П о л и ц е й с к и й. Старший!

Ш у б б е р т. Извините, мсье старший инспектор, я не знаю. Как я его узнаю в таком виде? Он без галстука, с расстегнутым воротом, с бледным опухшим лицом. Впрочем, да, мне кажется, это он... да, да... должно быть, он.

П о л и ц е й с к и й. Когда ты с ним познакомился и что он тебе рассказывал?

Ш у б б е р т (опускаясь на стул). Извините, мсье старший инспектор, я ужасно устал!..

П о л и ц е й с к и й. Отвечай, когда ты с ним познакомился и что он тебе рассказывал?

Ш у б б е р т. Когда я с ним познакомился? (Охватывает голову руками.) Что он мне рассказывал? Что он мне рассказывал? Что он мне рассказывал?

П о л и ц е й с к и й. Отвечай!

Ш у б б е р т. Что он мне рассказывал? Что он мне... Да, когда я мог с ним познакомиться?.. Когда я впервые его увидел? Когда видел в последний раз?

П о л и ц е й с к и й. Ты меня спрашиваешь?

Ш у б б е р т. Где это было? Где?.. В саду?.. В доме родителей?.. В школе?.. В армии?.. На его свадьбе?.. На моей свадьбе?.. Я был его свидетелем? Или он был моим свидетелем?.. Нет.

П о л и ц е й с к и й. Не можешь вспомнить?

Ш у б б е р т. Не могу. Помню... на берегу моря, в сумерках, темные скалы... шел дождь... это было давно... (Повернув голову в ту сторону, куда ушла Мадлен.) Мадлен, кофе мсье старшему инспектору.

М а д л е н (входя). Кофе сварится сам.

Ш у б б е р т (к Мадлен). И все-таки, Мадлен, займись кофе.

П о л и ц е й с к и й (стукнув кулаком по столу). Ты очень любезен, но это не твое дело. Не отвлекайся. Ты говорил мне о береге моря.

Шубберт замолкает.

П о л и ц е й с к и й. Ты меня слышишь?

М а д л е н (поражена изменением тона беседы и властностью Полицейского; на ее лице страх и восхищение). Мсье Полицейский тебя спрашивает. Слышишь? Так отвечай же!

Ш у б б е р т. Да, мсье...

П о л и ц е й с к и й. Ну, так что же?

Ш у б б е р т. Да, там, должно быть, я с ним и познакомился. Мы, кажется, были совсем молоды.

Мадлен, вернувшаяся в комнату, преобразилась: сменила походку и даже голос. Вместо домашнего

платья на ней декольтированное, а голос стал нежным и мелодичным.

Нет, нет там я его не вижу.

П о л и ц е й с к и й. Ты его там не видишь! Не видишь его там! Нет, вы только посмотрите на него! Где же тогда? В бистро? Пьяница! И это называется женатый человек!

Ш у б б е р т. Если хорошо подумать, то, наверное. Маллот на «т» должен быть где-то внизу, в самом низу...

П о л и ц е й с к и й. Спускайся же.

М а д л е н (ее голос мелодичен). В самом низу, в самом низу, в самом низу, в самом низу...

Ш у б б е р т. Там, должно быть, темно и ничего не видно.

П о л и ц е й с к и й. Я тебе помогу, только следуй моим советам. Это нетрудно: двигайся вниз.

Ш у б б е р т. Я уже очень глубоко.

П о л и ц е й с к и й (твердо). Этого мало.

М а д л е н. Мало, дорогой. Мало, любовь моя! (Она нежно, может быть, даже слишком откровенно обнимает Шубберта, встает перед ним на колени, заставляет и его согнуть колени.) Согни ноги, осторожно, не поскользнись, ступени сырые... (Встает.) Держись крепче за перила... Спускайся... Спускайся... если ты меня хочешь!

Шубберт опирается на руку Мадлен как на перила лестницы, движется так, будто спускается по ступеням. Мадлен убирает руку.

Шубберт этого не замечает, он продолжает опираться на воображаемые перила, идет по ступенькам к Мадлен. У него похотливое выражение лица. Неожиданно он останавливается, вытягивает вперед руку, смотрит на потолок, потом оглядывается вокруг.

Ш у б б е р т. Должно быть, это здесь.

П о л и ц е й с к и й. Пока здесь.

Ш у б б е р т. Мадлен!

М а д л е н (пятясь к дивану, мелодичным голосом). Я здесь... здесь... здесь... спускайся... ступенька... шаг... ступенька... шаг... ступенька... шаг... ступенька... ку-ку... ку-ку... (Ложится на диван.) Дорогой...

