Дженет посмотрела на Коула, хотя и обращалась к Эллен.

– Уверена, что капитан Амхерст просто джентльмен. – Прищур ее глаз был холоден. – У него хороший вкус и высокие моральные принципы. Так что осмелюсь предположить, что фривольность театра ему претит... возможно, он даже считает то, что там происходит, непристойным...

Делакорт даже поперхнулся от этих слов. А Коул резко выпрямился в кресле.

– Спасибо, миледи, за ваше столь высокое мнение обо мне, – с легкой иронией ответил он. – Но, уверяю вас, вряд ли я достоин такой похвалы.

– Похвалы? – Дженет глубоко вздохнула, но Делакорт не дал ей договорить и впервые за весь вечер обратился к Коулу:

– А скажите, Амхерст, как мог богослов оставить свои занятия и пойти в армию? Должен признаться, меня это всегда интересовало.

– Была война, милорд, – просто ответил Коул. – И я посчитал это своим долгом.

Черт бы побрал этот долг, подумала Дженет, наблюдая за Коулом и Дэвидом, которые продолжали говорить об армии и послевоенной экономике. О да, Коул Амхерст очень трепетно относился к выполнению своего долга. И хотя обычно судьба большинства безработных солдат вызывала у Дженет глубокую тревогу, сегодня ей было на это наплевать. Пожалуй, сегодня она слишком много выпила. А, ладно, на это тоже наплевать. Дженет легонько постучала пальцами о край бокала, и слуга тут же его наполнил. Дэвид при этом оборвал свою фразу и неодобрительно посмотрел на нее. Но Дженет не обратила на это внимания и вернулась в мыслях к своему разговору с Пирсоном.

Если бы в последнем отчете Пирсона содержалось нечто основательное, она могла бы вышвырнуть Коула из своего дома, да и вообще из своей жизни. Однако правда заключалась в том, что она начала чувствовать зависимость от Коула. Он был ей нужен.

И это было очень опасно. Дженет медленно подняла взгляд от бокала и посмотрела на золотистые волосы Коула, на его полные, чувственные губы. С каким вкусом этот мужчина подбирает свой гардероб. Необычайно элегантная одежда и простой галстук наверняка выделяли бы его, если бы сейчас комнату заполнили лондонские модники и щеголи. Менее утонченные джентльмены одевались чересчур вычурно, а вот Коул точно знал меру.

Он такой привлекательный. Такой соблазнительный. И у него твердые моральные принципы, как сказал Джеймс. Испытывая одновременно смущение и злость, Дженет захотелось поколотить Коула за то, что он такой правильный. Но вместо этого она осушила бокал до половины. Похоже, это лучший способ заглушить боль от осознания того, какие они разные. Может, и плохо, что Пирсон не обнаружил ничего предосудительного. Создавалось впечатление, что Коул Амхерст человек загадочный... или по крайней мере очень осторожный. Как Дженет и предполагала, Коул не испытывал нужды в деньгах. На самом деле он владел обширным поместьем, которое не было заложено или обременено долгами. Хотя, похоже, он почему-то не проявлял к нему должного интереса. После женитьбы он перестал преподавать в университете, получив при этом превосходные рекомендации, и сейчас его с удовольствием приняли бы обратно.

В военном ведомстве капитана Амхерста считали отважным офицером и знатоком стратегии, а отсутствие заносчивости снискало ему любовь подчиненных. Пирсон подтвердил, что у Коула нет детей, он вдовец, а репутация покойной жены выше всяких похвал. Любовницы у капитана не было, он ни за кем не ухаживал. Отсутствовали любые зацепки, из-за которых его могли бы шантажировать. Короче говоря, Коул считался умным, хотя и довольно скрытным человеком, прекрасным наездником и игроком в крикет.

Прямо-таки образец мужской добродетели. Черт бы его побрал! Дженет заставила себя не смотреть на Коула и принялась рассматривать столовое серебро, хрусталь и фарфор, хотя все это богатство для нее ничего не значило. Коул воплощал в себе все, чем она восхищалась и что хотела видеть в мужчине. Он прекрасно ей подходил, точнее, прекрасно бы подошел лет десять назад. До того, как она изменилась, до того как по воле отца попала в тот мир, в котором была не готова жить.

