– Отпечатки пальцев все сотрем, – пожал плечами Вова. – И как они будут нас искать?
– Не они, а милиция, – напомнил Лассе. – Ник с Лен знают, что Марина – учительница английского языка, которая только что вернулась из Англии. У нее есть мама и тетя Света. По этим данным можно найти при желании. Они знают фирму, где мы с Юрки клеим наклейки. Элементарно найти. Балерину тоже. Ксения вообще известная личность. Кирилл Петрович опять же представлялся. Владелец фирмы по ремонту телевизоров. Трудно будет найти Ивана Васильевича, если он не поселится у Агриппины Аристарховны. И вы сами, ребята. Фирма зарегистрирована. У вас даже машина есть с логотипом. Ты, Родион, личность вообще примечательная. По-моему, лучше все-таки дождаться милиции. Ничего не брать. Говорить правду о нашем попадании сюда. Естественно, последнее к вам не относится, – он посмотрел на Вову, Гену и Шедевра. – Вы должны придерживаться версии с аварийкой. Позвонили, решетки закрылись, вы ничего не знаете. В общем контексте это пройдет. А Родиону на самом деле лучше бы спрятаться. Найдешь куда?
– Найду, – тоненьким голоском заявил маленький человечек. – Только с долларами. – Он посмотрел на Вову с Геной. – Ребята, я с вами потом поделюсь.
– Лучше не рискуй, – сказал Лассе.
– Да уж, тут никаких баксов не надо, – хмыкнул Вова. – Выбраться бы.
Внезапно тишину квартиры пронзил яростный громкий собачий лай. У меня создалось впечатление, что где-то рядом внезапно появилась злобная овчарка, защищающая свою территорию.
Вова выругался. Шедевр подпрыгнул и выронил одну пачку долларов. Гена застыл.
Лассе первым рванул из комнаты. Я побежала за ним, хотя, признаю, у меня дрожали руки и ноги. Собака продолжала лаять.
Внезапно распахнулась дверь детской и появился Иван Васильевич с Агриппиной Аристарховной на руках. Бывшая балерина была без сознания. На лице Ивана Васильевича был написан ужас.
В коридор выскочил Кирилл Петрович, прикрывший чресла полотенцем.
«Для тридцати семи лет у него очень хорошая фигура», – подумала я.
– Так и импотентом можно стать! – заорал Кирилл.
Потом появилась Ксения, запахивающая халат.
– Откуда взялся пес? – спросила она и зевнула.
Собака продолжала злобно лаять в детской.
– Что случилось? – воскликнул Лассе.
В коридор, шатаясь, вышли Вова, Гена и Шедевр. Американцы не появились. Иван Васильевич попытался что-то сказать и не смог. Я метнулась к Агриппине Аристарховне.
– Вова, нашатырь из ванной! – крикнула я через плечо. – Где ее сумочка? – посмотрела я на Ивана Васильевича.
Он промычал что-то неопределенное.
Гена выхватил из стенки очередную шубу депутатской жены, сорвал с нее светло-голубой тканевый мешок и бросил на пол у ног Ивана Васильевича. Тот аккуратно опустил на шубу Агриппину Аристарховну. Она уже начинала шевелиться.
Я дала ей понюхать нашатырь, она открыла глаза. Лассе тем временем смело вошел в детскую, откуда доносился лай. До меня донесся какой-то шум, но не сильный, потом лай резко стих.
Лассе возник в дверном проеме. Выглядел он совершенно спокойным.
– Кто-то включил игрушку, – объявил он. – Я выключил.
Вова проскочил мимо него в детскую. За ним просочился Шедевр, потом зашел Гена. Кирилл Петрович с Ксенией смотреть не стали, пожали плечами и удалились в свою комнату. Им явно было интереснее продолжать прерванный процесс.
– Что случилось? – спросила я у Ивана Васильевича. – Ребята, сумочка Агриппины Аристарховны там?
Вова тут же появился с сумочкой. Я нашла нитроглицерин и положила старушке под язык.
Иван Васильевич рассказал, что как только они вошли в детскую, от кучи игрушек донесся лай. Они оба аж подпрыгнули. Агриппина Аристарховна явно не выдержала переживаний и упала в обморок. Собака лаяла, как настоящая.
– Иди посмотри на нее, Марина, – сказал историк. – Я уж тут сам с Гриппочкой.
В детской Лассе демонстрировал принцип работы игрушки. Он сказал, что у его племянника такая была, потом сестра от нее избавилась, потому что что-то в ней сломалось, и она начинала лаять, когда заблагорассудится.
