* * *

Еще при жизни Юстиниана мощь его царства стала хиреть и обширное государство распадаться, ибо сам он по смерти жены своей Феодоры, к которой болезненно был привязан, впал в апатию. Однако идея, им формулированная и неуклонно проводимая в жизнь: насилием способствовать росту и целостности Христианства - посредством оружия вводить правую веру и оружием вершить правое дело, - просачивается, как некая истина, в сознание Христианских правителей. Начинают истязать и губить физически еретиков. Провозглашаются священные войны.

До Юстиниана идея насилия в делах веры если у кого и появлялась, то тотчас горячо оспаривалась, как сугубо языческая. Истиной неоспоримой признавалось противоположное утверждение: кровь мучеников способствует торжеству и распространению веры. И после Юстиниана эта бесспорная истина, конечно, не исчезла, но сделалось возможным, что две противоположные истины стали как-то уживаться вместе в христианском сознании. Лжеистину Юстиниана уже никто не оспаривал в правящей церкви; напротив, ею стали пользоваться, Как равноправной с прочими Христианскими истинами. Это непонятное явление и есть проникновение в Храм антихриста (развитие “тайны беззакония”). Страшное и таинственное помрачение любви Христовой.

Является тенденция: во что бы то ни стало доказать, что идея насилия свойственна Христианству; для этого особым о6разом толкуются тексты из апостольских посланий и даже на Христа возводится безумная клевета: он взял бич, чтобы выгнать торгующих из Храма, т. е. употребил насилие, как при мер для будущих начальников в церкви*.

* Такое толкование несомненно есть злое извращение смысла данного бытия и противоречие всей жизни Христа (в главе “Благодатное время” мы пояснили, как надо понимать изгнание торгующих из храма Христом).

Следует вчитаться в то, как толкуют великие учителя церкви апостольские изречения, чтобы понять, какая ложь кроется в утверждении, будто апостолы одобряли воздействие насилием и сами его употребляли.

Например, св. Иоанн Златоуст всюду, можно сказать, спешит уничтожить самую тень обвинения ап. Павла в недоброте: - “Апостол предлагает исправлять в духе кротости, - т. е. крайне снисходительно; не сказал: наказывайте или осуждайте, но в духе кротости (Толков. Гал. VI)” - Св. Отцы соборов (т.е. до века Златоуста) отлучали и отвергали ереси, но никого из еретиков не подвергали проклятию. И ап. Павел только по нужде в двух только местах употребил это слово, впрочем, не относя его к известному лицу ( “Слово, что нельзя проклинать...” Соч. Иоан. Злат. Том I) - По поводу обвинения медника Александра ап. Павлом: “да воздаст ему Господь по делам его”. Св. Иоанн Златоуст изъясняет: “апостол говорит так не по тому, чтобы святые радовались наказаниям злых людей, но потому что слабейшие из верующих имели нужду в таком утешении (т.е., что Бог воздаст за зло). Не сказал: Отомсти, накажи, прогони его, хотя по благодати Божией мог сделать это; нет, Павел не вооружает своего ученика (Тимофея) против него, а заповедует только удаляться от него. Для утешения слабейших он говорит: Бог воздаст ему. Эти слова -пророчество, а не проклятие”.

Конечно, ученые исследователи (с научным чутьем, а не любовью, желающие проникнуть в Слово Божье) или некоторые позднейшие сочинители догматических богословий, влюбленные в проклятия и наказания грешников (себя, разумеется, они к таковым не причисляют), способны утверждать, что Иоанн Златоуст смягчил слова ап. Павла. Но мы знаем и верим, но в словах и делах любви Дух Святой не разнствует в устах свидетелей верных. И если в век любви достаточно было слов ап. Павла, чтобы понимать его, как надо, то в век малой любви необходимы пояснения учителя церкви, чтобы апостол любви был понят, как надо.

