Гильду никто никогда не ругал. И никто не стеснял её свободы. Отца по несколько хельмов не бывало в замке. А потом он возвращался с добычей и засыпал любимую дочь дорогими подарками. Гильда знала, что её отец главарь пиратов, но слова для человека пустой звук, пока он не поймёт, что конкретно за ними стоит.
Однажды, примеряя перед зеркалом очередной отцовский подарок — красивое, расшитое драгоценными камнями платье, Гильда заметила на рукаве волос. Длинный, вьющийся, а может быть, завитый… Явно женский. Гильда нахмурилась и попыталась смахнуть его, но волос прилип к рукаву, и на материи было засохшее коричневое пятнышко — кровь. Гильде уже шёл четырнадцатый год, и она постепенно переставала относиться к жизни с бездумной детской беспечностью. И неожиданно нахлынувшие на неё страх и отвращение заставили её брезгливо скинуть это платье. Отец был озадачен — неужели дочке не понравился подарок? Но другие подарки её тоже не радовали. Она уже не встречала отца после его походов, с разбегу прыгая ему на шею. Хмуро смотрела на груды драгоценностей, которые весёлые бородатые молодцы со смехом высыпали на каменный пол замка. Она вообще стала много хмуриться. Ходила молчаливая, замкнутая, всех сторонилась. Перестала весело огрызаться на шутки отцовских дружинников, как это бывало раньше. Никто больше и не смел с ней шутить. Она одним взглядом пресекала малейшую попытку заговорить с ней по-прежнему.
— Что поделаешь, растёт девчонка, — говорили одни.
— Да, сказывается в ней отцовский характер, — посмеивались другие.
А отцу было не до смеха. Что это творится с его маленькой Гильдой? А вообще-то она уже не маленькая… Скучает, поди, тут в лесу. Надо бы развлечь дочку. Скоро в Эриндорне праздник солнца. Пусть съездит. Посмотрит на город, пройдётся по ярмарке, потанцует. А то совсем зачахнет тут в глуши. Надо только охрану с ней послать надёжную, а чья она дочь — кто об этом знает? А если кто и узнает, мало кому захочется связываться с Хальбом Одноруким. В те времена пираты наглые были, чувствовали себя в Валлондоле чуть ли не полноправными хозяевами.
Поехала Гильда в Эриндорн и встретила там Эрлина, сына правителя Линдорна. Полюбили они друг друга с первого взгляда. Но как быть? Разве родители Эрлина позволят ему жениться на дочери разбойника? А влюблённым очень хотелось быть вместе. Они решили время от времени тайком встречаться на маленьком острове Сундол — это на озере Вир, между Линдорном и Вириндорном. За Гильдой сроду никто не следил, ну а Эрлин был уже достаточно взрослым юношей, чтобы родители докучали ему своим вниманием. Но встречи всё равно были редкими, и влюблённые придумали ещё один способ общаться. Правда, на расстоянии и только по ночам. Эрлин поднимался на одну из башен своего замка, Гильда убегала на утёс недалеко от озера Симмел, и они подавали друг другу сигналы факелами. Придумав свой собственный язык, они наловчились даже обмениваться длинными посланиями. Линдорн и Вириндорн близко, и если не было тумана, Гильда и Эрлин порой «беседовали» всю ночь напролёт.
Нельзя сказать, чтобы в Линдорне этого не заметили, но Эрлин объяснил родителям, что познакомился в Эриндорне с одним парнем и им нравится так переговариваться, а Гильда… Чем она занята, сроду никого не интересовало, но рано или поздно тайное всё равно становится явным. Как-то вечером Гильда шла по галерее над большим залом, где её отец обычно совещался со своими молодцами, и вдруг до слуха её донеслось то, что заставило девушку насторожиться. В разговоре упоминали Линдорн. Гильда знала — лирны были заклятыми врагами озёрных пиратов, в том числе и её отца. Ещё ни одно разбойничье нападение на Линдорн не заканчивалось успешно. Линдорн — самый богатый лимн. Отец и его дружки давно уже облизывались на сокровища, скрытые в подводных кладовых его озёрных замков. Гильда ещё два дня назад заметила, что отец готовится к какому-то крупному походу. Похоже, сегодня последний совет. Недаром его дружина целый день чистила оружие. Гильда спряталась за колонной, стараясь не пропустить ни слова. Так вот оно что: они решили войти в гавань Линдорна под видом купцов. Завтра там ярмарка. Туда потянутся торговые суда.
— Оружие должно быть на палубах, под мешками, — говорил отец. — Сами — в трюмах. Первым делом перебить стражу на мостах — и доступ в замок открыт. Главное — застать их врасплох, а народу у нас достаточно. Корабли Горма войдут в гавань с другой стороны, он сразу даст нам сигнал. У него много людей… Да и вообще, Горм — из тех, на кого можно рассчитывать. Линдорн и его сокровища будут наши. А этих высокомерных потомков богов всех перевешаем на башнях их собственных замков. И не помогут им ни Линд, ни Лайна. Мы уничтожим это племя. Больше лирны не будут топить наши корабли!
У Гильды сердце упало. Её Эрлину грозит опасность. И не просто опасность — смерть! Девушка взяла факелы и побежала на утёс. Ночь была ясная, воздух чистый. Только бы Эрлин увидел! Вдруг он уже спит. А Эрлин как раз не мог уснуть, хоть и устал на охоте. Весь извертелся на своём ложе, а сон всё не шёл. И вдруг ему словно какой-то голос шепнул: посмотри в окно… Вскочил он, бросился к окну и видит — вдали два маленьких огонька мигают. Прочёл Эрлин послание Гильды и тут же помчался будить отца. Вскоре уже все были на ногах. На следующий день встретили «купцов» как подобает.
