Мы оба продолжали еще смотреть на нее, когда она обратила взгляд в нашу сторону и, узнав моего собеседника, одарила его мимолетной холодной улыбкой. Седовласый муж чина приветственно помахал рукой и почтительно кивнул.

– Очаровательная молодая дама, – пробормотал он, отводя меня в сторону. – Но такому парню, как вы, не стоит терять времени, пытаясь завоевать ее благосклонность. Я вовсе не хочу вас обидеть, вы кажетесь очень порядочным юно шей, но видите ли, это мисс Хеммингз. Мисс Сара Хеммингз.

Имя ничего не говорило мне. Но если прежде мой покровитель с готовностью сообщал детали биографий тех, на кого указывал, то теперь лишь произнес имя женщины, поскольку, видимо, был уверен, что оно мне знакомо. Мне ничего не оставалось, кроме как, кивнув, сказать:

– Да, конечно. Значит, это и есть мисс Хеммингз?

Джентльмен остановился и обозрел зал с новой позиции.

– Так, дайте подумать. Полагаю, вы ищете кого-нибудь, кто мог бы подставить вам плечо в этой жизни. Правильно? Не беспокойтесь. В молодости я сам играл в эту игру. Итак, давайте посмотрим. Кого мы здесь имеем? – Повернувшись ко мне, он вдруг попросил: – Напомните-ка, кем, вы говорили, собираетесь стать?

Разумеется, к тому моменту я еще не сказал ему ничего подобного. Но после недолгих колебаний просто ответил:

– Сыщиком, сэр.

Сыщиком? Гм-м… – Он продолжал обводить взглядом зал. – Вы имеете в виду… полицейским?

– Скорее, частным консультантом.

Он кивнул:

– Естественно, естественно. – Он задумчиво затянулся сигарой, потом спросил: – А музеями, случайно, не интересуетесь? Вон там стоит парень, я с ним знаком много лет. Музеи, черепа, реликты и так далее. Не интересует? Нет, вижу, что нет. – Мой собеседник некоторое время продол жал осматривать зал, иногда вытягивая шею, чтобы никого не пропустить, и наконец произнес: – Конечно, множество молодых людей мечтают работать детективами. Должен признаться, я и сам когда-то об этом грезил. В ваши годы юноши бывают такими идеалистами! Мечтают стать самыми прославленными детективами своего времени, разом искоренить все зло мира. Похвально. Но в реальности, мой мальчик, позвольте заметить, неплохо иметь несколько запасных струн для вашего лука. Потому что через год-другой – я вовсе не хотел бы вас обидеть, – но очень скоро вы начнете воспринимать окружающее по-иному. Вас не интересует мебель? Спрашиваю потому, что вон там стоит не кто иной, как Хэмиш Робертсон.

– При всем моем уважении, сэр, мечта, в которой я только что вам признался, едва ли является для меня юношеским капризом. Это призвание, которому я готов посвятить всю жизнь.

– Всю жизнь? Но сколько вам лет: двадцать один, двадцать два? Впрочем, не стану вас обескураживать. В конце концов, если молодые люди не будут стремиться к благородной цели, то кто же тогда? И вы, мой мальчик, несомненно, уверены, что нынешний мир куда более порочен, чем был тридцать лет назад, не правда ли? Цивилизация на грани гибели?

– Должен признаться, сэр, – не без вызова ответил я, – что действительно так думаю.

– Помню, и я так думал. – Его сарказм внезапно сменился искренней добротой, и мне даже показалось, что в глазах у него заблестели слезы. – В чем же дело, как вы считаете? Неужели мир действительно все глубже погрязает в пороках? Неужели Homo sapiens и впрямь вырождается как вид?

– Этого я не знаю, сэр, – на сей раз более мирно ответил я. – Единственное, что могу сказать: на непредвзятый взгляд современный преступник становится все более умным, амбициозным, дерзким, а наука предоставляет в его распоряжение все более изощренный арсенал средств.

– Понимаю. И, не имея на своей стороне способных парней вроде вас, вы полагаете, что будущее выглядит сомнительно? – Он печально покачал головой. – В этом, наверное, есть резон. Легко насмехаться такому старику, как я. Возможно, вы и правы, мой мальчик. Возможно, мы позволили всему этому слишком далеко зайти. Ох!