Таково было сознание, которое полновластно царило в Христианском обществе. Было, конечно, и противоположное, - и сам Златоуст подвергся гонению, однако никто тогда не осмеливался в церкви утверждать, что насилие какое бы то ни было и откуда бы оно ни исходило и ради каких бы целей ни предпринималось не чуждо Христианству, может ему иногда содействовать. Нет, с совершенной ясностью высказывалось и было принято иное: “Нет нужды прибегать к насилию, - провозглашал Лактанций, - потому что нельзя вынудить религию. Чтобы возбудить ее добровольно, нужно действовать словами, а не ударами, нужно защищать религию, не убивая, но умирая, не жестокостью, а терпением. А если ты вздумаешь защитить религию кровопролитием, то, ты не защитишь ее, а опозоришь, оскорбишь ее. Нет ничего свободнее, как религия. И если у приносящего жертвы нет сердечного расположения, то религии Христианской вовсе и нет”"

Или вот поразительный образец христианского миросозерцания - св. Ириней о мучениках в Галлии: “Другие историки всегда рассказывали о победах над неприятелями, о торжествах над врагами, о доблести военачальников, о мужестве воинов, которые защищали детей, отечество и другое достояние, оскверняли себя кровью и многочисленными убийствами*: напротив, наше повествовательное слово о царстве Божием изобразит самые мирные брани за мир души и опишет мужество сражавшихся больше за истину, чем за отечество. с нашей стороны воинствовала благодать Божия, укрепляя слабых, противопоставляя гонению необоримых столпов”.

* Где здесь хотя малейшее оправдание войны, хотя бы самой правой? (Прим. автора книги)

Изумительно, что вторую, вторгшуюся в сознание земной церкви “истину, - полезность насилия в делах веры, - провозгласил позднее с необычайной экспрессией, сделал ее основой своего сатанинского трактата никто иной, как величайший антихристианин Макиабелла: “Если вера отсутствует, надо уметь заставить верить. Поэтому вооруженные пророки побеждали, а невооруженные всегда гибли” (намек, конечно, на Христа и Магомета) .

Императоры Христианские до Юстиниана, первенствуя в государстве, не посягали первенствовать в церкви. Памятуя языческий Рим, где император обожествлялся, они инстинктивно чувствовали, что смешение императорской и церковной власти может привести к опасным последствиям. В своем законодательстве они касались церкви слегка, так сказать, случайно, не устанавливая в точности к ней свои отношения, не проникая во внутреннюю ее жизнь и ее устройство. Поэтому и своих подданных они не принуждали насильственно принимать христианство. Вот что говорит император Константин, причтенный к лику святых: “Всякий делай, что желает душа его. Те, которые отделяются (т.е. остаются в прежнем языческом состоянии), должны по своей воле держаться Храмов лжи: но мы наслаждаемся светозарным делом божественной истины и желаем также и им, чтобы они, благодаря всеобщему миру, благодаря счастливому покою мира, и сами нашли для себя правый путь”. Это исповедание истинного Христианского царя как раз противоположно совету, который дал Августу первому обоготворенному римскому императору язычник Меценат: “ненавидь и наказывай тех, которые вводят чужих богов” .

Тогда епископы были далеки от светского правительства, сознавали себя чем-то совершенно иным, чем правящая власть государства. Вот разговор св. архиеп. Василия Великого с начальником области. - “Вы - правители, и не отрицаю – правители знаменитые, однако же не выше Бога. И для меня важно быть в общении с вами (почему не так? - и вы Божья тварь). Впрочем, не важнее, чем быть в общении со всяким другим из подчиненных вам; потому что Христианство определяется не достоинством лиц, а верою”. С такой свободой никто не говорил со мной, с удивлением заметил правитель области.

“Может быть, ты не встречался с епископом ,- сказал Василий Великий. - Ибо во всем ином мы скромны и смирнее всякого и не только перед таким могуществом, но и перед кем бы то

ни было не поднимаем даже брови...” Какая глубокая невозмутимость духа перед лицом земного владыки! В самом тоне св. Василия слышится Божественная оценка властителя мира сего: начальник не важнее любого члена церкви, ибо Господь равно дорожит всякой душой человеческой.

В акафисте трех святителей читаем: “радуйтесь царей обличители небоязненнии; радуйтесь диавола победители славные. Радуйтесь, славу земную, яко прах презиравшие”. Победа над диаволом следует непосредственно за безбоязненным обличением царей. Отмечаем это, чтобы тем ярче подчеркнуть точку зрения на царскую власть Юстиниана, которую приведем ниже.