— А другого?

— Другой сидел с какой-то большой компанией, и у меня не было желания подходить. В конце концов он даже не поклонился.

Они помолчали. Седой человек ставил на прилавок электрический чайник, а напарница Кральской выписывала квитанцию.

— Это очень важно? — спросила Барбара тихо.

— Что?

— Ну все… Что кто-то мог войти ко мне в первом часу…

— Мне бы хотелось поговорить с этим парнем, — сказал Ольшак.

— Этого удовольствия я вам не могу доставить, — ответила Барбара довольно резко, но сразу же опомнилась: — Извините, но мне бы тоже хотелось с ним поговорить.

— Он вам понравился?

— Немного. Высокий, хорошо сложенный блондин, светлые глаза.

— А какие-нибудь особые приметы?

— Боже, ох уж эти офицеры милиции! Интересный, пан инспектор. Интересный и очень симпатичный.

Больше ей нечего было сказать. Барбара проводила инспектора до двери.

Все могло произойти примерно так… Человек, назвавшийся Тадеком, взял ключи, когда Барбара уснула, а потом вернулся в ее квартиру, около часа ночи. Зачем? Если бы у Кральской что-то пропало, она наверняка бы сказала. Хотя это минутное замешательство, когда она вспомнила, что у ее знакомого не было ключей. И потом, когда Ольшак был в первый раз у Кральских четвертого сентября утром, хозяйка что-то искала в сумочке, как будто бы обеспокоенная. Может, нужно по-другому поставить вопрос. Зачем Тадек вообще выходил, если собирался вернуться в эту квартиру в час ночи? Кральская была уверена, что ее муж приедет только на следующий день, и вполне могла сказать об этом своему ухажеру. Или Тадек знал, когда появится Кральский? И наконец, главное: какую связь все это может иметь с самоубийством Сельчика. Час ночи… Тадек выходит в лоджию… Молодой, ловкий, перескакивает через барьер, и вот он уже в квартире Сельчика. А дальше? Заставляет написать эту пресловутую записку? Каким образом? Почему?

Гипотеза привела к абсурду. А может, Тадек хотел оказаться в квартире Сельчика после его смерти? Сколько у него было времени? Несколько минут до прибытия милиции. Этого могло хватить Но откуда он мог знать, что Сельчик выбросится из окна?

Так или иначе, прежде всего нужно было установить, кто этот Тадек. Это не казалось инспектору слишком трудным делом. Сразу же по возвращении в управление он вызвал сержанта Марысю Клею. Девушка вот уже несколько дней слонялась без дела, и майор Керч смотрел на это косо. «Отдай Марысю Чулику, — говорил он Ольшаку. — Ему всегда не хватает сотрудников».

— В чем дело? — спросила Марыся.

— Речь идет о ресторане под названием «Спутник».

Марыся рассмеялась.

— Кажется, мы должны там иметь постоянного представителя. Все время «Спутник» кому-нибудь нужен. Недавно Чулик посылал туда Костишевского, который целую неделю тратил деньги на кофе и ухаживал за девушками, но так ничего интересного и не обнаружил.

Ольшак объяснил ей, что нужно разыскать парня по имени Тадек, причем буквально в ближайшие часы. Известно, что приятель Тадека, пожилой и элегантный человек по имени Сташек, также бывает в «Спутнике».

— Будет сделано, — ответила девушка. — У меня там есть ходы. А если парень хоть раз появится в «Спутнике», кто-нибудь да должен его помнить.

Ольшак описал ей Барбару Кральскую, а потом уже по привычке посоветовал быть осторожнее. Мало ли на что могут быть способны некоторые посетители…

— Ухаживать за девушками, — ответила Марыся, — да пускать пыль в глаза. Ничего интересного, знаю я эту публику. — Она критически разглядывала свои туфли. — Уже две недели ищу босоножки, — пожаловалась она, — и ничего не могу найти. Может, заняться обувными магазинами?

— Это не в нашем ведении, — ответил Ольшак.

Отправив Марысю и дождавшись кофе, он стал читать рапорт Келки. Келка не любил писать, охотнее рассказывал. Каждый инспектор знает, что отчеты сотрудника только скупые конспекты его обширных наблюдений.

«В 21.30 Антоний Спавач вошел в ресторан «Орбис», где вышеупомянутый сел за столик с двумя мужчинами, личности которых мне удалось установить, а именно: Ровак Тадеуш и Желковский Винцент, снабженец фабрики «Анилана». Скандалов или иных нарушений общественного порядка не наблюдалось».

