Как бы торжествуя победу, он воодушевляется и, созерцая будущее, как бы уже совершившееся, восхищается и попирает ногами низложенную смерть, и над главой поверженной издает победный клик, громко взывая: смерть! где твое жало? ад! где твоя победа? Прошла, погибла и исчезла совершенно, — все сделано тщетным. (Господь) не только обезоружил и победил смерть, но истребил ее и обратил в ничто. Жало же смерти - грех; а сила греха - закон (ст. 56). Видишь ли, что здесь идет речь о смерти телесной? Следовательно и о воскресении телесном. Если (тела) не воскреснут, то как будет поглощена смерть? И еще: каким образом сила греха закон? Что жало смерти — грех, который даже тяжелее ее, и что в нем она имеет силу, это известно; а как силу греха составляет закон? Без закона грех был слаб; он был совершаем, но не мог так подвергать осуждению, потому что зло (до закона) хотя существовало, но не обнаруживалось с такой ясностью. Потому закон немало содействовал, как большему познанию греха, так и увеличению наказания. Если же он, имея целью ограничить грех, сделал его более тяжким, то вина лежит не на враче, а на том, кто худо пользовался врачеством. Так и пришествие Христово послужило большим бременем для иудеев; но мы не обвиняем его за это, а напротив еще удивляемся ему, и тем более осуждаем их, что они получили вред от того, от чего следовало получить пользу. Что не сам (закон) сообщил силу греху, (видно из того, что) Христос исполнил все, и однако был чужд греха. Смотри, как и через это (апостол) доказывает воскресение: если грех есть причина смерти, а Христос, придя, разрушил грех и нас избавил от него через крещение, с грехом же прекратил и закон, в нарушении которого состоит грех, то как после этого сомневаться в воскресении? Чем теперь будет сильна смерть? Законом? Но он прекращен. Грехом? Но он разрушен. Благодарение Богу, даровавшему нам победу Господом нашим Иисусом Христом! (ст. 57).
3. Трофей воздвигнул сам (Христос), а венцов удостоил и нас, не по обязанности, а по одному человеколюбию. Итак, братия мои возлюбленные, будьте тверды, непоколебимы (ст. 58). Справедливо и благовременно это увещание: ничто столько не колеблет, как мысль, что трудишься тщетно и напрасно. Всегда преуспевайте в деле Господнем, т.е. в чистой жизни. Не сказал: делая добро, но: преуспевайте, т.е. чтобы добро было совершаемо обильно и выше предписанных пределов. Зная, что труд ваш не тщетен пред Господом. Что говоришь ты? Опять труд? Но этот труд удостаивается венцов и (совершается) для небес. Первый, после рая — наказание за грехи; а этот — основание будущих наград. Потому его можно бы и не называть трудом — как поэтому, так и потому, что он удостаивается великой помощи свыше. Потому (апостол) и присовокупляет: пред Господом. Первый для того, чтобы нам понести наказание, а последний для того, чтобы получить будущие блага. Не будем же, возлюбленные, предаваться сну: невозможно, совершенно невозможно сподобиться царства небесного беспечным, равно и преданным роскоши и невоздержанию.
