— Значит… Горбачев?
— Лично он.
— Вот козел, прости господи!
Ельцин сел в кресло.
— Ваши соображения?
— А тут без вариантов, Борис Николаевич… От Риги до Ленинграда — около четырех часов на машине. Утром едем в Ленинград и улетаем в Москву любым рейсом.
— А наш, понимаешь, самолет?
— Пусть взрывают, кому он нужен… пустой…
Так и решили. Рано утром опухший, сильно помятый Ельцин вышел во двор. Ельцин не ходил, Ельцин — двигался. Бурбулис собирался ехать в «Чайке» Ельцина, но в «Чайке» уже был Скоков, так что Бурбулис вздохнул и сел в «Волгу» Коржакова.
В Москве Скоков быстро «вычислил» Филиппа Денисовича Бобкова.
Дорогой молчали. Ельцин был зол, его мутило.
— Вам не кажется странным, Борис Николаевич: лидер России удирает из Риги как тать в ночи? — вдруг спросил Скоков.
— А шта вы предлагаете?..
— Подчинить армию и КГБ России. Сегодня. Прямо сейчас.
— Хар-рошо, — а демократы шта скажут?
— А наплевать! Наплевать, Борис Николаевич! Когда коммунисты начнут стрелять, никто из демократов… своим телом Бориса Ельцина не закроет, будьте спокойны!
Ельцин молчал. Больше всего на свете он боялся потерять демократов, а демократы больше всего на свете боялись потерять его, Президента России!
Нет, не знал, не знал Ельцин, что он хочет, не знал! Вот и тыкался, как теленок, то в старичка Силаева, то в Святослава Федорова, то в Гайдара с Бурбулисом… Скоков понимал: если Ельцин отделит от государства его крупнейшие заводы, фабрики и, самое главное, его промыслы, они мгновенно (это Россия!) разбогатеют, научатся скрывать свои истинные доходы, сразу захотят стать ещё богаче… и в конце концов начнут диктовать России собственную политическую волю.
Трынкнул телефон. Владимир Россов, помощник Скокова, просил взять трубку.
— Чего тебе?
— Юрий Владимирович, господин Баранников просит принять его до обеда.
— А что у него?
— Понятия не имею, Юрий Владимирович. Не говорит.
— Ладно, — Скоков отпустил кнопку. Потом нажал её ещё раз: — Обед закажи на двоих.
Он вернулся к дивану. Октябрь… 24 октября… — вот день, который он запомнит на всю жизнь!
Ельцин позвонил в половине третьего:
— Как, Юрий Владимирович, вы отнесетесь… к моему предложению… возглавить, понимаешь, Совмин?
Скоков ждал звонка Президента.
— Без страха, Борис Николаевич. Если, конечно, вы говорите серьезно, а… не для каких-то там ваших… тактических игр.
— Я серьезно, — обиделся Ельцин.
Желание заменить Силаева на Скокова появилось у Ельцина ещё весной, в дни третьего съезда народных депутатов России, когда Силаев отказался идти на трибуну успокаивать съезд и вместо него выступал Скоков, его первый заместитель.
— С Русланом Имрановичем мы договорились, — продолжал Ельцин. — Вы готовьтесь…
Хасбулатов позвонил тут же, через минуту.
— Юра, та-ак… давай, готовься. В понедельник — утвердим.
А в субботу, накануне, к Бурбулису пришли Юрий Афанасьев, Марина Салье, отец Якунин, Лев Пономарев и ещё какой-то господин с шизоидным лицом, кажется Убожко.
Приемная Бурбулиса — напротив, двери стеклянные, все видно. Посовещавшись с Бурбулисом, они гурьбой пошли к Президенту.
Через час позвонил Ельцин:
— Юрий Владимирович, а штой-то демократы… все против вас?
— Интересно, — сказал Скоков. — А что они хотят?
— Так вот говорят, шта у вас есть какие-то «хвосты».
— Что… у меня, Борис Николаевич?
— Ну… не знаю я. «Хвосты» какие-то.
Ельцин повесил трубку.
Это люди, а?
В понедельник, на съезде, Ельцин сам назначил себя премьер-министром.
Вечером звонок:
— Ну, Юрий Владимирович, как, значит, я всем?..
Скоков поперхнулся:
— Да. Никто не ожидал, Борис Николаевич.
— Ну вот… — Ельцин был ужасно доволен. — Тогда, значит, предлагаю вам на первого зама.
Ё…
— Спасибо, Борис Николаевич, но условие: первый зам потому и первый, что он должен быть один.
— Формируйте кабинет, — твердо сказал Ельцин. — К четвергу — список министров…
Скоков впервые услышал, как Ельцин смеется.