Рассказывал бы Келка это иначе. Примерно так:

— Сначала, пан инспектор, я увидел машину Желковского перед гостиницей «Орбис», такой голубой «фиат», на котором он ездит весь год и, очевидно, скоро поменяет… и никто, пан инспектор, не спросит его, откуда он берет деньги. Знакомый портье в «Орбисе» сразу мне сказал, что пан снабженец приехал, как всегда, на два дня и, как всегда, получил шестой номер с ванной. Ну я пошел на Варминьскую и сел у окна в кафе Ратайя, как раз напротив магазина Спавача. В этом кафе одна официантка думает, что я прихожу из-за нее, и строит мне глазки. Она дала мне двойной кофе, и я спокойно дожидался голубого «фиата». По правде говоря, меня больше интересовал фабричный грузовик, который развозит товар фабрики «Анилана». Голову даю на отсечение, пан инспектор, что Желковский поставляет Спавачу налево нейлон, но этому нет ни одного доказательства. «Фиат» приехал перед обедом. Желковский не из трусливых. Он поставил машину прямо перед магазином Спавача и вошел внутрь. Я, естественно, потащился за ним и начал торговаться с блондинкой, продавщицей, о цене свитера, пока она не сказала мне, что я, мол, плохо воспитан. Желковский со Спавачем сидели в задней комнате, стены там тонкие, но я ничего не услышал, так как говорили они очень тихо. Нет, вы мне скажите, пан инспектор, о чем могут говорить снабженец большой фабрики и торговец с Варминьской? Мне пришлось выйти из магазина и ждать Желковского еще полчаса. Он вернулся в гостиницу, а я засел в холле до самого вечера, так как был уверен, что они еще раз встретятся.

Спавач пришел в девять и сразу прошел в ресторан. Его уже ожидал тот ревизор, что курит сигары, Ровак. Неподалеку был свободный столик, я его сейчас же занял и заказал четвертинку, чтобы официант оставил меня на время в покое. Спавач и Ровак разговаривали очень тихо, и я расслышал всего несколько слов… Спавач повысил голос и сказал что-то вроде: «Вы ошибаетесь, пан Тадеуш, у этой блондинки великолепные ноги». Потом несколько раз повторилось слово «шахматы». Спавач говорил о комиссионном, где их можно купить. Официант принес им заливную рыбу и рябиновую настойку, а проходя мимо меня, сделал вид, словно не заметил. Потом они выпили, Ровак залпом, а Спавач только пригубил, видно, боится водки… Нет, пан инспектор, я вовсе не утверждаю, что, если кто боится водки, у того совесть нечиста. Наконец появился Желковский. Я почему-то подумал, что хорошая получилась тройка: торговая инспекция, частная инициатива и снабжение. Желковский и Ровак между собой на «ты». Желковский сказал: «Рад, что снова тебя вижу», а Ровак только улыбнулся. Официант наконец принес мне четвертинку. Уже начались танцы, и их внимание привлекла одна очень милая пташка. Ровак хотел было встать из-за стола, чтобы пригласить ее на танец, но Желковский придержал его за рукав. Потом они стали говорить немного громче, так как официант принес очередную поллитровку. Ровак сказал: «Я не видел этого письма». Спавач же, изрядно пьяный, хоть и пил меньше других, встал, держась за угол стола, и провозгласил: «Выпьем за упокой его души». Ровак тоже поднял рюмку. «За упокой души Конрада Сельчика», — повторил он.

Потом Спавач шептал что-то на ухо Роваку, а тот крутил головой и смотрел на меня. Долго так смотрел, а потом встал и подошел к моему столику.

«Я хочу с вами выпить, молодой человек», — объявил он.

Я ответил согласием и спросил, чему обязан такой чести.

«Мне нравится ваша морда, — сказал Ровак. — Она не подходит к вашей работе». — «К какой работе?» — спросил я, наполняя рюмки. «За холостяков, — произнес он и угостил меня сигарой. — Эта сигара куплена на собственные деньги. А вам за водку возвращают или нет?» Я покраснел, но оставался спокойным. «Что вы имеете в виду?» — спросил я вежливо. «Ничего, — уверил он меня. — У каждого человека есть свое хобби. Я, например, люблю пить на деньги Спавача. Но и вашу водку охотно пью. Предлагайте тост».