Скорее, изнуряя и измождая свое тело и перенося бесчисленные труды, мы можем получить небесные блага. Разве вы не видите, какое расстояние между небом и землей, какая предстоит брань, как склонен человек ко злу, как окружает грех и какие расставляет сети? Для чего же мы навлекаем на себя столько забот, кроме естественных, причиняем себе так много беспокойств и возлагаем на себя столь великие бремена? Разве не довольно нам забот о желудке, об одежде и о доме? Разве не довольно попечений о (вещах) необходимых? Между тем Христос удаляет от нас и эти (заботы): не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться (Мф.6:25). Если же не должно пещись о необходимой пище и одежде, и даже о наступающем дне, то будут ли когда-нибудь в состоянии воспрянуть те, которые налагают на себя столь великое бремя и под ним погребают себя? Разве вы не слышали, что говорит Павел: никакой воин не связывает себя делами житейскими (2Тим.2:4)? А мы предаемся роскоши, объедению и пьянству, сильно трудимся над предметами посторонними, а касательно предметов небесных оказываемся слабыми. Разве не знаете, что обещанное нам выше человеческого? Ходящий по земле не может взойти на высоты небесные; а мы даже не стараемся жить по-человечески, но стали хуже самых бессловесных. Разве не знаете, какому предстанем мы судилищу? Разве не помните, что нам должно отдать отчет в словах и помышлениях? А мы не заботимся даже о делах! Всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, говорит (Господь), уже прелюбодействовал с нею в сердце своем (Мф.5:28); а люди, которые должны отдать отчет даже за нескромный взгляд, не стесняются сгнивать в самом этом грехе. Кто скажет: "безумный", подлежит геенне огненной (Мф.5:22); а мы не престаем срамить братьев своих бесчисленными оскорблениями и различными клеветами. Любящий любящего ничем не лучше язычника (Мф.5:46); а мы ненавидим и любящих. Какое же мы получим прощение, когда, будучи обязаны превышать пределы, предписанные древним, проводим свою жизнь даже ниже этих пределов? Что скажем в свое оправдание? Кто предстанет и поможет нам, когда мы подвергнемся наказанию? Никто: но с воплями и рыданиями, скрежеща зубами и терзаясь, мы неизбежно будем ввергнуты в непроницаемую тьму, в (место) неотвратимых мучений и невыносимых казней. Потому увещеваю, прошу и, касаясь колен ваших, умоляю: пока остается еще краткий срок жизни, примите с сокрушением слова мои, обратитесь, исправьтесь, чтобы там по смерти, подобно богатому, не плакать бесполезно и не скорбеть безнадежно. Отец ли твой, или сын, или друг, или кто иной будет иметь дерзновение перед Богом, никто тогда не избавит тебя от (мучений), заслуженных собственными твоими делами. Таково тамошнее судилище: оно судит по делам только, и иначе спастись там невозможно. Говорю это не для того, чтобы опечалить, или привести в отчаяние, но для того, чтобы мы, питая в себе тщетные и холодные надежды и полагаясь на того или другого, не стали нерадеть о собственной добродетели. Если мы будем беспечны, то нас не защитит никто — ни праведник, ни пророк, ни апостол; если же будем ревностны, имея достаточную защиту в собственных делах, то с дерзновением удостоимся и благ, уготованных любящим Бога, которых да сподобимся все мы благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.
БЕСЕДА 43
При сборе же для святых поступайте так, как я установил в церквах Галатийских (1Кор. 16:1).
1. Окончив учение о догматах и намереваясь излагать учение нравственное, (Павел) оставляет все прочее и переходит к главнейшему из благ, именно говорит о милостыне. Сказав об этом одном предмете, он оканчивает (речь) между тем в других посланиях нигде не делает этого, но заключает их беседой и о милостыне, и о воздержании, и о кротости, и о долготерпении, и о всех прочих добродетелях. Почему же здесь он занимается одной только частью нравоучения? Потому, что и в прежде сказанном было весьма много нравственного, именно в том, чем он наказывал блудника, чем вразумлял судившихся у внешних (язычников), чем приводил в страх преданных пьянству и чревоугодию, чем обличал возмутителей, состязателей и властолюбцев, чем угрожал предать нестерпимому наказанию недостойно приступающих к таинствам, чем объяснял вечерю любви. Потому теперь он упоминает об одном только том, что особенно нужно было, т.е. о пособии святым. И посмотри на мудрость его: он беседует об этом уже тогда, когда убедил их в истине воскресения и возбудил ревность. Правда, он беседовал с ними об этом и прежде, когда говорил: если мы посеяли в вас духовное, велико ли то, если пожнем у вас телесное? и еще: кто, насадив виноград, не ест плодов его? (1Кор.9:11,7). Но так как он знал величие предлагаемой добродетели, то не оставляет сказать о ней и в конце послания. Милостынею он называет сбор для того, чтобы тотчас же с самого начала представить это дело легким, потому что если она должна собираться со всех, то такое установление для каждого становится легким.