Да, она выполняла свои обязанности представительницы семейства Камерон, выполняла их не хуже любой другой женщины. Стала твердой, хитрой, осторожной, и порой даже казалось, что она ничуть не лучше своего отца. Внезапно Дженет охватило желание убежать из столовой. Убежать от этой жизни, убежать от всего.

Лакей как раз подавал сыр, когда Дженет резко поднялась и рывком отодвинула кресло.

– Джентльмены, думаю, пора оставить вас, чтобы вы могли поговорить за портвейном, – заявила она.

Делакорт и Коул вскинули головы. Виконт внимательно посмотрел на Дженет.

– Но, Дженет, дорогая, – с легкой насмешкой сказал он, – только что подали последнее блюдо. Вам наверняка захочется вместе с нами...

Дженет оборвала его резким взмахом руки.

– Нет! – Она вопросительно посмотрела на Эллен. Кузина тоже поднялась.

– Да, конечно, – торопливо согласилась она, с сочувственным видом протягивая руку маркизе. – Я уже больше не проглочу ни кусочка. Пойдем, Дженет, посидим в гостиной.

Коул понятия не имел, что вынудило Дженет столь стремительно уйти из-за стола. Перспектива продолжать ужин наедине с Делакортом его отнюдь не радовала. Пока лакеи убирали нетронутые тарелки, Коул пытался тщательно разобраться в своих чувствах. Он не мог найти разумного объяснения своей враждебности к молодому виконту. Если не считать раздражавшего Коула повышенного внимания Делакорта к Дженет, виконт вел себя вполне учтиво. Тогда откуда эта неприязнь?

Делакорт – двуличный, вероломный негодяй. Вот откуда!

Внезапно Коул осознал, что Делакорт тоже с подозрением его разглядывает. Коул наполнил бокалы темно-красным вином и поставил бутылку на поднос. Делакорт поднял бокал.

– За нашу прекрасную хозяйку, – произнес он, глядя на Коула поверх бокала.

– Разумеется, за нашу хозяйку, – согласился Коул, сделал глоток и отставил бокал.

– Не нравится вино? – беспечно поинтересовался виконт. – Или вам, Амхерст, что-то еще не по вкусу?

– Не понимаю, о чем вы, Делакорт, – спокойно ответил Коул. – Портвейн прекрасный, да и вообще ужин был превосходным.

– Да, у Дженет отличная кухарка, ну, разве что ее блюда слишком традиционны. И все же ей далеко до Жака, бывшего старшего повара, которого недавно уволили.

– Неужели? – буркнул Коул, уже уставший от желания виконта во всем демонстрировать свое превосходство.

– Разумеется. Но я имел в виду не ваши гастрономические вкусы.

Коул почувствовал, что теряет терпение.

– Послушайте, Делакорт, боюсь, что армия не пошла на пользу моим манерам. И, честно говоря, не люблю послеобеденные состязания в остроумии. Так что говорите прямо, что вы имеете в виду.

Лорд Делакорт лукаво улыбнулся.

– Отлично! Будем говорить откровенно. Я хочу сказать, что все время наблюдал за вами. А вы не отрывали от нее глаз.

– Все равно не понимаю, о чем вы, – серьезным тоном ответил Коул. – Да и какое вам дело до того, кто на кого смотрит?

Делакорт казался совершенно невозмутимым.

– Я говорю о леди Мерсер, разумеется. Ведь я взял на себя обязанность... – виконт поднял глаза к нему, подыскивая нужные слова, – отстаивать ее интересы, скажем так.

Коул едва сдерживал раздражение.

– А на мой взгляд, Делакорт, ваше вызывающее поведение лишает вас на это права, – процедил он сквозь стиснутые зубы.

Виконт вскинул голову и рассмеялся.

– Признаюсь, вы меня смутили, Амхерст. А я и понятия не имел, что у вас на уме.

Приступ крайней досады охватил Коула. Господи, он едва не ляпнул лишнего, а ведь не имел ни малейшего намерения открывать свои тайны этому высокомерному щеголю. Коул медленно, глубоко вздохнул и заговорил как можно спокойнее:

– Поймите, Делакорт, леди Мерсер и так уже достаточно настрадалась. И сейчас она просто не вынесет бессердечного предательства человека, который ей дорог.

Краска отхлынула от лица Делакорта.

– Прошу вас, продолжайте, Амхерст, – холодно промолвил он. – Я вас внимательно слушаю.