«Значит, у сироты еще и племянник имеется», – подумала я.
Огромная игрушечная собака, на которой пятилетний ребенок вполне может ездить верхом, включается на спине. После этого, если кто-то окажется в радиусе действия сенсорного датчика, расположенного в носу, собака начинает лаять. Вероятно, Агриппина Аристарховна и Иван Васильевич как раз и оказались в радиусе его действия. Выключается лай тоже на спине собаки. Если кнопка не включена, датчик не реагирует на проходящих мимо людей.
– Ты хочешь сказать, что ее кто-то включил совсем недавно? – уточнила я.
– Да, – кивнул Лассе. – Раньше же сюда многие заходили – и собака не лаяла.
– Она не могла сама включиться? – спросил Вова.
– Попробуй сам и посмотри, может или нет, – предложил Лассе.
– Хм-м, не похоже, – пришел к выводу Вова. – А кто помнит, где она стояла раньше?
– Собака точно была, – сказал Гена. – Я обращал внимание. Но, по-моему, так и стояла. Если ее сдвинули, то незначительно.
Мы все переглянулись. Значит, в квартире кто-то есть? Кроме нас?
– Возможность имели американцы, – сказал Лассе. – Кстати, это американская игрушка. Может, конечно, уже лицензионная, но у моего племянника была американская.
– Пошли к ним, – первым развернулся Вова. – Мне этот Ник сразу же не понравился.
* * *
Отправились Вова, Гена, Лассе, я и Шедевр. Иван Васильевич повел Агриппину Аристарховну в кровать. Их не интересовали разборки. Им хватило пережитого ужаса. Они сказали, что постараются заснуть. Они так устали, что хотят только лечь.
– Может, снотворного? – предложила я. – В шкафчике в ванной есть.
– Я уже принял снотворное на грудь, – объявил историк. – А Агриппине лучше не надо. Не волнуйся, Марина. Мы, старики, крепкие. Нас так просто не возьмешь. Я еще, может, твоим детям лекции в университете читать буду.
Американцы не спали и тихо переругивались. Лен устроилась на кожаном диванчике, Ник на паласе, правда, бросил на пол сложенные скатерти. Подушка нашлась, как и плед.
Вова начал с обвинений и долго орал. Американцы тоже орали. Они ничего не понимали, потом наконец разобрались, в чем их обвиняют, и стали обвинения яростно отрицать.
– А почему вы не вышли на лай? – спросила я.
– Нам были видения на стене, – сообщила Лен.
– Какие еще видения?! – заорал Вова.
– Богоматерь? – спросила я.
– Нет, словесные.
– «Не укради»? – подал голос Гена. – Или вам было «Не убий»?
– Не лжесвидетельствуй, – сообщила Лен.
– А в Библии разве такое есть? – спросил Вова.
Я задумалась, потом предложила проверить. Должна же у депутата быть Библия, или он только перед телекамерами молится? Признаться, я вообще не помнила, молится ли Верещагин. То есть, конечно, в прошедшем времени. Камасутру я у него точно видела.
Но мы не стали искать Библию и проверять. В данной ситуации это было несущественно.
Существенно было то, что надпись появлялась на английском языке, то есть предназначалась для определенных лиц. Или лица. Для Лен.
Американцы сообщили, что Нику приготовили другую надпись. Ему некто таинственный заявил, что его место – в так называемом sperm camp. Эта надпись была на двух языках одновременно. «Пошел в sperm camp».
– Это что такое? – уточнил Вова. – Марина, ты поняла? Это у них в Америке так на три буквы посылают?
Я знала значение обоих английских слов, но как-то не могла их соединить. Место Ника в лагере спермы? Что это такое? Ему что, донором предлагают стать? Для кого?
Оказалось, что в Америке существуют лагеря для улучшения качества спермы. Туда ездят мужчины в возрасте свыше тридцати, жены которых никак не могут забеременеть из-за низкого содержания пригодных для оплодотворения сперматозоидов в сперме мужа. Лагеря устраиваются на базе бывших армейских. Там занимаются физической подготовкой – для повышения уровня тестостерона, а также проводится различная фаллоцентрическая стимуляция – по крайней мере, это так называется. Едят только имеющие форму фаллоса продукты, например, сосиски и сардельки, даже картофельная запеканка и пирожки выпекаются специально так, чтобы они имели нужный облик. И выкладывается в специально отлитые формы. Мужчины обнимают деревья, что, оказывается, тоже способствует этому виду стимуляции, читают специально подобранную литературу, помогающую почувствовать себя половым гигантом. Их окружают плакаты с изображением голливудских красоток, возбуждающие желание.