Гильду, конечно, совесть мучила. Родного отца предала. Какой бы он ни был, а её-то любил. Ничего для неё не жалел. Утром, когда пираты покидали замок, Гильда плакала и просила отца не ходить в Линдорн. "Не удастся вам одолеть лирнов, — говорила она. — Их боги хранят. А вас только все ненавидят — и боги, и люди. Сколько вы горя вокруг сеете". Хальб хмурился и молчал, а один из его дружинников смотрел на Гильду с подозрением. Этот разбойник — его звали Гун, частенько ходил по вечерам к своей зазнобе, которая жила в селении за ближайшим лесом. Возвращался ночью или под утро. Ходил он как раз мимо того утёса, где Гильда сигналы подавала, и один раз её увидел. Сигналов из Линдорна Гун не заметил — их только с высокого места можно было разглядеть, но всё это показалось ему подозрительным. Рассказал он Хальбу. Тот лишь отмахнулся. Ну и что, говорит, она же вообще у нас выдумщица. Стоит ли обращать внимание на её забавы? Её тут какая-то старуха колдовать учит, так, наверняка, она этим и занимается. Колдуньи же вечно с огнём ворожат, смотрят, как он в воде отражается… Не пристало нам во все эти женские дела соваться, мало ли что…
Хальб Однорукий был не очень-то суеверен и ответил так, чтобы только отвязаться от Гуна. Его заинтересовало странное поведение дочери, но расспрашивать её он не стал. Гильда и так сторонилась его в последнее время, а ведь она была единственным человеком, чья неприязнь задевала его за живое.
Гун, однако, запомнил этот случай. А в ту злополучную ночь, когда Гильда, подслушав разговор в зале, бегала предупредить Эрлина, он заметил, как она под утро возвращалась с утёса. Рассказал главарю. Тот опять отмахнулся, хотя и нахмурился. А когда в Линдорне их встретили во всеоружии, и тому и другому всё стало ясно. Хальб был стреляный зверь и, почуяв неладное, дал команду отступать. Часть кораблей всё же попала в окружение, многие погибли. А когда остатки пиратской эскадры вернулись в Вириндорн, Гун обратился к разбойникам с речью, в которой прямо обвинил во всём случившемся дочь главаря. Рассказал, как видел её на утёсе с факелами и раньше, и вчера, накануне похода. Ведь кто-то же предупредил лирнов, а кто, если не она! И ещё Гун заявил, что Гильда бесспорно заслуживает смерти, ибо из-за неё погибли их товарищи, да и вообще… Кто же держит в своём доме ядовитую змею, которая в любой момент может ужалить? Хальб Однорукий встал и сказал: "Это мой дом. И я держу в нём кого хочу". Гун закричал: "Твоё семя, Хальб, причинило нам столько горя! Это твой дом, но без нас ты никто! Ты должен согласиться с нами, если хочешь остаться нашим предводителем. Не бойся, она не будет мучиться. Её смерть будет лёгкой. Но она должна умереть. Правильно я говорю?" Одни поддержали его, правда, без особого восторга. Другие угрюмо смотрели в пол. Всё-таки многие из них знали Гильду с детства, а некоторые даже по-своему любили её. Она была в этом замке словно тонкий солнечный лучик в тёмной и мрачной лесной глуши. "Хорошо, жалейте её! — кричал Гун. — Она опять нас заложит! Она нас всех погубит! Чего вы распустили сопли? Мужчины вы или нет?" Число сторонников Гуна росло, и Хальб понял, что дело плохо. Он знал — честолюбивый Гун давно уже ждёт удобного случая захватить власть и сегодня он такой возможности не упустит. Старый Хальб поднялся и сказал: "Хорошо, я согласен. Я ваш предводитель и знаю свой долг. Это моя дочь, и я сам её убью". Он, конечно же, не собирался убивать свою Гильду. Он хотел пойти к ней и сказать, чтобы она бежала из замка как можно скорее. Лесом — хоть в Рундорн, хоть в Линдорн, куда угодно. Он понимал, что это означает для него, но убить её он не мог. Гун, однако, был хитёр. Он догадался, что замыслил Хальб, и даже не дал ему выйти из зала. "Он хочет спасти её! — кричал Гун. — Они заодно. Надо схватить обоих и повесить!" Поднялся шум, зазвенели мечи. Те, кто ещё был верен Хальбу Однорукому, сцепились со сторонниками Гуна. Тут Гильда, которая была в галерее и всё прекрасно слышала, вбежала в зал с криком: "Оставьте моего отца! Убейте меня, но он же ни в чём не виноват! И он столько лет был вашим предводителем!" А Гун вопил: "Повесить обоих!" Он и его дружки убили бы и Хальба, и юную Гильду на месте, но те, кто ценил своего старого главаря (а таких было немало), убеждали других не действовать столь поспешно. Они призывали вспомнить, что многих из них Хальб Однорукий спас от тюрьмы и виселицы, многих поднял когда-то из грязи и нищеты. Разве родители всегда виноваты в том, что творят их дети… В общем, неизвестно, чем бы всё это закончилось. Ясно только одно — Гильду ждала незавидная участь. Но тут произошло чудо: вспенились воды озера Симмел, расступились волны, и прямо оттуда, из голубой пучины, появилось больше сотни юных, прекрасных воинов в серебристых одеждах со сверкающими мечами в руках. Это подоспел на помощь Гильде её возлюбленный — Эрлин.