Нервно смеясь, Шубберт направляется к ней. Мадлен лежит на диване, улыбается,

призывно протягивает руки и напевает.

Ля, ля, ля, ля, ля...

Шубберт стоит возле дивана, протягивает руки к Мадлен, словно она находится еще очень далеко от него...

Он смеется тем же странным смехом, медленно раскачиваясь. Это продолжается несколько секунд, в течение которых

Мадлен прерывает пение вызывающим смехом, а Шубберт глухим голосом зовет ее.

Ш у б б е р т. Мадлен! Мадлен! Я иду... Это я, Мадлен, это я... сейчас... сейчас...

П о л и ц е й с к и й. Первые ступени позади. Теперь ему нужно спуститься ниже. Пока все идет как надо.

Вмешательство Полицейского прерывает эротическую сцену. Мадлен встает. Еще некоторое время она продолжает говорить

мелодичным голосом, но все менее и менее чувственным. Позже ее голос становится сварливым, как и раньше. Поднявшись

с дивана, Мадлен направляется в глубь сцены, приближаясь, однако, понемногу к Полицейскому. Руки Шубберта безвольно

опущены, лицо ничего не выражает, он передвигает ногами как автомат, двигаясь в направлении Полицейского.

П о л и ц е й с к и й (Шубберту). Тебе еще надо спуститься.

М а д л е н (Шубберту). Спускайся, любовь моя, спускайся, спускайся... спускайся...

Ш у б б е р т. Здесь темно.

П о л и ц е й с к и й. Думай о Маллоте, протри глаза. Ищи Маллота.

М а д л е н (почти напевая). Ищи Маллота, Маллота, Маллота...

Ш у б б е р т. Я иду по грязи. Она липнет к подошвам. Как тяжело двигаться! Страшно идти в глубину.

П о л и ц е й с к и й. Не бойся, спускайся, спускайся, поверни направо, налево.

М а д л е н (Шубберту). Спускайся, спускайся, дорогой, дорогой мой, аккуратно, спускайся...

П о л и ц е й с к и й. Спускайся, направо, налево, направо, налево, направо, налево.

Шубберт, повинуясь словам Полицейского, продолжает двигаться как во сне. В это время Мадлен, сгорбившись

и набросив на плечи шаль, поворачивается спиной к зрительному залу. Со спины она выглядит очень старой. Ее

плечи вздрагивают от глухих рыданий.

Теперь прямо...

Шубберт поворачивается к Мадлен. На его лице выражение боли. Руки сомкнуты перед собой.

Ш у б б е р т. Ты ли это, Мадлен? Ты ли это, Мадлен? Как это случилось? Как это возможно? Мы даже не заметили. Бедная старушка, бедная увядшая куколка, это все-таки ты. Как ты изменилась! Но когда это случилось? Почему мы не смогли этому помешать? В то утро твой путь был усыпан цветами. Солнце заливало все небо. Твой смех был чист. Мы были празднично одеты, а вокруг были друзья. Никто еще не умер, ты еще ни разу не плакала. Быстро наступила зима. Дорога пуста. Где они все? В могилах на обочине дороги. Я хочу радости, а ее у нас украли, стащили. Увы! Увидим ли мы снова голубой свет? Поверь мне, Мадлен, это не я тебя состарил. Нет... я не хочу, я не верю, любовь всегда молода, она никогда не умирает. Я не изменился, ты — тоже, ты притворяешься. Но нет, я не могу лгать. Ты стара, как ты стара! Кто тебя состарил! Старая, старая, старая, старенькая маленькая кукла. Наша юность осталась на дороге. Мадлен, девочка, я куплю тебе новое платье, драгоценности, цветы. Твое лицо снова станет свежим, я так хочу, я люблю тебя, я так хочу, умоляю тебя, когда любят — не старятся. Я люблю тебя, стань снова молодой, сбрось маску, посмотри мне в глаза. Нужно смеяться, девочка моя, чтобы стереть морщины, смейся. О, если бы мы могли бежать, взявшись за руки, и петь. Я молод, мы молоды.

Повернувшись спиной к зрительному залу, он берет Мадлен за руку. Делая вид, что бегут, они, всхлипывая,

начинают петь старческими надтреснутыми голосами.

Ш у б б е р т (за ним неуверенно движется Мадлен). Весенние ручьи... молодые листочки... очарованный сад потонул в ночи, погрузился в грязь... наша любовь в ночи, в грязи, в ночи, в грязи. Наша юность прошла, слезы стали чистыми ручьями... ручьями жизни... вечными ручьями... Разве в грязи растут цветы?..