Из расшифрованных писем были установлены тайные адреса, которыми пользовалась она в Голландии, Швеции, Швейцарии и в самих Соединенных Штатах. Эти адресаты и все связанные с ними лица были взяты под тщательное наблюдение. Вскоре секретные агенты заметили, что точно в определенный день недели, в одно и то же время кузина одного из подозреваемых входила в собор святого Патрика, занимающий целый квартал вдоль 5-й авеню в Нью-Йорке.

В том, что молодая девушка раз в неделю ходила на богослужение, не было, разумеется, ничего странного. Подозрительным показалось лишь то, что делалось это словно по особому расписанию. Но хотя довольно долго контрразведчики следили за каждым шагом «кузины», до 16 апреля 1918 года ничего необычного обнаружить не удавалось.

В этот вечер, как всегда, девушка вошла в почти пустой собор.

Она остановилась за церковной скамьей и некоторое время стояла на коленях, потом поднялась и быстро вышла, оставив на скамье газету. Сутулый, хорошо одетый человек, у которого в руке тоже была сложенная газета, стоял на коленях за той же скамьей. Подобрав обе газеты, он перекрестился, встал и вышел из собора. На улице «Сутулый» остановил такси и поехал в фешенебельный отель «Нассау», зашел в вестибюль, опустился в кресло, с видимым удовольствием закурил…

Примерно через полчаса «Сутулый» встал и вышел, уже известным приемом оставив газету на столике у кресла. Но сделал он это не раньше, чем красивая и хорошо одетая блондинка заняла место напротив. В ее руках тоже было несколько газет, которые она положила рядом с собой, и журнал. Посидев немного и просмотрев журнал, блондинка собрала все лежавшие на столике издания, подошла к лифту и поднялась к себе в номер.

Эта женщина и оказалась разыскиваемой английской разведкой мадам Мари де Викторика. Она была арестована в тот момент, когда в бинокль наблюдала из окон своего номера за проходившим в море транспортом военных судов, груженных снаряжением и войсками. Среди вещей мадам Мари были обнаружены два белых шелковых шарфа, пропитанных немецкими невидимыми чернилами. В газете, переданной ей «Сутулым», лежала 21 тысяча долларов от немецкого министра фон Эккарда.

В ходе следствия выяснилось, что Мари де Викторика с 1910 года была немецкой шпионкой. Она поддерживала связь со многими агентами разведывательной службы полковника Николаи, которые организовывали саботаж и диверсии на шахтах, пристанях, доках, верфях, судах и военных заводах, занимались сбором информации, осуществляли террористические акты.

В разоблачении этой разветвленной агентурной сети пятой секции М.И.8 принадлежала едва ли не ведущая роль. Лейтенант Ярдли был поистине неутомим. Он разбирался не только в кодах и невидимых чернилах, но изучил также многие германские системы радиосвязи. Приблизительно в это же время возникло предположение, что инструкции отдельным немецким агентам за границей передаются по радио, для чего использовалась, по-видимому, станция «Поз», находившаяся в Науене, близ Берлина. На это указывала большая мощность станции и частое повторение одних и тех же сообщений.

Довольно скоро было установлено, что все эти сообщения адресованы немецкому посланнику в Мехико-Сити. Располагая этими данными и координируя работу своих представителей в Мексике, Ярдли вскоре смог дешифровать сообщения станции в Науене.

Организация саботажа на американских военных заводах, разжигание расовых конфликтов и осуществление диверсий на нефтепромыслах страны — такова была «тематика» передач, транслировавшихся из Берлина в Мехико-Сити и обратно. Хотя для связи с Мехико-Сити станция «Поз» применяла очень сложную для дешифровки систему пятизначных групп, М.И.8 справилась с этой задачей.

К концу войны Ярдли, теперь уже капитан, значительно расширил и обогатил свой криптографический опыт. Незадолго до ее окончания он был командирован за океан, чтобы ближе познакомиться с криптографическими учреждениями союзников. Здесь его поджидало очередное разочарование.

