование как положительных, так и отрицательных биохимических сдвигов. Еще в 1955 году в журнале Американской медицинской ассоциации Г. Бичер подчеркивал, что плацебо может вызвать физиологические нарушения, действуя токсически на организм. Он изучал влияние психотропного средства на людей, страдающих неврозом, вызванным страхом. В некоторых случаях препарат давал такие осложнения, как тошнота, головокружение, сильное сердцебиение. Замена лекарства на плацебо привела к идентичной реакции. У одного из пациентов выступила сыпь, которая прошла, как только он перестал принимать плацебо, у другого через десять минут после приема плацебо (до этого он принимал фармакологически активное лекарство) появились боли в животе и распухли ноги.
Из всего сказанного можно заключить: эффект плацебо замещает все лекарства, но проявляется это в разной степени. Действительно, многие выдающиеся врачи считали, что история медицины есть, по сути, история эффекта плацебо. Еще Уильям Ослер заметил, что гомо сапиенс отличается от других млекопитающих своей страстью к лекарствам. Если посмотреть, какие целительные средства были в моде в разные века, то мы узнаем еще об одном качестве, присущем роду человеческому, — способности вынести «натиск» тех или иных лекарств. Ведь в разные времена и в разных странах для их приготовления использовали помет, порошок, получаемый из мумий, опилки, кровь ящериц, сушеных гадюк, сперму лягушек, глаза крабов, морские губки, рог носорога и части кишечника жвачных животных.
Размышляя над этим зловещим списком и лечебными процедурами, которые в свое время пользовались таким же успехом, как и самые модные сегодня лекарства, доктор А. Шапиро пишет: «Можно только удивляться, как врачи сохраняли уважение и почет, в течение тысячи лет прописывая бесполезные и зачастую опасные средства». Вероятно, люди тогда были способны противостоять вредному воздействию ненужных лекарств и преодолевать те болезни, для лечения которых они были выписаны, потому что врачи давали им также нечто куда более ценное: уверенность, что эти лекарства принесут выздоровление. Пациенты обращались к врачу за помощью, верили, что врач им поможет, — и он действительно помогал. Люди по-разному чувствительны к плацебо. Раньше предполагали, что человек с низким интеллектом больше подвержен воздействию плацебо. Однако доктор Г. Голд на Корнуэльскои конференции терапевтов в 1946 году опроверг эту теорию. Многочисленные исследования позволили ему утверждать: чем выше интеллект, тем больше эффект плацебо.
Использование плацебо неизбежно вызывает некоторые внутренние противоречия. Хорошие взаимоотношения врача и пациента необходимы для выздоровления. Но что происходит, когда один из равноправных партнеров скрывает что-то от другого? Если врач скажет правду, то плацебо не подействует. Если он солжет, то, возможно, подорвет отношения, построенные на доверии.
И здесь возникает вопрос, затрагивающий медицинскую этику: в какой ситуации оправданно отсутствие полной откровенности со стороны врача? В безнадежных случаях неразумно и даже безответственно добавлять к страданиям человека отчаяние, поэтому врач замалчивает правду. А как быть с наркоманией? Сейчас некоторые врачи используют плацебо как заменитель, пытаясь отучить пациентов от наркотиков. Наркоман реагирует на плацебо так же, как на кокаин или героин. Мучительное желание получить сильнодействующее вещество удовлетворено, но организм не «оплачивает» яд. Можно ли продолжать такое лечение, скрывая от пациентов истину? Более того, этично или (что еще важнее) разумно ли поддерживать веру пациента в лекарства? Врачей, не поощряющих стремление пациента обязательно получить рецепт, становится все больше. Именно потому, что они прекрасно знают, как легко приучить человека — и физиологически, и психологически — к лекарствам, даже в конце концов и к плацебо.
Конечно, есть риск, что пациент обратится к другому доктору; но если большинство врачей нарушат ритуал выписывания рецепта, есть надежда, что и сам пациент начнет относиться к этому по-другому. Р. Кабот как-то заметил: «Пациент привык к лекарствам, но привычка эта не дана ему от рождения. Именно мы, врачи, ответственны за распространение ложных суждений о болезни и ее лечении».