Через час тихо вошел Бурбулис. Он взял стул и сел напротив Скокова, повернув стул спинкой вперед.
— Знаешь… давай договоримся.
— О чем, Гена?
— Дай… согласие на двух первых замов.
— У-у… ух ты!
— Дай!..
Скоков наслаждался.
— А ты, Гена, меня попроси. Ласково попроси, с душой, — ты умеешь!
Бурбулис пристально смотрел на Скокова:
— Я тебе помогу.
— Да ну?
— Клянусь. Из двух первых… первым будешь ты, — обещаю.
— То есть ты, Гена, перестаешь спаивать Президента?
— А это, Юрочка, не входит в мои планы…
Скоков откинулся на спинку стула:
— Козел ты, Гена, я тебе правду скажу.
Бурбулис улыбнулся:
— Шутишь?
— Нет: натуральный козел.
— Вот, значит, ты как… Не объешься иронией, Скоков.
— Смотри, Гена, у тебя и копытца есть! Подойди к зеркалу.
— Пожалеешь, Скоков!
— Знаю, Гена…
Через неделю Ельцин назначил Геннадия Эдуардовича Бурбулиса первым (и единственным) заместителем премьер-министра, затем появился Гайдар, а Скокову «кинули» совершенно непонятную должность — государственный советник.
Когда Президент избран народом, Президента не выбирают.
Скоков достал маленькое зеркальце. Посмотрел на себя: да, уставшее лицо, в носу, в правой ноздре — волосок.
С-час мы его…
— Разрешите, Юрий Владимирович? — дверь чуть-чуть приоткрылась.
— Разрешаю, — улыбнулся Скоков.
— Здравия желаю! — сказал Виктор Павлович Баранников.
Шеф МВД обладал уникальным свойством всегда являться некстати.
— Жду-жду, Виктор Павлович, жду-жду, дорогой… — Скоков вышел из-за стола. — Обедали?
— Не успел, честно говоря.
— Что-то случилось, Виктор Павлович? — Скоков пожал ему руку.
— Случилось. Сегодня утром Горбачев и Бакатин напоили чаем маршала Шапошникова.
— Ого! — удивился Скоков, — маршал жив?
— Так точно, — ответил Баранников. — Они, Юрий Владимирович, проверяли его на вшивость, так я считаю. Предложили Шапошникову подготовить переворот.
— Что… готовить?
— Переворот. Мало им Фороса, Юрий Владимирович.
— Так… — Скоков сел в кресло. — Это ж хорошо, Виктор Павлович, — а? Это ж здорово! Вы садитесь, пожалуйста.
— Спасибо, — Баранников аккуратно присел на краешек стула. — Маршал так огорчился, Юрий Владимирович, что сочиняет рапорт об отставке.
— Это рано.
— Мы остановили.
— Президент в курсе дела?
— Я сразу к вам, Юрий Владимирович, — сразу. Если честно, я совершенно не верю Шапошникову.
— Не верите?
— Никак нет.
— А я верю, — Скоков улыбнулся. — Я верю, дорогой, Виктор Павлович! Рассуждаем: Шапошников — коммунист, Шапошников — примитивен, никто не спорит, да? Но он не такой дурак и не такой коммунист, чтобы сидеть на одних нарах с Язовым.
Баранников молчал. До сорока лет, то есть большую часть своей жизни, он работал в районном отделении милиции города Калининграда Московской области, где самым умным человеком был полковник Квашнин, его начальник, да и тот — горький пьяница.
— Хорошо… — Скоков очень любил, когда его слушают, — допустим, игра более тонкая, да? Допустим… Горбачев нарочно, через Шапошникова, подбрасывает Ельцину «дэзу». Вы же знаете, как Борис Николаевич реагирует у нас на слово «заговор»… Цель: сделать так, чтобы Ельцин сорвался, спровоцировать его на превентивный удар. А ещё лучше — просто на какую-нибудь глупость, тем более что Борис Николаевич… мы же знаем… человек решительный, рассуждать не любит… Красивый замысел?
— Очень сложный, Юрий Владимирович. Горбачев создал себе имидж вечного лидера, такой человек… так откровенно… на переговоры не пойдет, это факт. Он по-другому будет… чужими руками…
— Хорошо, другой вариант: Горбачев откровенно вербует Шапошникова, ему нужен свой человек в роли министра обороны — свой в доску. В любом случае, Виктор Павлович, Горбачев не может сидеть сложа руки — для него это смерть. И какая разница, в конце концов, что он придумает, если ничего, кроме гадостей, он придумать не может, — согласны?
