3. Замечаешь ли, как этим примером он показывает, что закон умер? Но не в заключении он это высказывает. “При живом муже … называется прелюбодейцею”. Смотри, как он настойчив в обвинениях нарушителей живого закона. Так как закон перестал существовать, то, без всякого опасения, можно заменить его верою, нимало этим его не оскорбляя. “Если при живом муже”, - говорит (апостол), - жена “выйдет за другого, называется прелюбодейцею. …Так и вы, братия мои” - следовало бы сказать: так как закон умер, вы не виновны в прелюбодеянии, вышедши за другого мужа; но апостол не сказал так, но как? – “умерли для закона”. Если вы сделались мертвыми, то не находитесь под законом. Если жена, по смерти мужа, не подлежит ответственности, тем более она свободна от этого, когда умрет сама. Заметил ли ты мудрость Павла, как он доказал, что по воле закона можно разлучиться с законом и стать женою другого мужа. Закон не запрещает, говорит он, по смерти первого мужа выходить за другого. Да и как запретит, когда и при жизни мужа позволяет жене выходить за другого, если она получила разводную? Впрочем, (апостол) не упоминает о том, что служило преимущественно виною женщин, потому что хотя это и было позволено, но однако, не было совершенно свободно от обвинения. А когда (апостол) имеет возможность одержать победу с помощью необходимого и всеми признанного, тогда он не ищет излишних доказательств, потому что и не имеет в них нужды. Итак, удивительно то, что сам закон освобождает нас от вины, в случае отступления от него, так что его есть воля, чтобы мы принадлежали Христу. И сам закон умер, и мы умерли, и права власти вдвойне уничтожены. Но (апостол) не довольствуется одним только этим, но прибавляет и причину; он не просто упомянул о смерти, но опять прибавил, что это совершил крест, и таким образом сделал нас повинными. Он не просто говорит: вы освободились, но: смертью Владыки. Именно сказано: “Умерли для закона телом Христовым”. И убеждает не отсюда только, но также превосходством второго мужа, прибавив: “Чтобы принадлежать другому, Воскресшему из мертвых”. Потом, чтобы не возразили: "что же? а если мы не желаем выйти за другого мужа? ведь закон не признает прелюбодейцею вдову, вступающую во второй брак, однако же и не принуждает к новому союзу", - чтобы этого не говорили, (апостол) и доказывает, что мы должны желать нового союза вследствие того, что уже сделал для нас Христос. Это самое он яснее выразил в другом месте, говоря: “Вы не свои”; и: “ Вы куплены [дорогою] ценою”, и еще: “Не делайтесь рабами человеков” (1 Кор. 6:19,20; 7:23); и еще: “Один умер за всех …, чтобы живущие уже не для себя жили, но для умершего за них” (2 Кор. 5:14,15). То же самое он разумел и здесь, сказав: “телом”. Потом (апостол) убеждает высокими надеждами, говоря: “Да приносим плод Богу”. Тогда вы приносили плод смерти, а теперь Богу. “Ибо, когда мы жили по плоти, тогда страсти греховные, [обнаруживаемые] законом, действовали в членах наших, чтобы приносить плод смерти” (Рим. 7:5). Видишь ли ты, какой плод от первого мужа? И (апостол) не сказал: когда были мы под законом, - всячески избегая дать какой-нибудь повод еретикам, но говорит: “Когда мы жили по плоти”, то есть в худых делах, в плотской жизни. Не то он разумеет, что доселе они были во плоти, а теперь ходят, сделавшись бесплотными. Сказавши это, он и не говорит, что закон был причиною грехов, и не избавляет его от ненависти, так как закон занимал положение строгого обличителя, обнаруживая грехи; а кто человеку, нерасположенному повиноваться, дает большие повеления, тот увеличивает и преступление. Потому (апостол) не сказал: страсти греховные, бывающие под законом, но говорит: “[обнаруживаемые] законом” (δια του νομου), даже не присовокупил: бывающие, но просто: “законом”, то есть законом обнаруживаемые или познаваемые. Потом, чтобы не обвинить и плоти, не сказал: страсти, которые производимы были членами, но: “действовали в членах наших”, показывая, что в человеке есть иное начало порочности, зависящее не от управляемых членов, а от действующих помыслов. Душа занимала положение художника, а природа плоти была как бы гуслями и звучала так, как заставлял художник. Потому нестройную игру нужно вменять не гуслям, а художнику. “Но ныне, - продолжает (апостол), - умерши для закона, которым были связаны, мы освободились от него” (ст. 6). Видишь ли, как он опять щадит здесь и плоть, и закон? Не сказал - упразднился закон, или - упразднилась плоть, но – “мы освободились”. Но когда же “освободились”? Когда ветхий человек, одержимый грехом, умер и погребен. Это и выразил (апостол), сказав: “умерши для закона, которым были связаны”. Этим он как бы сказал: узы, державшие нас, истлели и порвались, так что держащему, то есть греху, нечего стало держать. Но ты не падай, не предавайся большей беспечности; ты для того освободился, чтобы снова служить, не по-прежнему, но “чтобы нам служить Богу в обновлении духа, а не по ветхой букве”. О чем же говорит здесь (Павел)? Необходимо раскрыть это, чтобы не приходить уже в смущение всякий раз как встретимся с подобным выражением. Когда Адам согрешил, говорит (апостол), тело его сделалось смертным и страстным, в нем обнаружилось множество природных недостатков, оно стало упрямым и необузданным конем; но Христос, пришедши, посредством крещения сделал тело для нас более легким, подняв его крылом Духа.

