Нет, путь к спасению страны я вижу только в одном: разогнать весь Совет министров – наш основной тормоз – и бросить страну в рыночную стихию. И через муки, разброд, шатания, инфляцию, через кровь, – выстрадать лет за десять рыночную экономику.

          При этом партия рассыплется как карточный домик, а свято место пусто не бывает: образуются новые, и будут драться. Но зато появятся хозяева труда, они, а не швондеры, вытащат страну.

          Ну, а мне писать осталось недолго, и потом нужда в стержнях отпадет. Впереди грядут земные заботы: надо подыскивать работу.

          И так же, как эти авторучки, надо приучиться отсекать эти мелочи жизни, эти комариные укусы. Путь лежит поневоле к аскетизму, к натуральному хозяйству. Пути, в общем-то, два: второй – богатеть. Но это не мой путь. Я – сибарит, эпикуреец. Брать на откорм бычков, выращивать тоннами цветы, пластаться… во имя чего? Рубля? Коммунизма?

          Я себя реализовал вполне. Путь мой на земле очерчен. И мне надо очень немного: кусок хлеба, кусок сала, картофелину, ну, помидор. Оставьте меня в покое, я его, ей-богу, заслужил.

               27.07.90 г. Прошел еще год жизни. Я все так же себе летаю, здоровье позволяет. Но в полетах моих произошли качественные изменения.

        Я вполне отдаю себе отчет, что мастерством своего дела овладел в такой степени, что справлюсь в любой ситуации, если господь поможет.

        Ну и ладно. В полетах либо сплю, либо читаю, либо созерцаю. Экипаж работает, я ему доверяю. Сам же в пилотировании прост как правда. В основном, нажимаю кнопки. Внимания хватает на все, спина практически никогда не мокрая – не от чего. Бог бережет от ситуаций, а задачи погоды решаю без труда. 

         Наслаждение от мягких посадок? Бог с ними, с мягкими, честно, плевать. Но, в основном, мягкие. Ремесло освоил.

         Моя задача – дотянуть до 93 года, до большой пенсии.

         Я смирился со всем. Берегу свое здоровье, живу в разумном эгоизме, для себя и семьи. И плавно как-то, за полтора года, появилось отношение к политике, государству, обществу, выражающееся примитивным: «да пошли они все… козлы».

Советский Союз практически не существует как единый и могучий. На местах его не слушают, делают свое.

          Партия коммунистов потерпела моральный крах, выходят из нее десятками тысяч, а взносы не платит половина. Я на нее наплевал и забыл. 

          И вообще, мне это все не надо. Это продлится еще много лет, страна инертна. А на мой век хватит того, что имею. И жизнь прекрасна.

              29.07. Три месяца подряд – три саннормы, из них две – продленные. С начала года налетал 410 часов. Впереди еще август – тоже 90 часов; вот и год за два.

         Летал автоматически. Молча тянул лямку, недосыпал пресловутые светлые ночи, мотался по рынкам и тащил в дом пудами овощи и фрукты, находя в этом даже какое-то удовольствие добытчика. Погреб полон компотов, варенья  и даже закупленного впрок дефицитного спиртного. 

         В этом году путевку мне дали аж на конец сентября, в Алушту, и если честно, меня туда не очень тянет, но еще хочется второй раз в жизни отдохнуть вдвоем с Надей, как когда-то в Болгарии.

          Нарыв мой внутри, в душе, начал как-то стухать не прорвавшись. Я смирился и с тем, что здоровье уже не вернешь; и с тем, что семейная жизнь пролетела и остается сгрести дымящиеся еще остатки и греться ими до старости; и от общественной жизни (да пошли они все, козлы!) плавно ушел; и от угрызений совести – что мог бы, да не вышло, уступил, не состоялся, не достиг… Смирился со всем. 

          Видимо, рубеж возврата пройден, и судьба моя, направляемая кем-то по устоявшемуся руслу бесхребетности и конформизма, так и потечет к известному и уже не так далекому концу.

          Ибо сохранить здоровье, ведя и далее такой же образ жизни, пилоту не дано. А восстановить или даже сохранить остатки здоровья… поздно.

