6-й шаг. «Побуждения к насильственным действиям не выражены явно повелительными формами, но содержатся в подтекстовой информации». Согласен, они не выражены даже в вопросительной форме, однако они выражены явно: «обязанность за его исполнение ложится на каждого гражданина России». Но так же очевидно, что обязанность за исполнение любого закона России ложится на каждого её гражданина. Оценка экспертом «неявного» характера указаний создаёт конспирологический аспект исследуемого текста, что не соответствует истине.

Эксперт, определяя характер действий как «насильственный», закладывает подтекстом насилие, которое ужесточает наказание. Эксперт подталкивает этим суд к повышению квалификации преступного уровня деяния. Эксперт опять тенденциозно закрепляет за понятиями «армия», «силой», «бойцы» насильственные действия, хотя очевидно, что силой бойцы, силой армии могут защищать закон, а не совершать насилие.

На протяжении всего анализа текста эксперт постоянно игнорирует основной смысл текста, выраженный предельно ясно: что надо добавить в Конституцию и что по закону требуется для этого сделать, не позволяя никому никакого беззакония.

Эксперт не понимает, что назначает закону о референдуме только насильственный способ его проведения. Для любого референдума надо собрать 2 млн. подписей, и всякий мешающий проведению референдума будет по закону осуждён, и к нему применят насильственную меру по закону.

Повторим. На разрешение эксперта были поставлены 8 вопросов, в каждом из которых его просят найти: во-первых, что-либо негативное; во-вторых, по отношению к какой-либо социальной группе. Но ведь для этого надо указать, к какой именно социальной группе это относится. Как мы видим, эксперт старался высосать из пальца негативное отношение к кому-либо, но это нездорово у него получилось. Сочувствую. Но ни единым словом эксперт не посмел выделить в исследовательской части какую-либо социальную группу. Понимаю. Ведь по энциклопедии социальные группы это относительно устойчивые совокупности людей, имеющие общие ценности и нормы поведения, складывающиеся в рамках исторически определённого общества.

В заключительной части эксперт из 8 поставленных вопросов скромно даёт ответы на 3 самостоятельно переформулированные, но непонятно какие вопросы.

1. «Исследуемый текст содержит призывы и побуждения к действию, направленному на осуждение людей, не присоединившихся к АВН. Уничижительная характеристика содержится в высказывании «Если ты Человек, а не только организм…». Оставляя за рамками проанализированную нами субъективность эксперта, отметим отсутствие социальной группы, которую эксперт постеснялся определить.

2. «Текст содержит высказывания, которые передают враждебный или насильственный характер действий по отношению к Президенту РФ, Членам Федерального Собрания РФ». Алогичность этого вывода мы показали, но объявить их социальной группой эксперт опять постеснялся.

3. «В тексте присутствуют выражения и высказывания, которые являются негативными оценками Президента РФ, Членов Федерального Собрания РФ, а также людей, не присоединившихся к движению АВН». Тут до кучи и президент, и члены Федерального Собрания РФ, и неприсоединившиеся к АВН. Понятно, почему в 1 пункте в группу «организмов» не включён президент РФ, ведь эксперт сама определила слово организм: «…подчёркивает неполноценность личности». Эксперт создаёт группы по полному произволу, но каждый раз не рискует придать им свойство «социальных».

Таким образом, эксперт не дала точный ответ на поставленные вопросы, что указывает на бессмысленность данной лингвистической экспертизы. Объективная причина такого результата в том, что вопросы коммуникации социальных групп относятся к специалистам социальных отношений и должны рассматриваться ими в комплексе со специалистами психолингвистики.

Поэтому мы настаиваем на признании проведённой лингвистической экспертизы неудовлетворительной и проведении дополнительной комплексной социо-психолингвистческой экспертизы.

Судья: Какое у вас ещё ходатайство?

Р. Замураев: Мы сделали с адвокатом запрос профессору кафедры массовых коммуникаций Московского городского педагогического университета Борисовой Елене Георгиевне и получили ответ.

Судья: Вы просите его приобщить?

Адвокат Корольков: Просим, да, приобщить. Заявляем ходатайство об этом.

