У дверей нас приветствовал джентльмен во фраке:

– Сеньора, сеньоры! Рады вашему визиту!

– Может, он обознался, – предположил Петя. – Как ты думаешь, мамочка?

– Не мели чепуху, – огрызнулась Оля и поплыла величаво меж стеклянных прилавков, заполненных излишествами жизни.

Меня же в этой ослепительно-сияющей лавке сразу привлекла как бы посторонняя тут стойка бара, на которую я и указал Пете.

– Гляди, как она одинока в этом пространстве. Мне жалко ее до слез.

– Мамуля, – сказал Петя, – ты здесь смотри, а мы – вон в том уголке…

Сбитая с толку сиянием сапфиров, изумрудов и прочих яхонтов, Оля проморгала незамысловатый маневр, и мы с Петей удалились в «уголок».

За стойкой не было ни души, но как только мы присели, возник джентльмен, встречавший нас у входа:

– Кабальерос! Что предпочитаете? – произнес он со всей любезностью, заложенной в слове «гентиль».

– Вискаря что ли трахнем? – спросил Петя.

И мы взяли по «виски деречо», то есть безо льда и содовой.

– Мало, гады, капают, – сказал Петя, превращаясь потихоньку в Педро. – А дерут небось три шкуры. Почем тут, интересно?

– Еще по рюмке, а потом выясним.

– Не знаю даже – стоит ли, – он поискал глазами Олю, но та была абсолютно занята выбором подарка…

– Ладно, только по одной. Ресторан впереди!

Мы выпили и попросили счет.

– Простите, кабальерос! – улыбнулся персонаж во фраке. – Дом угощает! Мы не хотим, чтобы вы скучали, пока сеньора выбирает украшения. Еще виски?

Это был удар точно «под дых», в солнечное сплетение. Петя открыл рот, но вздохнуть не мог.

– Погоди, – вымолвил он в конце-концов. – Это не шутка?

– Педро, – сказал я, – в таких магазинах не шутят.

– Минуточку! – Петя в мгновение ока возник рядом с Олей и горячо зашептал: «Мамочка, мамуленька, деточка моя, ты не торопись, выбирай внимательно, не жалей времени, а мы уж подождем тебя, посидим в уголочке, поскучаем».

Оля опять не заметила ничего преступного, и Петя, возвратившись, молодцевато оседлал мягкий табурет.

– Что тут самое дорогое?

– Думаю, французский коньяк, – предположил я. – Только стоит ли мешать?

– Однако когда угощают, – стоит! – веско заметил Петя.

Коньяк нас не особенно восхитил. Мы вернулись к виски «Джонни вокер», заказав сначала красную, потом черную и, наконец, голубую этикетки.

– В общем-то, один шиш, – сказал Петя. Он уже не оглядывался на Олю. Глаза его, немного расходящиеся по сторонам, тщетно пытались удержать одному ему ведомую очередность бутылок.

– Что у нас теперь идет? – спрашивал он поминутно. – «Чивас ригал», «Буканам», «Бифитер»? Или ореховый ликер?

Джентльмен во фраке проявлял к нам большой интерес.

– Кабальерос, откуда вы с визитом?

– Мы с визитом из России, – отвечали мы гордо. – Наливай!

Некоторое время он еще пытался продолжать этнографические исследования.

– У вас там круглый год зима? Очень холодно?

– Не то слово, – говорил Петя. – Полный отпад!

Джентльмен кое-чего не понимал, но в принципе ему было крайне любопытно почерпнуть новые сведения о великой стране бывшего социализма.

– Слушай, выпей с нами, – сказал я. – Тебе будет яснее. Иначе – потемки!

Мало помалу этот милый парень отбросил фрачный лоск и, как говорится, глушил напропалую. Выяснилось, что звать его Хесус, или, в просторечии, – Чучо.

– О’ кей! – восклицал он. – На очереди чинзано!

– Спокуха, Чучо! – возражал Петя. – Сейчас идет бренди «Дон Педро». И вообще, имей совесть, – наливай по-человечески!

– Как это? – живо заинтересовался Чучо.

– Да так это – лей в стакан до краю!

Чучо наливал, но еще пытался поддерживать осмысленную беседу.

– А как вам жилось при тоталитаризме?

– Жилось, – отвечал Петя сурово, с видом здорово настрадавшегося. – Русский народ все выдержит! Наливай!

