3 – й а н г е л. Ноги гудят… Сил нет больше с этими полужмуриками трахаться, утки за ними таскать. Такие противные!
2 – й а н г е л. Так ты ж не трахаешься, по этому делу у нас вот (кивает в сторону 1-го ангела )… Любишь своего звездострадателя, скажи?
1 – й а н г е л. А тебе завидно? Зла не хватает, да? Конечно, у него ум есть, интеллигентный человек, а ваши дубаки одно знают – жрут да срут…
Замолкают, молча выпивают по второй, запивают пивом из горлышек.
3 – й а н г е л (со вздохом ). Хватит вам уже… Лучше споем тихонько, а? Ну, эту… Только тихо, а то сестры (кивает в сторону двери и надписи «дежурный пост» ) проснутся…
Ангелы поют. Х о р а н г е л о в.
В небесах звезда горит,
яркая такая,
сердце с нею говорит,
страстью истекая.
Друг мой, ангел-ангелок,
Божие созданье!
Счастье, словно уголек,
как огонь – страданье…
Между небом и землей,
меж голубкой и змеей,
между страстью и терпеньем,
меж рыданием и пеньем —
любовь,
любовь,
любовь!
Но всему приходит час,
время наступает,
и с небес нежданный глас
душу настигает:
мол, пора, мой друг, пора,
и не жди рассвета,
жизнь твоя была вчера,
а сегодня – нету…
Между небом и землей…
И когда среди звонков
прозвонит звоночек,
столько вспомнишь ты деньков,
сколько было ночек.
Ничего не взять с собой,
ни деньжат, ни славы —
лишь платочек голубой
от одной шалавы…
Между небом и землей…
Допев, ангелы долго молчат. Молча разливают оставшееся, молча чокаются и выпивают… И снова молчат. Наконец решается заговорить 2-й ангел, самый грубосердый.
2 – й а н г е л. Вот жизнь, блин! Вообще…
3 – й а н г е л. Им еще хуже… Ждут, а чего ждут…
1 – й а н г е л. Ах, ничего вы не понимаете! Вот сами поете, а сами не понимаете… Он… Мы… А, да что я вам говорю, вы же думаете, что все дело только в этом, а это… Все дело не в этом, а в том, что…
1-й ангел, махнув рукой, уходит в темноту. Тут же гаснет свет на «посту», и тускло загорается светильник над кроватью 1-го больного. 1-й ангел стоит в ногах кровати.
1 – й б о л ь н о й. Как нелепо, как пусто прожита жизнь! К чему было это все – эта видимость успехов… Знаешь, я ведь был талантливый…
1 – й а н г е л. Не говорите «был». Вы еще будете долго жить. И я всегда буду с вами, всегда. Я же ваш хранитель, понимаете? И пока я буду с вами, все будет в порядке… Успокойтесь, любимый…
1 – й б о л ь н о й. Скоро успокоюсь.
1 – й а н г е л. Ну, перестаньте! Вы настраиваетесь на плохое, а надо на хорошее. У вас же анализы хорошие, врачи говорят, что на выписку идете…
1 – й б о л ь н о й. Анализы хорошие… А раньше я стихи хорошие писал… И все пошло прахом в этой суете, в погоне за заработками, в бесконечных романах… В сущности, только одна и была настоящая любовь…
1 – й а н г е л. Одна? Почему «была»? Разве вы больше не любите меня?
1 – й б о л ь н о й. Нет, я о другом… о другой. Не ревнуй, это было давно. Тогда и побыть наедине было негде, государство за нравственностью следило, представляешь? Представь себе, если бы сейчас государство следило за нравственностью! Что общего… А тогда было только одно место для любви – поезд. Ночь в Ленинград, день там гуляем сонные, ночь обратно – из последних сил… Как прекрасна поздняя молодость, полная энергии зрелость, роман, романс… В сущности, это последнее, что я написал, этот романс… Воспоминание о молодости.
1-й ангел вытаскивает из-под кровати гитару, аккомпанирует, 1-й больной поет. Романс 1-го больного.
Не разрушай идеала, дева,
всю правду мне не открывай,
не угощай плодами древа,
от сердца их не отрывай!
Сама поешь… Уже поела?
Теперь ложись. Уже легла?
Теперь за дело. Это тело,
и за окном ночная мгла,
и стук колес, и недопитый
стакан на столике звенит —
любовного приметы быта,
точнее, сам любовный быт…
И не гоните мне про змея,
и не втирайте про змею!