Судья: Вы просите приобщить экспертное заключение…

Адвокат Корольков: Да, с нашим допросом.

Судья: …по заключению эксперта Фокиной Мадины Александровны?

Адвокат Корольков: Да.

Судья: Возражения будут по приобщению данного документа у прокурора?

Защитник: Ваша честь! Может быть, есть смысл зачитать, чтобы прокурор смотрел по тексту и имел время для обдумывания?

Судья: Сейчас, минуточку. Мы сначала решим вопрос, будем ли мы это приобщать и исследовать. Сейчас прокурор посмотрит.

Защитник: Может, зачитать пока, а вы скажете, да или нет. Приобщаем либо нет.

Судья: Приобщим – будем исследовать, не приобщим – не будем исследовать… То есть фактически вы поставили те же вопросы, которые ставились…

Адвокат Корольков: Да.

Защитник: Только что сам прокурор сказал о том, что эксперт ответил не на те вопросы, скажем так, как минимум, не на все вопросы. То есть прокурор уже потребовал…

Прокурор: Не возражаю.

Судья: Ну, я полагаю необходимым приобщить, поэтому удовлетворяю ваше ходатайство. Значит, приобщить.

Прокурор: Не надо читать, читать умеем.

Р. Замураев: Я прошу зачитать.

Судья: Вы просите огласить этот документ?

Защитник: Огласить, да.

Судья: Ну хорошо, огласим. Поскольку приобщили этот документ.

Прокурор: Ваша честь, а сам запрос имеется?

Адвокат Корольков: Да, все представлено.

Судья: Да, запрос имеется. Те же вопросы, которые ставились… Давайте я оглашу. (Зачитывает экспертное мнение д.ф.н. профессора Е.Г. Борисовой.)Подпись, печать имеются.

Следующим по ходатайству Р. Замураева о приобщении к делу было зачитано судьёй экспертное мнение доктора филологических наук, профессора МГПИ Е.Г. Борисовой о том исследовании, которое провела тоже профессор - лингвист М.А. Фокина.

Первая и вторая части текста являются законодательными проектами, толкование которых позволительно только юристам, а не лингвистам. В данной части экспертного заключения эксперт явно вышел за пределы своих специальных знаний. Лингвистическое рассмотрение законов – это оскорбление юристов подозрением в незнании ими русского языка, но даже в таком случае лингвистический анализ вызывает удивление.

1. Доцент Фокина М.А. ориентировалась на труды, посвященные анализу связного текста, преимущественно художественного (Бабенко, Казарин). Лингвистическому анализу художественного текста посвящены и труды И.С. Валгиной и И. Гальперина. В этих работах не содержится сведений, позволяющих определить намерения автора и дать оценку той или иной социальной группе - не содержится разбор сведений, позволяющих юристам выявить признаки наличия экстремистской деятельности. А эксперт, выполняющий экспертизу по заданию следственных и судебных органов, обязан иметь в виду именно эту цель.

Возможно, именно поэтому исследовательская часть экспертизы не содержит тех видов анализа, которые необходимы для оценки какого-либо текста с точки зрения соответствия законодательству. В частности, наличия в тексте высказываний, которые юристы могли бы оценить как возбуждающие национальную, религиозную или социальную рознь, пропаганду насильственных действий и т.п. Отсутствует обязательный для эксперта-лингвиста анализ контекста, в котором употреблены высказывания, и обязательный лингвопрагматический анализ (выявление интенций автора, характеристик речевых актов) (см. Методические рекомендации об использовании специальных познаний по делам и материалам о возбуждении национальной, расовой или религиозной вражды / Утверждены Заместителем Генерального прокурора РФ М.Б. Катышевым 29.06.99 года № 27-19-99; Галяшина Е.И. Лингвистика vs экстремизма: В помощь судьям, следователям, экспертам / Под ред. проф. М.В. Горбаневского. – М.: Юридический Мир, 2006 г. – 96 с.; Лингвистическая экспертиза текста: теория и практика: учебное пособие / А.Н. Баранов. – М.: Флинта: Наука, 2007. – 592 с.)