          Вряд ли хватит сил уже затевать что-либо новое в жизни. Хотел купить в деревне дом, дышать на старости свежим воздухом… нет, не куплю, уже и желания особого нет. Сгнием в дымном городе.

          В общем-то, жить любопытно. Треску кругом много, а все стоит. И не надо перестраиваться: на мой век хватит еще лет 15-20 этой, прежней жизни.

          Никому не завидую. У меня есть все для жизни. Старость, как бы ее ни обрисовывали страшные, апокалипсические прогнозы, все же обеспечена на высшем пенсионерском уровне, крыша есть, штанов накупил… аж две пары, а под кирзухи вместо носков пойдут портянки; я их наматывать умею.

          Дикость, грязь, невежество, историю я принимаю как должное. И как жил, так и живу, так и буду жить.

          Ну, еще пару лет, ну, три, полетаю. Оксана наконец-то вроде бы обещает на 5-м курсе, т.е. через полтора года, выйти замуж. Внучат же пока не обещает: не те времена. Ну, и будем пропадать на даче. Ну, со скуки устроюсь где-то работать. Деньги сейчас ничего не стоят, но без них тоже плохо. Ну, хоть на бензин заработать.

          Я ведь летаю сейчас потому, что еще что-то можно где-то добыть. И иллюзия высоких заработков: за три месяца на книжку набегает пара тысяч, а тратить некуда, мы их профунькиваем на что попало. У меня 850, у Нади 300, у Оксаны 150, а денег лишних, хотя бы на тот домик в деревне, нет.

          А домики подорожали за одно лето, и за что пять лет назад просили пятьсот, сейчас требуют пять тысяч.

          Нет, я не догоню. Хватит нам и того, что есть.

          Как живет Советский Союз на среднюю зарплату 250 рублей, я не интересуюсь, в очередях пока не стою, а что надо, покупаю на рынке. И лишних денег нет, и гнаться за рублем я не гонюсь. Работа каторжная, по 90 часов в месяц, позволяет, вернее, заставляет, зарабатывать много. Ну, терплю.

          Да, я знаю себе цену, извините, дорогие сограждане, и с вами в очередях стоять не хочу – это мое право. Вот на пенсии – настоюсь в очередях, но это впереди.

          Три месяца колотили экстрасистолы, ну, прошло. Бог с ним, с сердцем.

          Самолеты угоняют через день. Уже и Александрова пытались угнать. Может, и меня завтра… Плевать.

          Пришли к нам в отряд Ту-154М, летаем, в РЛЭ и не заглядываем. Плевать. Какая разница.

          Забросил в шкаф фуражку, летаю в босоножках, да и все форму нарушают – ну и что. В магазинах пусто. Ладно. Плюнули на все неразумные ограничения в полетах, плюем на расшифровки – и тихо.

          Стало легче жить. Основное чувство: попробуй только кто сделать мне замечание… Пошлю любого, и пусть еще скажет спасибо, что я вообще летаю. А нет – брошу на стол пилотское. Летайте сами, я уже сыт. Кстати, и начальство притихло.

          Безответственно – легче жить.

          Та постоянная и неуклонная, беспощадная работа над собой, то самоедство и копание в себе, тот беспокойный огонь… все погасло. Ну, угольки еще тлеют, но нарыв спадает. Ни к чему не стремлюсь.

          Надо, чтобы хватило на три года, а там…

          А там, подозреваю, я уже закостенею за штурвалом, прикрою шорами глаза, и все радости жизни сосредоточатся для меня в сне после вылета, сне перед вылетом и теплом душе после пудовых сумок и корзин. А у Нади с Оксаной – в созерцании меня в красивой форме с фуражкой… и в выгрузке тех корзин, которые, увы, мне таскать до могилы.  

           Ну, газеточки почитывать-то буду. Как там у большевичков дела процветают, да как там демократы, да сколько перерезано в карабахах; ну, этот рынок, регулируемый…

Короче, чтобы в бане политклуб поддерживать на уровне. Кстати, веничков заготовил для баньки-то вовремя. Успел.

           Ну, в Аэрофлоте косметический ремонт. За продленку платят вдвойне (как раз инфляцию покрывает); поперли замполитов и все политорганы; никто не платит партвзносы (кормить этих…); летчики учат английский – летать за долларами; министра в который раз сменили. А так все по-прежнему.