4. Потому нам и предстоят подвиги неодинаковые с подвигами древних, так как тогда был не так удобен путь. Потому (Христос) и требует от нас не только быть чистыми от убийства, как требовалось от древних, но даже быть чистыми от гнева, предписывает нам воздерживаться не только от прелюбодеяния, но и от похотливого взгляда, не только не нарушать клятвы, но и не клясться, и повелевает нам любить вместе с друзьями и врагов; и во всем прочем Он назначил нам более длинные пути для упражнений, в случае же неповиновения угрожает геенною, показывая, что требуемое Им не предоставляется ревности подвизающихся, как девство и нестяжательность, но непременно должно быть исполнено. Заповеданное Христом необходимо и обязательно, и не исполнивший этого подвергается крайнему наказанию. Потому и сказал Он: “Если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное” (Mф. 5:20). А кто не увидит царства, тот неминуемо впадет в геенну. Потому и Павел как выше говорил: “Грех не должен над вами господствовать, ибо вы не под законом, но под благодатью” (Рим. 6:14), так и теперь говорит: “Чтобы нам служить Богу в обновлении духа, а не по ветхой букве”. Теперь не буква осуждающая, то есть, Ветхий Закон, но Дух вспомоществующий. Потому для древних казалось весьма удивительным, если кто-нибудь соблюдал девство; а теперь это явление распространилось повсюду во вселенной; и смерть тогда лишь немногие мужчины презирали, а теперь и в селах, и в городах бесчисленные сонмы мучеников, состоящие не только из мужчин, но и из женщин. Потом, сказавши это, (апостол) опять разрешает возникающее возражение и в этом разрешении доказывает то, что желает. При этом он представляет решение не прямо, а чрез противоположение, чтобы при помощи необходимости решения получить повод сказать то, что хотел, и чтобы сделать свое обвинение менее резким. Так, сказав: “В обновлении духа, а не по ветхой букве”, он присовокупил: “Что же скажем? Неужели [от] закона грех? Никак” (7:7). Выше было сказано, что “страсти греховные, [обнаруживаемые] законом, действовали в членах наших”, и еще: “Грех не должен над вами господствовать, ибо вы не под законом, но под благодатью”, также: “Где нет закона, нет и преступления” (4:15); и еще: “Закон же пришел после, и таким образом умножилось преступление” (5:20); и еще: “закон производит гнев” (4:15). Так как, все это по видимому служило обвинением закона, то апостол, чтобы устранить такое подозрение, представляет и возражение и говорит: “Что же скажем? Неужели [от] закона грех? Никак”. Он ответил отрицательно прежде доказательства, чтобы расположить к себе слушателя и уврачевать соблазняющегося, так как, услышав и удостоверившись в направлении мыслей апостола, он вместе с ним будет исследовать то, что представляется недоуменным, и не будет подозревать говорящего; потому-то апостол заранее и предложил возражение. При этом он не выразился - что мне сказать? но - “Что же скажем”? как бы подавались совет и мнение, и как бы собралась вся церковь, а возражение исходило не от апостола, а явилось в силу последовательности из сказанного и из сущности дела. Что буква убивает, никто не станет отрицать, говорит апостол; что дух животворит, и это ясно, и никто не может это оспаривать. Итак, если в этом нет сомнения, - что мы можем сказать о законе? Что он есть грех? “Никак”. Итак, разреши недоумение. Ты заметил, как (апостол) рядом с собою ставит противника и, приняв тон учителя, приступает к решению? В чем же состоит решение? Закон не есть грех, говорит апостол, что “я не иначе узнал грех, как посредством закона”. Обрати внимание на высоту мудрости. Что закон не есть грех, (апостол) изложил при помощи возражения, чтобы, отвергнув это, и тем угодив иудею, убедить его принять менее важное. Что же это такое менее важное? То, что “я не иначе узнал грех, как посредством закона. Ибо я не понимал бы и пожелания, - говорит, - если бы закон не говорил: не пожелай” (7:7). Ты видишь, как мало-помалу он показывает, что закон не только есть обвинитель греха, но и некоторым образом подает повод к нему? Впрочем, (апостол) раскрывает, что это случается не по вине закона, но от неразумных иудеев. Он постарался заградить уста и манихеев, которые обвиняли закон, именно, сказав: “Я не иначе узнал грех, как посредством закона. Ибо я не понимал бы и пожелания, если бы закон не говорил: не пожелай”, - присовокупил: “Грех, взяв повод от заповеди, произвел во мне всякое пожелание” (ст. 8).