Вратари — своеобразные «матки», вожаки и опекуны хоккеистов. Урбанистическим чудовищам для поддержания жизни нужны человеческие жиры, дающие наибольшее количество необходимой энергии, или на худой конец человеческий белок, но «мясо» слишком горячо для их заиндевелых внутренностей, и только Вратарь — самый старый в стае — может охладить тело очередной жертвы до нужной температуры, не разрушив драгоценные питательные ткани. Хоккеисты загоняют жертв к Вратарю, и тот затем делит добычу по своему усмотрению, но всегда оставляя голову себе. А потом то, что остаётся, выбрасывают, зачастую не так далеко от своих нор. Горожане только горестно вздыхают и опасливо сторонятся растерзанных трупов, пока не приедут полицаи и не увезут останки. Никто не может ничего предпринять. Неужели существование хоккеистов выгодно кому-то из правительства? А может быть, оно их и создало?…

Как бы то ни было, Миголь сейчас меньше всего интересовала политика. Игра. Игра — это забава с отсечённой головой жертвы. Они катают её по земле, кидают друг другу в надежде первым забить гол в ворота. И тогда Вратарь поделится маленьким кусочком мозга. А может, сделает своим фаворитом и учеником. А позже удачливый игрок сам сможет стать Вратарём.

Именно этот ритуал, а также внешний вид экипировки и дал хоккеистам их название. Когда-то очень давно, до Пыльной Войны, хоккеистами назывались простые спортсмены. И правила их игры были совсем другие. Но теперь глупо вспоминать добрые старые времена. Сейчас ей отсекут голову. Миголь зажмурилась и закричала что есть сил:

— Я жена Старшего Советника! Отпустите меня, и я распоряжусь, чтобы у вас было столько мяса, сколько вы захотите!

Звякнули «доспехи» Вратаря — он вскинул руку, и хоккеисты, недовольно бурча, отъехали подальше. Громадная квадратная туша плавно двинулась в сторону Миголь. Женщина замерла, почти не дыша. Вратарь чиркнул коньком по асфальту и остановился. Потом снял шлем и маску. Оказалось, что своими размерами он обязан «доспеху» — судя по шее, он вовсе не толстый. Крупный, гораздо крупнее прочих, высоченный, но не толстый. Миголь затравленно посмотрела на него. Неестественно-чёрные стеклянные глаза, чёрные полностью — и склера, и радужка, и зрачок, а в центре каждого зрачка — яркие синеватые огоньки. Лицо — овальное и правильное, как у манекена или какого-нибудь члена правительства. С виду мягкие аккуратные губы. Белая-белая, в синеву, кожа. Красивый. Если бы не такой устрашающий. Вратарь медленно растянул губы в улыбке и показал острые хищные зубы. Потом так же медленно провёл по ним исчерна-фиолетовым языком. И прохрипел:

— Жена Старшего Советника?

Миголь стояла перед ним, не шевелясь, маленькая, тонкая и такая хрупкая. Неужели ей конец? Не верится. Не хочется верить.

Вратарь развернулся к ней широченной спиной и вальяжно укатил обратно, к своим жутким воротам. Выводок прекратил кружиться и с недоумением поглядел вслед вожаку. Тот водрузил на лицо свою пластиковую маску и рявкнул:

— Пусть убирается.

Хоккеисты недовольно забурчали, Миголь напряжённо следила за каждым их движением, ожидая, что в любую секунду окажется, что Вратарь пошутил, и Игра состоится. Но тот низко пророкотал:

— Уходи. Медленно.

Миголь плавно отступила, настолько медленно и осторожно, насколько была способна. Ни в коем случае не пробудить охотничий инстинкт этих тварей неосторожным движением. Конечно, они беспрекословно подчиняются Вратарю, но…

Миголь пятилась, пока не почувствовала спиной сквозняк. Выход из дворика. Едва скрывшись за угол, всё так же пятясь, Миголь развернулась на каблуках и бросилась бегом по улице.

Она неслась так быстро, как только могла. Ей чудилось мерное «жжжжихх-жжжжихх» за спиной. Но хоккеисты не гнались. Почему? Отпускать лёгкую добычу — не в их правилах. Значит, сегодня умрёт кто-то другой. Менее удачливый, чем Миголь.

Господи, и почему только они её отпустили?

А впрочем, какая разница?

