Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

По сути, Бухарин выступал за продолжение НЭПа (при известной коррекции курса). Но в конце 20-х это уже была благостная утопия, ведущая в тупик. НЭП полностью выработал свой ресурс, восстановив довоенный уровень производства, что было весьма относительным достижением. (Ведь мир-то за послевоенное десятилетие ушел далеко вперед. Производство товарного зерна составляло меньше половины от уровня 1913 года.) А в 1927 году рост производства вообще остановился. «В промышленности предприятия, которые почему-то тоже были переведены на хозрасчет, остались без оборотных средств. Чтобы хоть выплатить зарплату рабочим, они вынуждены были срочно распродавать готовую продукцию, естественно, по бросовым ценам, конкурируя между собой, —пишет М. Антонов. — В Донбассе начался голод среди шахтеров, которых увольняли из-за отсутствия денег на зарплату. Власть требовала отделить от предприятий то, что не связано с производством, т. е. „сбросить социалку“. Была прекращена выдача бесплатных продовольственных пайков рабочим, их стоимость включалась в зарплату, в результате чего жизненный уровень снизился. Быстро росла безработица. Армия безработных в разгар НЭПа насчитывала более 600 тысяч человек — это примерно пятая часть от общей численности фабрично-заводского пролетариата перед революцией»(«Капитализму в России не бывать!»)

Вот к чему привел НЭП, которым у нас до сих пор восхищаются некоторые историки и политики. И вот за пролонгацию чего выступал Бухарин. Так что историческая правда, несомненно, была за Сталиным, тогда как Бухарин подошел к делу как сугубый теоретик и кабинетный мечтатель.

Но в 1928 году (да и позднее) это было очевидно далеко не всем. Поэтому июльский пленум отменил чрезвычайные меры по изъятию хлеба, на которых настаивал Сталин. А ведь только при помощи их можно было получить хлеб для индустриального рывка.

У нас принято ужасаться «антикрестьянским нажимом» и сталинской политикой в отношении деревни. И действительно, хорошего здесь мало. Но надо еще и понимать — в каком положении очутилась страна. Промышленность была развита слабо, а ведь только она могла бы дать товары, которые крестьяне охотно взяли бы в обмен на излишки хлеба. Но этих товаров не было. Поэтому не было и хлеба. А без хлеба не было и развития индустрии. Получался замкнутый круг, из которого Сталин хотел выйти за счёт деревни.

Его можно долго ругать за это, однако именно так проходила индустриализация во многих других странах. В Англии так вообще всё крестьянство было согнано с земли. Крестьян в принудительном порядке превратили в пролетариев, которые вынуждены были вкалывать на мануфактурах по 16 часов в день за гроши. В принципе, индустрия всегда развивается за счет аграрной сферы. Весь вопрос только в том — каков размер этого счета, который выставляет история. Увы, в России, прошедшей через революцию и чудовищную Гражданскую войну, сей счёт оказался весьма солидным. (Хотя и меньшим, чем в той же Англии.)

Между тем партийные верхи продолжали склоняться к Бухарину. ЦК принял резолюцию, которая оставляла прежниетемпы роста промышленности. Эту резолюцию почему-то называют компромиссной, но, по сути, она означала поражение Сталина. Ведь его коньком, на тот момент, была форсированная индустриализация. И вот Сталина с этого самого «конька» довольно-таки беспардонно сдергивали.

Весьма возможно, что Бухарин в скором времени одержал бы решительную победу над Сталиным. Но он допустил несколько ошибок. Во-первых, Бухарин долгое время так и не решался открыто выступить против Сталина, что означало бы заявку на устранение последнего от власти. Он отделывался опосредованной критикой. «Правые» упорно не хотели хоть как-то походить на оппозицию троцкистско-зиновьевского образца — с ее фракционностью и беспардонным стремлением к власти. Бухарин мог бы свалить Сталина уже на июльском пленуме, но ему « не хватило бойцовских качеств в этом сражении, — констатирует М. Антонов. — Даже тогда, когда приведенные им факты народного недовольства произвели сильное впечатление и ему почти удалось склонить настроение зала в свою сторону, он не предложил конкретных оргвыводов и даже сказал несколько лестных слов о Сталине. Недаром Троцкий сравнивал Бухарина с испуганным солдатом, который спешит стрелять, закрыв глаза и не попадая в цель».

