– Это ее вы искали? – спросила меня она.

– Не совсем, – ответил я, – скорее, одного молодого человека.

Она проявила любопытство. Показала на Кандиду.

– А она?

– Вчера вечером, – ответил я, – мы встретились с ней здесь на танцах.

Я пригласил ее на танец. Мы встали. Но стоило ей оказаться в моих объятиях, ее рука в моей, я понял, что не смогу танцевать. Я не знал, что играли, ритм полностью ускользал от меня, мне не удавалось не только приноровиться к нему, но хотя бы услышать музыку. Я пытался. Но не мог прислушиваться больше десяти секунд. Пришлось остановиться.

– Не выходит, – проговорил я, – не получается танцевать.

– Что бы это могло значить? – поинтересовалась она.

У нее был какой-то удивительно милый, ласковый голос. Никто еще никогда в жизни не говорил со мной таким голосом. Но, как бы я ни старался, нет, танцевать у меня все равно так и не выходило. Нас толкали. Она смеялась. Дело было вовсе не в том, будто я возжелал ее – нет, Боже упаси, у меня и в мыслях-то такого не было, я вообще больше не способен был желать близости с какой бы то ни было женщиной – все дело было в ней, она явно совершала ошибку, а я даже не знал, как ее предостеречь. Должно быть, она просто не понимала, что делает, а я был уверен, что вот-вот, с минуты на минуту поймет, кто я такой, с кем она имеет дело, – и сразу очертя голову убежит с этих танцев. Руки у меня дрожали, ощущение ее тела в моих объятьях почти лишало меня чувств. Я испытывал ужас, какой бывает перед роковыми событиями, событиями, зависящими лишь от игры случая и не подвластными нашей воле – такими, как смерть или удача. И тут я наконец решился заговорить с ней – должен же я хоть как-то предостеречь ее, пусть по крайней мере знает, какой у меня голос, – я решил отдаться воле случая. Мне хотелось бы рассказать ей тысячу всяких вещей, но я не мог говорить с ней ни о чем, кроме ее яхты, этого «Гибралтара».

– А почему вы так ее назвали? – спросил я. – Почему «Гибралтар»?

Голос у меня дрожал. Когда я задал ей этот вопрос, у меня появилось такое чувство, будто я скинул с себя огромную тяжесть.

– Ах, – проговорила она, – это очень длинная история.

Не глядя на нее, я видел, что она улыбается.

– У меня много времени, мне некуда спешить, – ответил я.

– Я знаю, слышала, что вы сказали Карле.

– У меня просто уйма времени, мне теперь совсем некуда спешить.

– Вы что, хотите сказать, совсем-совсем некуда?

– Да, совсем-совсем некуда, у меня впереди целая жизнь, и вся моя.

– Я не знала, – проговорила она, – я думала, она просто уехала пораньше.

– Нет, она уехала навсегда, – ответил я.

– И давно вы были вместе?

– Два года.

Все сразу стало как-то проще. Я начал лучше танцевать, и меня уже не так трясло. А главное, только теперь я почувствовал, какую большую службу сослужило мне выпитое вино.

– Она была славная, – добавил я, – да только мы с ней не понимали друг друга.

– Сегодня утром за столом я заметила, что у вас не очень ладится, – сказала она.

– Мы были совсем разные, – пояснил я. – Но она была славная.

На лице ее засияла улыбка. Впервые мы обменялись взглядами, это длилось всего мгновение. – А вы, разве вы не славный? В тоне ее сквозила мягкая насмешка.

– Сам не знаю, – ответил я. – Просто я очень устал.

Я танцевал все лучше и лучше. Руки уже совсем не дрожали.

– Вы хорошо танцуете, – заметила она.

– Так почему же «Гибралтар»? – снова спросил я.

– Потому что. А вам случалось бывать на Гибралтаре?

Внезапно в нашем разговоре появилась какая-то простота.

– Да нет, не случалось, – ответил я. Продолжила она не сразу.

– Я рада, – проговорила она наконец, – что встретила вас.

Мы снова улыбнулись друг другу.

– Он очень красивый, Гибралтар, – заметила она. – О нем обычно говорят, что это одна из самых важных стратегических точек в мире, но никогда не говорят, как он красив. Там с одной стороны Средиземное море, а с другой Атлантический океан. Это совсем разные вещи.