Возникает еще одна проблема. Многие врачи считают, что до сих пор нет ясных представлений о влиянии плацебо на нервную систему и ее функции. Может, поговорить о преимуществах плацебо, когда будут получены исчерпывающие ответы на все вопросы? Но в медицинской практике не раз применялись средства, о которых было известно очень мало. Так, при лечении психических заболеваний используется электрошок, хотя даже врачи не знают точно, что же происходит в мозгу при воздействии на него токов высокой частоты. Одно из самых популярных в мире лекарств — аспирин, но не совсем понятно, почему он подавляет воспалительные процессы.
Действительно, плацебо остается не разгаданной до конца тайной. Но все-таки и того, что известно, вполне достаточно, чтобы продолжать исследования лекарства-«пустышки». Стараться узнать больше — это не просто удовлетворение любопытства, а еще и цель образования.
Насколько нам известно, самая серьезная проблема в наше время — это влияние на здоровье стресса. Если война с микробами в основном выиграна, то борьба со стрессом проиграна. Нас угнетает не обилие идей, разногласий, мнений, а неумение разобраться, отделить важное от второстепенного. Мы страдаем от избытка информации, которую просто не в состоянии усвоить. В результате — хаос и неразбериха, множество сильных ощущений и недостаток настоящих чувств.
«Нельзя без последствий дтя здоровья изо дня в день проявлять себя противно тому, что чувствуешь, — говорит герой романа Бориса Пастернака «Доктор Живаго», — распинаться перед тем, что не любишь, радоваться тому, что приносит тебе несчастье. Наша нервная система не пустой звук, не выдумка. Она — состоящее из волокон физическое тело. Наша душа занимает место в пространстве и помещается в нас, как зубы во рту. Ее нельзя без конца насиловать безнаказанно. Мне тяжело было слушать твой рассказ о ссылке, Иннокентий, о том, как ты вырос в ней и как она тебя перевоспитала. Это как если бы лошадь рассказывала, как она сама объезжала себя в манеже».
С этой точки зрения сомнительно, что плацебо (или какое-то другое лекарство) окажет эффект, если не будет у человека страстного стремления жить. Воля к жизни — окно в будущее. Она настраивает пациента на восприятие лечения и соединяет эту помощь с внутренней способностью организма к борьбе с болезнью. Плацебо трансформирует волю к жизни в физическую реальность и руководящую силу.
Плацебо ведет нас непознанными тропами внутреннего мира и вселяет большее чувство бесконечности, чем если бы мы всю жизнь провели, созерцая звездное небо через телескоп обсерватории.
Плацебо, в сущности, не обязательно, психика сама может справиться с возникшими «неполадками» в организме без подсказки таблеток. Плацебо — всего лишь осязаемый объект. В наш век люди чувствуют себя неуютно, если сталкиваются с чем-то нереальным, непостижимым, что нельзя потрогать и рассмотреть. Плацебо имеет размер и форму, его можно взять в руки, пощупать, оно удовлетворяет стремление людей ко всему видимому и явному.
Если мы сможем соединить надежду на выздоровление и волю к жизни со способностью организма бороться — мы освободимся от плацебо. Ведь психика сама способна управлять организмом. «Мозг, — говорил Джон Мильтон, — сам может сделать рай из ада и ад из рая».
Наука придумывает экзотические термины, как, скажем, «биологическая обратная связь». Но дело не в названии; важно знать — человек до конца не познан, его нельзя ограничивать узкими рамками. Стремление к совершенству — это проявление смысла жизни.
Несколько лет назад в джунглях Габона я познакомился с африканским знахарем. Я был в гостях в больнице Альберта Швейцера в Ламбарене и однажды за обедом обронил: «Как повезло местным жителям — они могут прийти в больницу Швейцера и не зависеть от знахарей». Доктор Швейцер спросил, а много ли я знаю о знахарях и лекарях. В тот же день он повел меня в ближайшую деревню, где представил своему коллеге — пожилому знахарю. После взаимного почтительного обмена приветствиями доктор Швейцер попросил, чтобы мне разрешили посмотреть африканскую медицину в действии.
