Таким образом, отлучая от себя брата, церковь обрекает его на вечные муки - это и утверждает св. Иоанн Златоуст словами: “предупреждая суд Царя”. “Нарушена цель смерти Господней”, ибо Он умер за всех (за каждого), и второе пришествие не совершается еще ради того, чтобы все пришли к покаянию (“не медлит Господь, а долготерпит нас, чтобы все пришли к покаянию”, ап. Петр) . Заметим также, что еще не пришедший в церковь (т.е. язычник) имеет особое общение с Богом (закон написан у него на плотяных скрижалях сердца – говорит ап. Павел), член же церкви, отлученный от церкви, отлучен и от Ее Главы (т. е. от общения со Христом): “что свяжете на земле, будет связано на небе”*.
* Все, что здесь говорено, относится к земной церкви, а не небесной. О той мы ничего не знаем настоящего.
В заключение вопроса (именного анафемствования в церкви) приведем типичнейший пример, как члены церкви, ослепленные антихристовым духом, не видят, что делают и что говорят, когда дело идет об анафеме. В книге “История вселенских соборов” проф. Лебедева (по кафедре истории церкви), одобренной свят. синодом для ученических библиотек всех учебных заведений России, в книге 2 - приложение “О Никейском соборе на языке Коптском”, автор на стр. 247 цитирует фрагменты сохранившихся древних рукописей анафемствования собора: “.Мы анафемствуем также веру Фотина, который”... и т. д. На стр. 252 автор говорит от себя: “анафематизмы собора проклинают не только Ария, но и еретика Фотина”. Таким образом, анафемствование собором веры Фотина (что и согласно утверждению св. Златоуста) превращается у проф. Лебедева в проклятие собором еретика Фотина.
В “Откровении св. Иоанна” Господь, явившийся апостолу на острове Патмосе, в послании ангелу церкви Ефесской говорит: “ты ненавидишь дела Николаитов, которые и я ненавижу” и ангелу Пергамской церкви: “у тебя есть держащиеся учения Николаитов, которое Я ненавижу”. Дела! - а не людей Бог ненавидит.
* * *
Итак, Юстиниан достиг своего. В конце концов даже собор согласился с его страстным желанием анафемствовать покойного. Во имя чего Юстиниан действовал? Конечно, он ни минуты не сомневался, что работает на благо церкви. Например, в Данном случае он был уверен, что помогает монофизитам воссоединиться с церковью. Он думал также, что способствует вере Христовой, оружием расширяя пределы своего государства. Также -думал, что оказывает услугу церкви, насилием присоединяя к ней язычников. Но мало того, что так думал, Юстиниан как бы даже жертвовал собой: своим здоровьем, временем - был аскет, молитвенник, горел одушевлением.
Однако вся деятельность Юстиниана стала несчастием для церкви Христовой. Ибо действовал он не по внушению Божию, а по собственным произволениям. Трудно найти в истории более лучший пример того, что может натворить христианин, не знающий цели христианской жизни. Как мы много повторяли, цель эта во втором рождении свыше, и для этого необходимо стяжать Духа Святого, т. е. научиться распознавать голос Духа Святого.
Сообразно этой истине, настоящий Христианин, не имея мановения от Господа в своей мирской жизни развивает природные дарования и тем в поте лица зарабатывает хлеб, но в церкви не дерзает выступать с желанием осуществить планы и мысли, кажущиеся ему полезными для нее. Чем грандиознее планы и чем более усилий употреблено для их проведения, тем страшнее деятель для жизни церкви. Многим, быть может, даже большинству (в этом и несчастие), будет он представляться значительнейшим и необходимым церковным работником. Но историк, пожелав оценить такого человека, даже преклоняясь перед великими его трудами, непременно почувствует облик его как бы двоящимся. Свет истины искажен игрой неправды, которой он был проводником.
Посмотрите, например, какую характеристику дает Юстиниану высокий и искренний христианин Хомяков: “В общих начертаниях и намерениях действия Юстиниана запечатлены величием и глубоким чувством” (но мы знаем, что добрыми намерениями вымощена дорога в ад. - примеч. автора книги). Однако далее истина заставляет Хомякова сказать: “в подробностях своих действия его представляют часто или жестокость или бессилие”. Еще обольщение: “император Византии одной силой любви к правде и к просвещению пробудил стихии мысли и жизни”, - и снова - противоположное: “Игралище придворных интриг и развратной жены, не внушающий страха народу по добросердечию, ни глубокого уважения по недостатку твердости и самостоятельности в делах правления”.