Я уклоняться сам умею,
я сам такого напою —
мол, я любви твоей не стою,
мол, горе той, кого люблю…
Меж Петербургом и Москвою
я ночью и теперь не сплю,
теперь бессонница – расплата
за то, что перся на рожон
средь простынь мокрых и помятых,
под сдавленные стоны жен…
И вы мне голову морочить
про эти будете дела?!
Летит, летит под сенью ночи
амура «Красная стрела».
1-й ангел кладет гитару и, приподняв свой белый хитон, так что становятся видны стройные ноги неясной половой принадлежности, осторожно взбирается на 1-го больного верхом. Вздрагивают и ритмично покачиваются крылья.
1 – й б о л ь н о й. Так и умереть не страшно…
2 – й б о л ь н о й. Только не напрягайтесь, любимый…
Гаснет светильник над кроватью 1-го больного, загорается над кроватью 2-го.
2 – й б о л ь н о й. Не песня, блин, а чисто депрессняк. Я не понял! Этот реально долбится в реанимации, имеет, как хочет, не то телку, не то пацана. Точно, голубизна! А здесь зажмуришься, пока, конкретно, печень дождешься. Это по понятиям? Одним все, другим ничего. Короче, я не понял…
С небес спускается 2-й ангел.
2 – й а н г е л. Отдыхай, брат. Утром обход будет, ты поставь вопрос перед доктором – когда. Они могут, если надо, они из кого хочешь печень вынут…
2 – й б о л ь н о й. Нет, я не понял! Вы по жизни, типа, девчонки или пацаны? Я раньше тебя, конкретно, среди сестер не видел…
2 – й а н г е л. Не парься. Ну, ангелы мы. Если, прикинь, ты меня любишь, то я становлюсь как бы на самом деле девушка, а если мы с тобой просто дружим, то я на самом деле как бы мальчишка.
2 – й б о л ь н о й. Тогда слушай, братан, у меня к тебе вопрос чисто по делу. У меня, извиняюсь, конечно, невеста есть, и ты мне как женщина… ну, похер, извиняюсь, конечно. Но вопрос есть бизнесОвый, ты понял?..
2-й ангел наклоняется, 2-й больной говорит тихо и неразборчиво, слышно только часто повторяющееся слово «блин». Светильник над кроватью 2-го больного гаснет, над кроватью 3-го зажигается.
3 – й б о л ь н о й. Одни любятся, другие шепчутся, а тут не уснешь. И сколько того сна осталось… Глядишь, до осмотра не доживу. Что характерно: без толку. У бандита свой толк, у профессора свой, каждому, как говорится, свое. А мне что? Пахал всю жизнь, как трактор «Кировец», оглянуться не успел, руки керосином отмыл – готово дело, на выход с вещами… И ссать снова хочется. Сестричка!
С небес спускается 3-й ангел.
3 – й а н г е л. Не кричи, отец. Сейчас…
3-й ангел достает из-под кровати утку, помогает 3-му больному пристроиться, слышно громкое журчание.
3 – й б о л ь н о й. Ох, хорошо… Спасибо, сестричка. Как тебя зовут, говоришь?
3 – й а н г е л. Сто раз тебе, батя, говорено: не сестричка я, а твой хранитель. Так и зови…
3 – й б о л ь н о й. Как?
3 – й а н г е л. Да как тебя самого зовут, так и меня зови, понял?
3 – й б о л ь н о й. Меня, допустим, Петром Степанычем… Так ты ж молодая еще, чтобы по отчеству…
3 – й а н г е л. Тьфу, бестолковый!.. Ну, ладно. Поскольку являюсь хранителем, скажу тебе одну вещь, а ты сам решай…
3-й ангел наклоняется, шепчет что-то на ухо 3-му больному. Зажигаются светильники и над кроватями 2-го и 1-го больных, теперь видны две пары шепчущихся и одна, занимающаяся любовью в позе «наездница». Послушав некоторое время шепот 3-го ангела, 3-й больной обращается ко 2-му.
3 – й б о л ь н о й. Слышь, парень! Братан! Слышь, зря вы это все придумали. Ты пойми, мне твои деньги ни к чему, в гробу карманов нету, а ты только зря потратишься. У меня ж настоящий рак, ты понял? Ну, возьму я твои тысячи, ну, поделюсь с ним, с хранителем моим…
