– Да, конечно. Я совсем не подумал об этом, – признался Джайлз.

– Ладно, не будем об этом, – посоветовал Креншоу, неловко, со стуком, поставив рюмку. – Ты хочешь, чтобы король заботился обо всех своих подданных?

– У него не было ничего, кроме репутации героя, – печально улыбнулся граф.

– А разве это не самое ценное на свете? – Креншоу выразительно развел руками. – Безусловно, он не заслужил, чтобы его темной ночью закопали в могилу, не произнеся над ним христианской молитвы. Это дикая, отсталая деревня, Джайлз. Еще десять лет назад мы хоронили самоубийц на перекрестке дорог, протыкая их сердца кольями. Пусть церковь обеспечит майору достойное погребение, а об остальном предоставь беспокоиться полиции.

– Ты уверен, что это убийство? – вздохнул Джайлз.

– А что же еще, если оружия нет, а дом пустой? Кто-то просто воспользовался ярмарочным праздником – возможно, цыгане – и решил легко поживиться. Они, должно быть, даже не знали об Элиасе.

– Дом был пустой? – Джайлз в упор посмотрел на доктора.

– Миссис Монтфорд дала всем выходной ради ярмарки, – после минутного колебания ответил Креншоу.

– Странно, – заметил Джайлз. – Насколько хорошо ты ее знаешь?

– Могу сказать, так же, как любого другого, – опять немного помолчав, сказал доктор. – Она немного... надменная. Возможно, неуступчивая. Но очень опытная. Достаточно только взглянуть на дом, чтобы это понять. Да, до ее приезда это место было сви... – Креншоу слегка побледнел.

– Свинарником, – сухо закончил за него Уолрейфен. – Да, я знаю. Миссис Монтфорд регулярно писала мне и жаловалась на это. Она совершила здесь потрясающие преобразования. Теперь здесь чувствуется даже какая-то теплота, – после паузы признал он.

– Издавна Кардоу был одним из самых внушительных английских имений, – натянуто улыбнулся доктор. – И наконец он опять так выглядит. Ни у кого не вызывает сомнения, чья это заслуга.

– Скажи мне, Креншоу, что известно об этой женщине? – Граф задумчиво отхлебнул бренди. – Она... вернее, была ли она... хм, любовницей моего дяди?

– Определенно могу сказать, что это не мое дело. – Все краски исчезли с лица Креншоу.

– Да-да, но что говорят? – нетерпеливо спросил Джайлз. – Как ты сказала, деревушка здесь маленькая.

– Верно, – согласился доктор, сосредоточенно глядя в свою рюмку. – Именно поэтому нельзя верить и половине того, что слышишь. Поначалу да, были разговоры, что у нее связь со старым чертом – прости меня, Уолрейфен, – и мне казалось, что майор питает к ней нежные чувства, потому что он мирился с ее вмешательством в его жизнь. Но окончательно убедило в этом всех в деревне то, что вскоре после ее приезда майор прекратил... хм... свои похождения.

– Ты хочешь сказать, водить проституток? – вставил Уолрейфен.

– Да, водить проституток, – грустно улыбнулся доктор. – И он больше оставался дома. Но я полагаю, причиной этого были его возраст и пьянство, воздействовавшие на его... э-э... силу, если ты меня понимаешь.

– Боюсь, понимаю, – криво усмехнулся Уолрейфен. – Скажи, Креншоу, что думает мировой судья?

– Кто, старый Хиггинс? – У доктора вытянулось лицо. – Он, само собой, подозревает миссис Монтфорд. По его мнению, она что-то скрывает, а всегда проще всего свалить все на чужака, не так ли? Она держится обособленно и редко ходит куда-нибудь дальше деревни, если только не понадобится кому-то из арендаторов. По теории Хиггинса, между ней и майором, возможно, произошла одна из их всем известных стычек, которая на этот раз вышла из-под контроля. Но он ошибается, Уолрейфен. Обри Монтфорд не убивала твоего дядю.

Горячность доктора удивила Джайлза, однако ему хотелось с ним согласиться. Женщина, с которой он только что познакомился, не казалась способной совершить такое преступление. О, он не сомневался, что миссис Монтфорд была способна на убийство, но это было бы хорошо спланированное убийство, а не порыв бесконтрольной ярости, после которого на ковре остались пятна крови, а в доме беспорядок.

– Ты говоришь так, словно сражен моей экономкой, старина, – заметил Уолрейфен.