То же произошло с первым летописцем Юстиниана Прокопием. К удивлению историков, обнаружена вторая биография Юстиниана того же Прокопия. В первом жизнеописании изображается необычайное величие дел этого императора. Историческая наука, которая привыкла подобострастничать перед творцами громких событий, присвоила Юстиниану эпитет Великого. И вот оказалось, что вторая биография совершенно противоречит первой по нравственной оценке Юстиниана и его жены Феодоры: она рисует их как жалких, развратных, жестоких, вообще отталкивающих личностей. Историческая наука сначала заподозрила, что было два Прокопия, но эту мысль пришлось оставить, так как подлинность одного Прокопия и двух его биографий несомненна. Тогда стали обвинять во всем Феодору, называя ее развратницей. Мы понимаем это иначе. Хотя Феодора и была происхождения низкого (дочь служителя цирка) и в молодости не вела особо нравственной жизни, но затем изменилась и во времена своего венчанного положения на троне не отличалась образом жизни, который на светском языке называется развратным. Ключ к пониманию возможности второй биографии (обличительной) Юстиниана заключается в Характере его религиозных дел. Если бы он был только светским деятелем, то спокойно пользовался бы именем великого, как им пользуются собратья его по величию: Наполеон, Петр I, Екатерина II и пр. Но он вторгся в церковь с величием своих дел. И Дух Божий разоблачил его во второй биографии, чтобы его вторая истина, которую он привил церковному сознанию, в конце концов была заклеймена, как и величие его дел. Что касается разврата - то это, вообще, атмосфера, присущая великим (по приговору истории - не церкви) деятелям.
Итак, лик двоится: умнейший, ученейший и как будто добрейший, работающий до кровавого пота и одушевленный как будто правдой, и в то же время жалкий- игралище придворных интриг и властной жены. Если оценить строго по-христиански: Юстиниан был несчастный человек, менее всего пригодный для верного служения Христу. Однако, ревнуя всеми силами своего недюжинного дарования служить церкви, но не призванный Христом к служению, он стал замечательным проводником антихристова духа, способствуя его взбиранью на престольное место.
Два заветных памятника оставил Юстиниан: чудо чудес - Храм св. Софии и - кодекс законов. С точки зрения духа Христианского - роскошный Храм св. Софии продолжает традицию достижений языческих: недаром он причислен к одному из семи чудес света (являет славу мира сего). В сущности, великолепие храма св. Софии символизирует материализацию церкви, которая, благодаря Юстиниану, получила великое значение для церкви. Древняя церковь ценила простоту. Кодекс Законов - венец достижений языческого мира - и опять как бы символ поражения христианства, где должна действовать благодать, а не закон.
Вот положительные плоды Юстиниановой деятельности. Теперь будем говорить о явно отрицательных.
При вступлении на престол Юстиниана духовное состояние Церкви было таково, что сила истины возвышалась над христианским сознанием всей церкви. Выражаясь усвоенным нами языком: святые еще главенствовали в церкви. Однако антихристов дух созрел настолько, что готовился очень приблизиться к престольному месту. Характерное для такого положения вещей событие произошло еще за двести лет до Юстиниана. Мы цитировали поистине мученическое слово св. Григория Богослова к жителям (к церкви) константинопольским с просьбой отпустить его в пустыню (в деревню) , ибо жить и дышать в столице ему стало нестерпимо: митрополиту навязывают придворный этикет. в изображении св. Григория этот этикет представлен как чистое издевательство над служителем Христа. и когда св. Григорий ушел, на его место был избран Нектарий, человек светский, умевший ладить с придворным миром. Такова была участь епископа в империи. Но все же не нектарии, втеснявшиеся (выражение св. Василия Великого) ради выгод на Начальственные места церкви, до Юстиниана давали тон Христианскому обществу. Императоры, а за ними и все имевшие вес в государстве, тогда еще благоговели перед духовными и святыми, чтимыми в народе, т.е. в церкви. И потому не только не дерзали равняться с ними, а признавали себя гораздо ниже. Как, например, можно указать на Феодосия I (в четвертом веке), который смиренно исполнил епитимию, наложенную на него епископом Амвросием за избиение в Фессалониках.