Чучо, пожалуй, уже смекнул, что русский народ в нашем лице выдержит многое. Он даже пытался припрятывать некоторые заветные бутылки под стойку.

– Ты не прав, Чучито, – отечески наставлял Петя. – Угощаешь, так не жмись! Не то распну!

– Ребята, – всхлипнул Чучо. – Меня уволят.

Петя потрепал его по щеке:

– Эка невидаль! Усыновим!

Вообще-то время в гнезде своем имеет странные свойства. Оно явно относительно! То сжимается до неизмеримых величин, то растягивается беспредельно. В нашем случае оно, конечно, здорово ужалось. Глазом не успели моргнуть, как услыхали Олин голос:

– Петр, плати!

Петя, поперхнувшись красным вином «Христова кровь», кое-как сполз с табурета.

– Ке паса, ми амор? – удивился по-испански. – За что платить?

– Я выбрала гарнитур – кольцо и серьги.

– Ах, ми амор! – раскинул Петя руки. – Ты еще не знаешь – здесь все даром!

– Надо же, какая свинья, – тихо сказала Оля. – Плати, барбос.

– Все гратис! Даром! – упорствовал Петя. – Здесь угощают! Бери – и носи на здоровье.

– Ошизел! – прошипела Оля, мило улыбнувшись Чучо.

– Сеньора! – сказал он, падая головой на стойку бара. – Все гратис!

– Это сумасшедший дом! – говорила Оля, таща нас к выходу. – Не нужны мне никакие гарнитуры – только бы в полицию не угодить.

– Друзья! – кричал нам вслед Чучо. – Вернитесь – еще кое-чего осталось!

Столик мы купили за углом. Как только я увидел его, понял, что он создан для Оли. Он был каменный, но напоминал Пятое солнце. В глубинах ониксовой столешницы был целый мир. Там что-то поблескивало, перетекало, пульсировало, струилось и заворачивалось спиралью. Это было окаменевшее время.

– Оникс повышает сопротивляемость организма, – наукообразно заметил продавец.

– У моей мамули сопротивляемость – дай бог каждому, – брякнул Петя, но осекся, глянув на Олю.

Было очевидно, что столик тронул ее душу. Энергия оникса проникла до таких глубин, которых не смогли достичь рубины и бриллианты. Такое, поверьте, бывает в жизни.

– Я буду пить за ним свой утренний кофе, – сказала Оля.

– Мамуля, а мне разочек дашь попить? – подлизывался Петя.

– Барбосам место под столом, – заметила Оля беззлобно. – Неси аккуратненько!

Петя, подобно атланту, взвалил ониксовый стол на плечи. Оля страховала сбоку. А я шел позади, имея в виду подхватить в случае чего набравшегося атланта.

– Стол есть, – сказал он. – Пора и пожрать!

И в этом был, конечно, глубокий смысл.

Мне не хотелось, чтобы читатель думал, будто речь здесь идет о забулдыгах. Это не так. Как говорится, не генеральный момент во взаимоотношениях с действительностью. Но когда эта действительность, эта реальная жизнь чрезмерно отягощает, – хочется разделить ее тяготы хотя бы на троих. Случается! Простите – случается.

В ресторане «Мой старик» было чрезвычайно уютно. Что-то откуда-то свисало, где-то журчало, мягко освещало и даже порхало над нашими головами.

Первое, что нам подали, – это небольшие пуховые подушки.

– Чтобы отдыхали ваши уважаемые ноги, – сказал официант с полупоклоном.

Мы скинули сандалии и возложили ноги.

– Нет, братцы, моя голова уважаемей ног, – сказал Петя, пристраивая подушку на столе.

– Простите, это вы говорите на португальском? – спросил официант.

– Вообще-то на русском, – ответил Петя. – Только когда мы поддавши, он звучит, как португальский.

– Так вы русские? – приятно поразился официант. – А знаете, как меня зовут? Ленин Иван!

– Елки-палки! – Петя тяжело привстал и запел родной гимн, переходя время от времени на «проклятьем заклейменного».

И Оля неожиданно начала тоненько подпевать – «воспрянет дух людской!»

Ленин Иван выслушал с почтением.

– Я принесу вам лучшую еду полуострова Юкатан! – сказал он, смахивая счастливые слезы.

А Петя как-то выдохся, разом ослаб и задремал, устроив уважаемую свою голову на пуховой подушке.

– Ну вот – какое свинство! – сказала Оля, довольно, впрочем, дружелюбно. – Будите его, будите, а то храпеть начнет.