Домой. Домой-домой-домой-домой… К чёрту обиду, к чёрту эти выкрутасы, эту месть. Лайлу не вернуть, а жизнь продолжается — это ощущается каждой клеточкой тела, которое несколько минут назад едва не растерзали криогенные чудовища. Больше никаких вылазок в ночной город! Сидеть рядышком с дражайшим мужем! Если даже такие чудовища, как хоккеисты, отпускают пойманную дичь, только заслышав имя Старшего Советника, то какова же его власть! Надо это ценить… Надо… Но Миголь едва не плакала от безысходности.

Наконец, её тело сдалось. Не в состоянии больше сделать ни шагу, женщина оступилась и упала на тротуар. Чуть приподнявшись, она обхватила плечи руками и заплакала.

— Эй! — раздался громкий свистящий шёпот. Миголь визгнула и вскочила на ноги, заозиравшись.

— Да не шуми ты! — продолжал шипеть кто-то невидимый, — Тут я, внизу. А ты стоишь и маякуешь. По хоккеистам соскучилась?

Миголь быстро опустила голову и увидела в крошечном зарешёченном окошечке подвала, почти пошлостью скрытым за несколькими слоями асфальта, чумазое сердитое лицо.

— Ты к…кто? — Миголь даже икнула от недавнего плача и испуга.

— Лезь сюда, дурёха! Живо! Тут недалеко целое стадо на охоту вышло…

— Как я к тебе пролезу?! — всплеснула руками юная женщина.

— Вон, видишь за углом дверь ржавая?

Миголь потратила несколько минут на то, чтобы отыскать вход в подвал.

Конечно, спускаться в темноту к незнакомцу было страшно. Но не страшнее, чем беспомощно сидеть на улице в ожидании хищников. Интересно, речь шла о той самой стае, или тут уже начинается территория другой «команды»?

В подвале оказалось множество дверей, в большинстве своём давно заваренных или замурованных. И в крошечном квадратном пространстве Миголь столкнулась с тем, кто заставил её покинуть опасное открытое место.

Такой же молодой, как она, мужчина в дутой куртке и лыжной шапочке, из-под которой торчат неровно обрезанные соломенные пряди. Светло-карие глаза сердито сверкнули в слабом свете карманного фонарика.

— Ты чего по ночам шляешься? Совсем жить надоело? Да ещё наведёшь сюда этих чёртовых…

Мужчина замолчал, смерив Миголь оценивающим взглядом.

— Чего, с дому сбегла?

Миголь быстро закивала, потерев руками плечи — в подвале было сыро и холодно. А потом отрицательно помотала головой.

— Нет, не сбежала. Заблудилась… Ну…так получилось…

— Интересно, как! — прищурил глаз мужчина, — Клубы и танцульки всякие закрываются задолго до комендантского часа. Успела бы и добраться до дому. Ох. Ну ладно. Ты в каком районе-то живёшь?

— В Перламутровом, — проговорила Миголь, шмыгнув.

Мужчина присвистнул.

— Ооо… Ишь ты. Круто ты замуж выскочила!

Миголь поёжилась, обхватив себя руками за плечи. Болтать совершенно не хотелось. Она устала, замёрзла, натерпелась ужасов на всю оставшуюся жизнь и проголодалась.

— Ну ладно, пошли уж. Я тебя выведу в коммуникации под твоим районом, а там сама вылезешь. Думаю, дорогу найти сможешь.

Мужчина развернулся и зашагал дальше. Миголь покорно поплелась за ним, размышляя, не стоит ли напомнить нахалу, что вообще-то даме следует уступить куртку. Это кто угодно знает.

Однако мужчина не оборачивался даже чтобы проверить, не отстала ли Миголь.

Может быть, он из этих, из диких? Живёт где-нибудь на окраине. Не слыхал ничего про правила поведения в обществе. Хотя, у него голос такой, как будто едва начал ломаться. Значит, должен быть либо в интернате, либо только-только вышедшим замуж и являться добропорядочной женщиной. Но никак не разгуливать свободно по канализациям. Ой, а вдруг сбежал от мужа? И идентифицировал себя раньше, чем разрешено законом?… Или не просто сбежал, а убил его? Как Лайла.

Воспоминание о любовнице заставили Миголь горестно изогнуть брови и всхлипнуть.

Мужчина полуобернулся.

— Чего, простыла?

Миголь неопределённо помотала головой. Её спутник приостановился, скинул куртку, почему-то старательно отворачиваясь, и протянул её женщине. Миголь быстро укуталась, невнятно поблагодарив.