– Ах, возможно, и есть немного, – признался Креншоу, улыбнувшись мальчишеской улыбкой. – Знакомство с ней принесло мне много хорошего. Но согласись, Уолрейфен, она редкая красавица и к тому же обладает определенным обаянием, если мужчина не боится сильных, самостоятельных женщин.

– Я не заметил, – солгал Джайлз, потому что на самом деле у него были смешанные чувства к миссис Монтфорд.

Она его раздражала, ему не нравился ее острый язычок и надменный, презрительный вид, который она напускала на себя, но от него не ускользнули искорки юмора, сверкнувшие у нее в глазах, когда он упомянул о дохлых жабах, и это почему-то смягчило его гнев, если не голос.

И Креншоу был прав – она обладала редкой красотой. Но это лицо с тонкими чертами, имевшее форму сердца, и светящиеся зеленые глаза выглядели чересчур уж смышлеными. А ее густые волосы, рыжие волосы, которые каким-то образом ухитрились выбиться из-под покрывавшего их чепца, как будто старались выставить себя напоказ! Да, ее внешность вызвала у Джайлза удивление, ведь его дядя предпочитал чувственных женщин.

– Обри, – протянул Уолрейфен. – Это ее имя? Как странно, что я не знаю такого. У Хиггинса есть какие-нибудь достоверные улики против нее?

– Ее одежда была перепачкана кровью, – снова пожав плечами, сообщил доктор. – Как следует из ее заявления, она была одна в доме. И, по словам Хиггинса, она сохраняла спокойствие, разговаривая с ним. Но миссис Монтфорд вряд ли можно отнести к истерическому типу людей.

«Да, это абсолютная правда», – согласился про себя Джайлз. Сегодня днем она столкнулась с ним один на один и не отступила, не проронила ни слезинки, не впала в истерику в отличие от большинства знакомых ему женщин. Его гнев, казалось, не произвел на нее совершенно никакого впечатления, даже тогда, когда он пригрозил рассчитать ее. «Что нужно сделать, чтобы она сбросила с себя эту маску? И была ли это действительно маска?» – задумался он. Возможно, у этой женщины не только спина была из твердой стали, и, возможно, как подозревал Хиггинс, она что-то скрывала.

В этот момент дверь отворилась, и Джайлз увидел Певзнера.

– Прошу прощения, милорд, – сказал дворецкий. – Я не знал, что здесь доктор Креншоу.

– Певзнер, вы чем-то расстроены, – окликнул дворецкого Уолрейфен, когда тот уже наполовину закрыл дверь.

На самом деле губы дворецкого были неодобрительно сжаты, словно он только что нашел на обеденном столе дохлую крысу. Он вошел в комнату и, бросив на Креншоу настороженный взгляд, закрыл дверь.

– С сожалением должен доложить вам, сэр, что исчезли карманные часы вашего дяди.

– Его часы? – нетерпеливо переспросил Джайлз.

– Да, сэр. Они были из чистого золота и отделаны сапфирами, – как бы оправдываясь, сказал дворецкий. – Он очень дорожил ими и всегда держал в шкатулке на туалетном столике. Я собирал его вещи, но часов в его комнатах нигде не нашел. Боюсь, их украли.

– Я сообщу это Хиггинсу. Благодарю вас за старания. – Уолрейфен вздохнул, он знал, что материальные ценности не много значили для Элиаса.

– Если они не найдутся в ближайшее время, – настаивал дворецкий, – я думаю, следует обыскать весь дом.

– Конечно. Организуйте это, Певзнер. – И Джайлз жестом руки отпустил дворецкого.

– Мне тоже пора идти. – Креншоу резко поднялся, когда Певзнер, кивнув им, вышел. – Моя помощь больше не нужна?

– Нет, Креншоу, спасибо тебе. – Встав, Джайлз протянул другу руку, но потом быстро отдернул ее. – Подожди, есть еще кое-что. Огилви сортировал почту, и среди нее оказалось письмо, адресованное тебе. – Подойдя к столу, он стал перебирать стопку конвертов. – Вот. – Джайлз протянул доктору коротенькую записку. – Огилви нашел его на столике у двери в большом зале. В суматохе кто-то, видимо, положил на него пришедшую почту.

– Почерк миссис Монтфорд, – сказал Креншоу, рассматривая сложенную бумагу, и, сломав печать, бегло прочитал послание, а затем передал его Джайлзу.