В августе 1918 года Ярдли прибыл в Лондон с целью установить контакты с английскими коллегами, а ко времени заключения перемирия находился в Париже, где изучал методы работы так называемого «черного кабинета» — французского контрразведывательного криптографического бюро. Видимо, поэтому ему и поручили выполнять обязанности криптографа американской делегации на открывшейся в Версале мирной конференции.

Несмотря на свое скромное воинское звание, Ярдли не без основания считал, что сумел сделать весомый вклад в дело победы союзников. Ведь недаром же Фридрих Великий часто повторял, что один хороший шпион стоит порой целой армии. И конечно, самолюбие Ярдли было очень уязвлено новым назначением.

К тому же и общая обстановка на Парижской мирной конференции оставляла желать лучшего. Президент «Вильсон там оказался совершенным дурачком, которым Клемансо и Ллойд-Джордж вертели, как пешкой».[1] Дипломаты Антанты дали ему возможность тешить себя иллюзиями о великом будущем США в Лиге наций, а сами тем временем стремились потеснить Соединенные Штаты где только возможно. Поневоле знакомящийся с секретной информацией Ярдли со все большим презрением наблюдал за маневрами вчерашних союзников Америки.

Политические унижения сопровождались и личными.

В Версале Ярдли стал очевидцем «тщательно отшлифованного лицемерия и элегантной игры… интриг и контринтриг», на фоне которых его собственная хитрость показалась ему ничтожной. «Дела сильных мира сего, — записывает он позже в своем дневнике, — вызывали у меня мало почтения». Самолюбие Ярдли страдало и от пренебрежительного отношения к нему английских и французских коллег, для которых он «был всего лишь выскочкой».

Самым убедительным свидетельством приближения морального краха Ярдли в этот период было его равнодушие, к известию, которое несколько лет назад заставило бы его любым способом поднять тревогу. Еще в ходе работы конференции из одной дешифрованной телеграммы криптограф американской делегации узнал о заговоре с целью отравить президента Вильсона. Нити заговора вели не в побежденную Германию, а… к французским и английским разведывательным службам. Проинформированный вышестоящий американский офицер убедил его не придавать значения сомнительной новости. И Ярдли, недавно еще неутомимый, неистовый Герберт Ярдли равнодушно согласился с подозрительными доводами. Из Европы он возвратился разочарованным, ожесточенным и циничным. Возвращение на родину душевного спокойствия не принесло.

Война кончилась. Военные учреждения начали сокращаться до пределов, предусмотренных бюджетом мирного времени. Это, естественно, коснулось и органов военной разведки. А ликвидация шифровального бюро для Ярдли означала бы крушение всех его жизненных планов. «Каждая война, — писал по этому поводу американский историк Л. Фараго, — порождает людей, у которых дремлющая склонность к приключениям расцветает буйным цветом и которым трудно возвращаться к нормам мирной жизни». Одним из таких и был Герберт О. Ярдли.

По расчетам шефа армейских криптографов, для эффективной работы секции требовалось не менее 100 тысяч долларов в год. Военно-морское министерство, соперничавшее с военным ведомством, отказалось субсидировать затею армейских разведчиков. И все же выход был найден. Государственный департамент, больше всех заинтересованный в такой работе в мирное время, согласился выделить недостающую сумму из своих средств. Фрэнк Полк, исполнявший обязанности государственного секретаря, и другие руководящие деятели внешнеполитического ведомства, хорошо знавшие Ярдли, достаточно высоко ценили его услуги и потому посчитали сделку выгодной.

Дело было довольно быстро улажено, но возникла новая проблема. Существовал закон, запрещающий включение подобной секретной организации в число учреждений государственного департамента, и поэтому она не могла находиться в Вашингтоне. Закон пришлось обходить, реализуя выделенные ассигнования в другом штате. После долгих препирательств Ярдли направился в Нью-Йорк подыскать помещение, где американский «черный кабинет» мог бы укрыться от любопытных глаз и иностранных правительств.