Михаэль Дорфман
Секс и еврейский город
В воскресенье 22 февраля 2004 завершился последний сезон сериала «Секс и Город». В российском прокате его, как всегда неудачно, назвали «Секс в большом городе». Американцам, особенно на Восточном побережье не надо объяснять какой Город. Город – он и есть город с большой буквы. Понятно, что Нью–Йорк – он и есть Город, Сити. Фаны фильма собрались на вечеринки, принесли пива, девушки плакали, расставаясь с любимыми героинями умными и ироничными, очень разными Кэрри, Мирандой, Шарлоттой и Самантой.
Наверное, только сериалы «Сейнфилд» и «Умерьте свой энтузиазм» более еврейские, чем «Секс и Город». Еврейские не потому, что про евреев, и не потому, что в титрах огромное количество евреев делавших сериал, а самим еврейским духом и темпом, неповторимой манерой рассказывать истории. Ведь только еврей не ответит прямо, а расскажет истории, да такую, что смогли держать зрителей в течение шести сезонов. И вовсе не обязательно, чтоб еврейская история начиналась с того, что еврей приходит к рэбе.
Разумеется, «Секс и город» еще и сугубо американская картина, не «еврейская картина», в том смысле, как «Сопранос» — вовсе не итальянская. Сериалы телекомпании НВО представляют качественное американское кино, диктующее стандарты по всему миру. Секрет в том, что американское и еврейское вовсе не противоречат друг другу. Потому–то целая плеяда американских американо–еврейских писателей, художников, кинематографистов сумела надолго определить магистральное развитие американской культуры. Наш мир все больше становится «глобальной деревней», и это американский мир и американская «деревня». В фильме можно найти прямые аллюзии из Филиппа Рота и Сола Белоу, опиравшихся на традицию гениальных рассказчиков еврейских историй, идущую через Башевиса–Зингера, Шолом–Алейхема к мудрецам Талмуда. И, разумеется, не обошлось без влияния Вуди Алена, сумевшего на поколение определившего жанр «нью–йоркского» фильма, как и многих других, вплоть до автора «плохого мальчика» и «Первого женского клуба» Оливии Гольдсмит, драматургии Норы Эфрон и Ребекки Миллер.
В фильме есть еще один, главный и, несомненно, еврейский герой – Город, Нью–Йорк, вот уже более ста лет – крупнейший еврейский город на планете. Город во всем пронизанный еврейским духом. Где еще можно подслушать разговор двух кореянок, обсуждающих, где лучше пекут еврейские баранки – бэйглс? Разумеется, не только лучшие в мире еврейские деликатесы можно найти в Городе. Здесь жили и сегодня творят евреи. Они отдают свой талант не особо задумываясь, к какой культуре принадлежат.
Не единожды в истории получалось, что локальный еврейский опыт становился универсальным, а евреи первыми встречали вызов современности, справлялись, сопротивлялись, а иногда сдавались тому, что Чарли Чаплин назвал «Новые времена». Открытые Фрейдом закономерности стали достоянием мировой науки потому, что психологическая дилемма его пациентов–евреев оказалась универсальной, показала всем, какую цену необходимо платить за «современность», за принадлежность к западной культуре. Недаром, самый известный роман Филиппа Рота «Синдром Портного» о еврейской адаптации в Америке разворачивается на кушетке психоаналитика. «Секс и Город» — в какой–то мере тоже опыт своеобразной женской психотерапии — группы поддержки: борьбы за право быть самим собой, принимать других, как они есть, справляться с проблемами, с завистью и страстями и слабостями человеческими. Даже за право делать глупости.
Еврейская ирония и мудрость, парадоксальные, порой жесткие пропитывают «Секс и Город», как они пропитывают всю атмосферу Нью–Йорка. Еврейское искусство и еврейская культура универсальны, потому, что любая настоящая культура – универсальна и открыта всем людям. Разумеется, это не плоские «еврейские» анекдоты «с акцентом» или масляно–сентиментальный «шмальц» провинциальной эстрады 30–х гг. Еврейский гений создал Библию, теорию относительности и множество других шедевров. Так же, как и русский гений создал, например, классический балет, а псевдонародные ансамбли и стиль «гей–славяне» создавали другие люди.
В мире есть много городов, вобравших творческий еврейский дух и обязанных своим расцветом еврейскому гению – Одесса, Варшава, Киев, Буэнос–Айрес, Лодзь, Тель–Авив, в большой мере Москва. Многие нормативы русской культуры имеют еврейские корни. Хрестоматийным стало, что «смех сквозь слезы» непременная черта хорошего русского искусства. Только это слова Максима Горького о повести Шолом–Алейхема «Мальчик Мотл» когда–то воспринимались, как особенность еврейского таланта. Настолько, что эмигрантская писательница Тэффи писала на смерть Аркадия Аверченко: «Ушел последний истинно русский гений, у которого смех это смех, а слезы – были слезами». Наверное Тэфи уже не знала, что Горький вольно или невольно повторил Гоголя «смех сквозь невидимые миру слезы».
Самым еврейским из городов этом смысле остается Нью–Йорк. Мы не находим в сериале еврейских резерваций, отчаянно пытающихся сохранить старинный уклад. Нет там хасидских черных шляп и сюртуков, не ищут там «возвращения к ответу», не поют там довоенных песенок, вроде «Мое местечко Белз» «Майн штейтелэ Белз», думая, что речь идет о Бельцах, ни ростовской «на Мясоедовской открылася пивная», ошибочно полагая, что речь об Одессе. Но это и не обязательно.
Универсальный дух и талант великого космополитического города, где есть место всем, мощно присутствуют в сериале. Его герои и героини могут жить лишь в Нью–Йорке. Символична концовка – главная героиня, журналистка Керри Бредшоу (Сарра Джессика Паркер) думает, что выбирает любовь и уезжает в Париж с русским артистом Александром Петровским (Михаил Барышников). Ей страшно остаться одной, наедине с Городом. В Париже Кэрри понимает, что совершила ошибку, покинув свое окружение, свой Город. «Я ищу любовь… когда не могут жить друг без друга», — говорит Кэрри Александру. — «И я не думаю, что у нас такая любовь с вами». Закономерно, что в конце все объединятся в «городе, который никогда не спит». Потому, что здесь им можно не «пробиваться», не «грызть зубами», не «бороться» то ли за светлое будущее, то ли за обладанием «своими» мужчинами. Здесь можно спокойно жить, не слишком считаясь с различными «измами».