Во-вторых, Бухарин «поскользнулся» на том, что вступил в секретные переговоры с Каменевым, пытаясь добиться поддержки левых. Делать ему это было абсолютно незачем. Сторонников у Бухарина и так хватало, а вместе с колеблющимися они могли составить вполне реальное большинство.

К тому же левым бухаринская позиция никак не подходила — они-то как раз и были за форсированную индустриализацию. Кстати, в свое время многие историки перестроечной поры вдоволь поиздевались по этому поводу над Сталиным. Дескать, борец с троцкистами и зиновьевцами сам же и встал на позицию леваков. «Перетроцкистил Троцкого». На самом же деле отличие было принципиальным. Левые предлагали начать форсированную индустриализацию в середине 20-х, когда возможности НЭПа еще не были реализованы до конца. Кроме того, они тесно увязывали индустриализацию с мировой революцией, призванной добиться поддержки мирового пролетариата. Сталин же к мировой революции относился более чем прохладно, предпочитая думать прежде всего о России.

О переговорах между двумя старыми большевиками очень скоро стало известно. И. Каменев поспешил признаться во всем Сталину, чем сильно ему помог. Когда партийцы узнали о переговорах Бухарина с крайне непопулярными тогда леваками, то их возмущению не было предела. И поражение Бухарина стало уже только вопросом времени, которое «убыстрил» Сталин с его могучим партаппарататом.

Уже в начале 1929 года бухаринцы потерпели поражение в борьбе за власть и признали свои ошибки. Но это вовсе не означало, что они перестали быть политически опасными. К ним устремлялись симпатии внепартийныхслоев интеллигенции. Их отношения с властью Советов всегда были довольно-таки напряженными, но в «правых» коммунистах они увидели наиболее либеральную и, в силу этого, приемлемую силу. В 1929–1930 годах ОГПУ выявило ряд оппозиционных группировок, опору которых составляли «спецы» из научно-технической, гуманитарной и военной интеллигенции. Речь идет о Промпартии (лидер — зампред производственного отдела Л. Рамзин), Трудовой крестьянской партии (экономисты А. В. Чаянов и Н. Д. Кондратьев), меньшевистском Союзном бюро РСДРП (Н. Суханов и член коллегии Госплана В. Громан). Кроме того, органы обнаружили существование оппозиционной группы в академической среде и серьезно взялись за военспецов.

В перестройку вышеуказанные организации были объявлены «чекистской выдумкой» и плодом «сталинской фальсификации». Но ряд обстоятельств позволяет серьезно усомниться в этом. На эти обстоятельства указывает А. В. Шубин — один из наиболее объективных историков-«антисталинистов». Вот, например: «…Обвиняемый В. Иков действительно находился в связи с заграничной делегацией РСДРП, вел переписку и возглавлял „Московское бюро РСДРП“, однако о своих истинных связях ничего не сообщил». То есть получается, что тайная меньшевистская организация действительно существовала, причем следствию даже не удалось выяснить про неё всю подноготную.

Но главное — данные, полученные при исследовании переписки между советскими вождями. Из них следует, что Сталин действительно знало наличии широкомасштабного антисоветского подполья, опирающегося на спецов. И ни о какой фальсификации речи не шло. Так, в 1930 году Сталин пишет Менжинскому следующее: «Показания Рамзина очень интересны. По-моему, самое интересное в его показаниях — это вопрос об интервенции вообще и особенно вопрос о сроке интервенции. Выходит, что планировали в 1930 году, но отложили на 1931 или даже на 1932 год. Это вероятно и важно».Получается, вождь был «уверен, что Рамзин — носитель реальной информации, и вряд ли ОГПУ решилось бы мистифицировать его по такому важному поводу»(«Вожди и заговорщики»).

30
{"b":"131612","o":1}