Мой седовласый собеседник снова кивнул проходившей мимо Саре Хеммингз. Она пробиралась сквозь толпу с надменной грацией, поводя глазами слева направо в поисках – так мне показалось – кого-нибудь, кто, по ее представлениям, был достоин ее общества. Заметив джентльмена рядом со мной, она послала ему такую же, как прежде, холодную улыбку, но не остановилась. На какую-то долю секунды ее взгляд задержался на мне, но тут же – не успел я улыбнуться в ответ – она отвела глаза, выкинув меня из головы, и продол жила путь, направляясь к кому-то в другом конце зала.

Тем же вечером, позднее, когда мы с Осборном сидели в такси, уносившем нас назад, в Кенсингтон, я попытался разузнать что-либо о Саре Хеммингз. Осборн, хоть и притворялся, что на вечере нестерпимо скучал, был чрезвычайно доволен собой и охотно, в подробностях, пересказывал мне беседы, которые вел с разными влиятельными особами. Не легко было переключить его на Сару Хеммингз, не показавшись при этом неуместно любопытным. Однако в конце концов я заставил его заговорить о ней.

– Мисс Хеммингз? Ах да. Она была помолвлена с Хэрриот-Льюисом. Ну знаешь, он дирижер. Потом он поехал дирижировать оркестром, исполнявшим концерт Шуберта в Альберт-Холле прошлой осенью. Помнишь тот провал?

Я вынужден был признаться в своем невежестве, и Осборн объяснил:

– Публика, правда, не бросалась тогда стульями, но толь ко потому, что они были привинчены к полу. Парень из «Таймс» назвал тот концерт «какой-то пародией». Или он даже предпочел слово «надругательство»? Так или иначе, сам дирижер не слишком огорчился.

– А мисс Хеммингз?

– Отшвырнула его, словно горячую картофелину. Судя по всему, она бросила ему в лицо обручальное кольцо и с тех пор на пушечный выстрел к нему не подходит.

– Неужели все из-за этого концерта?

Ну вообще-то все это действительно было весьма не приятно. И породило в свете большое бурление. Я имею в виду расторжение помолвки. Ох, Бэнкс, что за унылое сборище было сегодня! Как ты думаешь, когда достигнем их возраста, мы станем такими же?

В течение первого года по окончании Кембриджа, главным образом благодаря дружбе с Осборном, я стал едва ли не завсегдатаем подобных престижных приемов. Обращаясь мыслями к тому периоду своей жизни, я нахожу его на удивление легкомысленным. В домах в районе Блумсбсри и Холборна постоянно устраивались званые ужины, обеды и коктейли. Я был решительно настроен избавиться от неловкости, которую позорно продемонстрировал на вечере в клубе «Чарингуорт», и манеры мои раз от разу становились все более уверенными. Можно сказать, что со временем в фешенебельных лондонских кругах я занял определенное место.

Мисс Хеммингз не входила в мое привычное окружение, но я заметил: стоило лишь упомянуть ее имя, как оказывалось, что все мои друзья с ней знакомы. Более того, время от времени я видел ее на разного рода торжествах, а чаще в чайных залах роскошных отелей. Кончилось же все тем, что я начал собирать любые крохи информации о положении этой женщины в лондонском свете.

Как забавно вспоминать, что было время, когда все, что я о ней знал, сводилось к недостоверным сведениям, полученным из вторых рук! Много времени не понадобилось, что бы выяснить: большинство моих приятелей относились к ней с неодобрением. Еще до расторжения помолвки с Энтони Хэрриот-Льюисом она, судя по всему, нажила себе немало врагов по причине своей, как это называли, прямолинейности. Друзья Хэрриот-Льюиса – а их объективность, сказать по правде, едва ли заслуживала безоговорочного доверия – описывали, как немилосердно она преследовала дирижера. Другие обвиняли ее в том, что она манипулировала его друзьями, желая приблизиться к нему. Последующий разрыв с дирижером, учитывая неимоверные усилия, затраченные на то, чтобы завоевать его, одних озадачивал, другим казался явным свидетельством цинизма ее мотивов.

С другой стороны, я встречал людей, которые отзывались о мисс Хеммингз неплохо, говорили, что она умна, обворожительна, что у нее сложная натура. В частности, некоторые женщины защищали ее право расторгнуть помолвку, каковы бы ни были причины сделать это. Однако даже ее защитники сходились на том, что она страдала «чудовищным снобизмом нового вида» и напрочь отказывала человеку в уважении, если тот не обладал громким именем.