– Понятно. Неужели такие уж разные?

– Совсем разные. Там есть африканский берег, он очень красивый, такое плоскогорье, которое отвесно падает прямо в море.

– Вы часто проплывали через Гибралтар?

– Да, часто.

– Сколько раз?

– Наверное, раз шестнадцать. А испанский берег, с другой стороны, вот он выглядит совсем не так сурово.

– Но это вряд ли только потому, что он такой красивый…

– Нет, не только, – ответила она.

Должно быть, она сочла, что наше знакомство не стоит того, чтобы рассказывать мне о настоящих причинах.

– Это из-за нее вы так много пили за обедом?

– Да, из-за нее, и потом, сам не знаю, просто из-за жизни.

Танец подошел к концу. Мы все трое снова оказались вместе за столиком.

– Ну что, ты довольна? – обратилась она к Карле. – Ты очень хорошо танцуешь.

– А ведь я не привыкла, – ответила Карла. Она посмотрела на Карлу.

– Мне жаль уезжать отсюда, – заметила она.

– Но вы же вернетесь назад, – сказала Карла. Она закурила сигарету. Рассеянно смотрела куда-то в пустоту.

– Кто знает, – проговорила она. – Если и вернусь, то только чтобы снова увидеться с тобой, посмотреть, счастлива ли ты, вышла ли замуж.

– Ну, я еще слишком молода, мне еще рано, – ответила Карла. – Не стоит возвращаться только ради этого.

– Вы уплываете? – спросил я.

– Да, завтра вечером, – ответила она.

Я вспомнил, что говорил мне Эоло: эта женщина не из привередливых.

– А вы не могли бы на денек задержаться?

Она опустила глаза и извиняющимся тоном проговорила:

– Это трудно. А вы, вы надолго собираетесь остаться в Рокке?

– Пока не знаю, похоже, довольно надолго.

Зазвучал новый танец. Карла опять пошла танцевать.

– Можем потанцевать, – предложил я, – пока.

– Пока что?

– Пока вы еще здесь.

Она не ответила.

– Расскажите мне про свою яхту, – попросил я, – про «Гибралтар».

– Эта история не про яхту.

– Знаю, мне говорили, что эта история связана с мужчиной. Он что, был с Гибралтара, что ли?

– Нет. На самом деле он был ниоткуда. Может, – добавила она, – мне все-таки удастся отложить отъезд до послезавтра.

И что же это я себе такое вообразил? Ведь говорил же мне Эоло, что в море она, видимо, вполне обходится своими матросами. Рука моя больше не дрожала, и ощущение ее тела в моих объятиях больше не грозило лишить меня чувств.

– И что, вы теперь больше не живете вместе с этим мужчиной?

– Нет.

– Вы его бросили?

– Нет, это он меня бросил. – Потом, понизив голос, добавила: – Ладно, пусть будет послезавтра.

– А от кого это зависит?

– От меня.

– И что, у вас такое жесткое расписание?

– Ничего не поделаешь, приходится, – ответила она, потом улыбнулась и пояснила: – Хотя бы из-за приливов и отливов.

– Да, конечно, – согласился я, – особенно в Средиземном море.

Она рассмеялась.

– Да, – подтвердила она, – особенно в Средиземном море.

Я думал о мужчине, который бросил эту женщину. Я ничего не понимал. И больше ничего не говорил.

– А вы, почему вы бросили эту женщину? – едва слышно спросила она.

– Я ведь уже говорил вам, без всяких определенных причин.

– Но все равно, – возразила она, – в таких вещах всегда ведь бывают какие-то причины.

– Я не любил ее. Я никогда ее не любил.

Танец снова закончился. Карла вернулась и села за столик. Ей было очень жарко.

– Мне, правда, очень грустно, – призналась, – что вы уезжаете.

Похоже, она все время только об этом и думала, должно быть, не забывала об этом, даже когда танцевала.

– Я тебя очень люблю, – сказала она Карле.

Окинула меня каким-то молниеносным взглядом, потом снова повернулась к Карле. А я все думал и думал о мужчине, который бросил эту женщину.

– Ты должна выйти замуж, – сказала она, – не бери пример со своих сестер. Выходи поскорее замуж, и чем быстрей, тем лучше, а там будет видно. Ты не должна вот так состариться.